— Ты очень хорошо сказал. Честно и смело. — Да, — подтверждает Таня. — Было очень круто! — Спасибо, — я немного смущаюсь. После такого комплимента сразу же слиться некрасиво, однако взгляд выхватывает в толпе Румянцеву, и я тут же догадываюсь, кто подогнал Гальскому фотки с издевательствами надо мной. Извиняюсь перед девчонками и бегу её догонять. Хватаю за локоть и немного оттаскиваю в сторону. — И чего ты этим добилась? — Фу, Святоша, убери от меня свои лапы, — делано морщится она, пытаясь освободиться. — Чего тебе от меня надо? — Деньги хочу отдать за речь и траты на кинопроизводство. — Я тебя не понимаю. Не пересчитывая, вытаскиваю пару тысячных купюр и кидаю ей под ноги. По ним, не заметив, тут же пробегает мелкий мальчишка. Одна из бумажек, подхваченная порывом воздуха, отлетает в сторону. Румянцева наклоняется, чтобы её поднять, а я ухожу. Забираю в раздевалке куртку и, не дожидаясь, пока отпустят, отправляюсь домой. На сегодня я и так достаточно засветился. * * * Вечером мама снова в унылом настроении. В следующую субботу у Мишки день рождения, она купила ему в подарок очередной свитер и переживает, подойдёт ли он по размеру. Заставляет меня мерить, но мне свитер заметно мал, и она начинает причитать, что Мишка несчастный, потому что не смог вырасти таким же крепким и здоровым, как я. Что ему хорошо бы пройти витаминный курс, а ещё лучше отправить его на море, но это стоит безумных денег, которых у нас нет. Закрываюсь в ванной и, пустив струю воды в раковину, сижу, глядя, как она течёт. Я готов отдать всё, что у меня есть, лишь бы это прекратилось. Я бы очень хотел, чтобы мама была счастлива, и её жизнь, наконец, наполнилась каким-то созидательным смыслом. Чтобы она думала будущем, строила планы и радовалась. — Не лей много воды, — кричит она. — Ты же знаешь, что тарифы поднялись. Страшно подумать, сколько они нам в этом месяце насчитают. В конце концов, Мишка ещё совсем молодой и не инвалид. Посидит немного в своём рехабе, оклемается и заживёт нормально. Люди и после тюрьмы восстанавливаются, находят работу, заводят семью. Мне хочется их обоих встряхнуть и сказать, что вот Макаров хотел жить, но не может, а они могут, но не хотят. Однако ничем хорошим это не закончится. Глава 30. Нелли Будильник надрывается пронзительной трелью, ему аккомпанируют заунывный дождь и завывания ветра в открытой форточке. Сразу вылезать из теплой постели отказываюсь: бунтую, торгуюсь с собой и наконец принимаю неизбежное: понедельник, осень, семь утра. Мама тихонько стучится в дверь и, опасаясь разбудить Бореньку, заглядывает в проем: — Неля, завтрак готов. Оладьи с кленовым сиропом и чай с шиповником, как ты любишь. Ценю маму за умение создать нужную атмосферу: вернуть меня к жизни в такое гнилое утро могут только хрустящие блинчики в сиропе и кипяток с ароматом лета. Превозмогая дрожь, поднимаюсь и шаркаю в ванную, прихожу в себя под теплыми струями воды и долго разглядываю свою физиономию в незапотевшем островке зеркала. Так себе... До красы и гордости школы не дотягиваю, а Оле Румянцевой вообще уступаю по всем статьям. Сегодня Глебу предстоит ответственное мероприятие, а меня ждет репетиция танца в паре с Артемом, но свои проблемы волнуют гораздо меньше, чем возможные неприятности далекого друга. Приканчиваю блинчики, допиваю чай, облизываю пальцы и, незаметно вытерев их о футболку, оживляю мирно спавший на столешнице телефон: «Желаю удачи! Я с тобой». В кои-то веки у мамы в салоне нет утренней записи, она не спешит, и я увязываюсь за ней — мой зонт остался в тепле и уюте шкафа, а дождь разошелся до ливня. Пристраиваюсь под мамин, поднимаю жесткий воротник и, вцепившись в лямки рюкзака, затягиваю шарманку: — Ма-а-ам... — Снова