— Поворачивай! Мы возвращаемся. После чего быстро спустился по лестнице и зашагал по палубе в сторону дальней мачты. Я же с трудом расплела пальцы, повернулась к морю, оставив за спиной капитана, мачты, Даармархского. Впереди был только океан и раскинувшиеся крылья дракона. Небо и горизонт. Чувствуя, как корабль меняет курс, я отпустила огонь и приложила ладони к животу в надежде, что ничего не почувствую. Ничего, пожалуйста. Совсем ничего. И вздрогнула, когда изнутри ударило пульсацией пламени. Пламени маленького драконенка. ГЛАВА 5 Зингсприд, Аронгара Доброе утро — это когда ты впервые за последнее время чувствуешь себя по-настоящему выспавшейся. Такой, когда глаза открываются не с помощью распорочек, поддерживающих верхние веки, а сами собой. Широко-широко. И еще шире, когда ты понимаешь, что сзади к тебе прижимается гроутело со всеми гроувыпуклостями, одна из которых упирается тебе прямо в ягодицы. О-о-очешуеть! Я рывком высвободилась из объятий этого… и села на постели! В его спальне! Полностью обнаженная. И он тоже. Что касается его, он даже глаза не открыл, просто повернулся на спину, совершенно без зазрения драконьей совести демонстрируя все свои выпуклости. И-и-и… Я подхватила подушку и от души приложила вконец охамевшего драконорежиссера по голове. — Гроу! — Танни, — донеслось хриплое из-под подушки. — Ты просто сама нежность. Нежность? Нежность?! Да я тебе сейчас такую нежность покажу! — Ты что устроил?! — прорычала я, сдергивая подушку с дракономорды и замахиваясь повторно. — А я что-то устроил? — Подушку выдрали из моих рук и отправили на пол, сам режиссер приподнялся на локтях и весьма однозначно уставился на мою грудь. — Я! Ушла! Спать одна! — выдохнула, с силой выдергивая из-под этой беспринципной туши верхнюю простыню и заворачиваясь в нее. — Нет, ты ушла побыть одна, — хмыкнул Гроу. — Никто не обещал, что ты будешь одна спать. Ы? Ы. Ы! Все связно оформившиеся мысли исчезли из моей головы, особенно когда Гроу одним движением перетек ко мне. Клянусь, именно перетек — только что полусидел, расслабленный такой, и вот уже рядом, а я у него на коленях, спиной к нему. Окутанная его запахом (сигареты, кофе и присущая только ему дымная горчинка), который, между прочим, сводит меня с ума, так же как и его близость. — Пу-усти, — прошипела, дернувшись. — Не пущу. Для верности меня оплели руками и ногами, чтобы не вырвалась. Признаюсь честно, вырываться совсем не хотелось, зато хотелось настучать себе за это по голове. Вчера была Танни умная (целых десять минут), сейчас Танни классическая. — Ты что, не слышал, что я вчера сказала? — перестала трепыхаться: может, хоть так отпустит? Не отпустил. — Слышал. — Но не понял? — Понял. Однажды я тебя уже отпустил, Танни. Больше не отпущу. Не отпущу свою девочку. — От того, как прокатился по коже этот хриплый вкрадчивый голос, мозг помахал мне ручкой и собрал вещички, намереваясь оставить меня навсегда. Ну, не-е-ет. Это уже совершенно точно лишнее. — Я. Не. Твоя. Девочка, Гроу! — рванулась в тот момент, когда драконорежиссер утратил бдительность, и чудом не кувыркнулась лицом в пол. Не кувыркнулась все потому же, что Гроу меня перехватил за талию. Да чтоб его! Теперь уже я вырывалась осторожнее и сразу вскочила. От того, как остро отозвался этот разрыв после неожиданной, но такой желанной близости, захотелось ему как следует врезать. — Ты, дракон тебя задери, серьезно?! Мои слова для тебя вообще ноль?! — Нет. — Тогда что я делаю в твоей постели?! Теперь я почти орала, хотя прекрасно понимала, что злюсь больше на себя, чем на него. За то, что так отчаянно хочу сейчас в эту постель вернуться. Глубоко вздохнула и продолжила уже спокойнее: — Мне казалось, мы договорились. Я сказала «нет». — Я подожду, пока ты передумаешь, Зажигалка. Вот за это, за то, как это было сказано (несмотря на все, что было сказано до), захотелось сделать больно в ответ. — Паршеррд уже подождал, — сказала я. — Я не Паршеррд, Танни, — почти прорычал Гроу, глаза его полыхнули зеленью. Да надо же! Проняло! — А я не Ширил, Джерман! — Ширил я не предлагал жить вместе. — Очешуеть, какой ты благодетель! Гроу одним едва уловимым движением — тем самым, что оказался рядом со мной на постели, поднялся и шагнул ко мне. — Я не откажусь от тебя, Танни. Почему все не могло быть иначе? Почему мой отец не мог оказаться тем вальцгардом, почему во мне нет ни капелюшечки огня? Хотя бы самого крохотного, способного приблизить меня к нему. Хотя куда уж ближе: Гроу сейчас просто стоял рядом, а меня уже всю трясло. От желания податься вперед и забыть обо всем. Месяц, два, год — какая разница? Но разница все-таки была: с Лодингером у меня была глупая детская влюбленность в образ, которого никогда не существовало. Когда образ рассыпался пеплом, я собирала себя по кусочкам десять лет. Десять долгих лет, чтобы пропустить через себя этот идиотский опыт, выкинуть из головы то, чего никогда не было, чтобы отпустить прошлое.