вызывают к директору? — не на шутку пугается она, но я мотаю головой. — Нет! Я хотела спросить о другом. Вот смотри: допустим, есть парень... — У тебя появился парень? От приправленной дурацким сном мысли, что Глеб мог бы быть моим парнем, екает в груди, щеки вспыхивают, но я неловко перепрыгиваю лужу и злюсь: — Да не у меня! Точнее, не парень... Блин. Сделаем вид, что я этого не говорила. Мама едва сдерживает торжествующую улыбочку, а я злюсь еще сильнее и рычу: — Ладно! Чисто ги-по-те-ти-чес-ки! Как распознать, относится ли парень к девушке как к другу, или с его стороны нечто большее? — Очень просто. Попробуй вызвать у него ревность! — огорошивает мама, и мне становится дурно. Она целует меня в лоб и, оставив теплую рукоятку зонта в моей руке, вбегает на заднюю площадку гостеприимно распахнувшего двери автобуса. — Удачного дня! Напиши, что приготовить на ужин! — Я задержусь. У меня репетиция! Олимпиады по физике... Разворачиваюсь и бреду по разбитому тротуару к школе, от низких туч и тяжелых раздумий болит голова. — Какая еще ревность? Это работает вовсе не так!.. Конечно же, мама неправа, у нее весь мир вращается вокруг любви, будто ничего другого не существует в природе. Но от ее предложения на лице расползается глупая улыбка. Я бы многое отдала, чтобы посмотреть, как Глеб ревнует, только вот с его стороны не было и намека на недовольство, когда я говорила про Артема. Так, праздное любопытство. Вывод напрашивается сам собой, и он неутешительный. Мы просто друзья. Пора успокоиться. Точка. Прихожу в школу одной из первых, вместе с техничкой заваливаюсь в пустой сумрачный класс, по доброте душевной помогаю ей проветрить помещение, протереть доску и расставить стулья. Занимаю свой, на отшибе, и долго всматриваюсь в осень за окном. Интересно, в Москве тоже ливень? До столицы всего ночь на поезде, однако погода в моем городе иногда кардинально отличается от столичной: когда там валит снег, здесь сияет солнце, когда нас одолевает дождь, там стоит жара. Если прогнозы все же совпали, надеюсь, что Глеб взял зонт. Постепенно в класс сползаются сонные соученики, почти все со мной здороваются. Прогресс налицо: в прошлом мае о такой чести я не могла даже помыслить. Висит гробовая тишина, разбавляемая гудением люминесцентных ламп и глубокими тяжкими вздохами — пасмурное утро не располагает к бодрости и пустому трепу. Подавляю зевоту, прикрываю глаза, но цоканье каблуков Миланы заставляет мгновенно проснуться: ее я узнаю даже по звуку шагов. Как ни странно, звезда молча плюхается за свою парту и, отрешившись от мира, углубляется в телефон. Только явление Артема отвлекает ее от переписки: тот без стеснения машет мне и подмигивает: — Нелли, не забыла? После шестого урока, только ты и я... Прищурившись, Милана наблюдает за нашим приветствием, вишневые губы кривятся — не иначе как от выступившего яда. Пожимаю плечами, елейно улыбаюсь, а Артему отвечаю: — Обижаешь! Только об этом и думаю! * * * Время занятий тянется, как вязкий кисель. По совету Миланы я весь день начеку: ожидаю неприятностей, но их чудесным образом не случается — на переменах звезда и ее верные фрейлины разглядывают косметический каталог, в столовую не идут вообще, зато Клименко берет в буфете томатный сок, бежит через весь зал и устраивается рядом. — Ну как, готова? — Медовые глаза лучатся оптимизмом и неприкрытым интересом. — Сегодня в нашем распоряжении малый зал. Елена занята, ключи у меня. Отработаем движения. Он крутит на пальце связку с номерком кабинета, похабно скалится, но невинно хлопает медовыми глазами. По спине ползут мурашки: он как кленовый сироп. Сладкий, липкий, и, кажется, я его переела... Жадно глотаю минералку, давлюсь и хриплю: