— Ничуть. Главное — не с голым задом на мороз и финские ДОТы. Раз уж у советских командармов мужества не хватает ЦК партии возражать… — Я вас предупредил. Надеюсь — сработаемся, — прекратил Рокоссовский нашу с ним шуточную пикировку и дальше разговор пошёл уже о конкретных делах в округе. Командарм выспрашивал меня обо всём моём хозяйстве, в основном о людях, с которыми я, к своему стыду, даже не успел толком познакомиться, за что и получил от нового командующего заслуженное замечание. А ещё Константина Константиновича очень интересовало моё общее впечатление от 19-го СК. Конечно, учений корпуса я не видел толком, как войска действуют не знаю, но командарм спрашивал вовсе не об этом. Порой он вникал в такие подробности, что я только диву давался. Как строем ходят, какие песни поют, есть ли в полках и дивизиях оркестры. Как командиры службу несут, не бывало ли «гвардейских загулов» среди них, всё-таки старая столица со своими традициями и обычаями. Беседуя так, мы добрались до ждавшего только нас эшелона, который был отправлен сразу же, как только мы вошли в вагон. Там Рокоссовский представил меня своему штабу, в первую очередь его начальнику, комкору Колпакчи. Причём, рокировку инженерно-технических отделов со штабом Мерецкова он объяснил очень корректно, сказав, что я лучше знаком с ленинградской промышленностью, с которой инженерно-технической службе придётся взаимодействовать, а дивинженер Сухотин, его «родной», со своим отделом имеет богатый опыт Маньчжурской кампании по организации технического обеспечения в условиях труднодоступной местности, на которой предстоит действовать нашим войскам в Карелии. В общем, сделал всё, чтобы обошлось без обид. Эпизод 10 Октябрь и первая половина ноября 1939 года слились для меня в одну нескончаемую череду забот. Уже на третий день после прибытия Рокоссовского в Ленинград, Мерецков, сдав дела, убыл со штабом, теперь уже Карельского фронта, в Петрозаводск. Ему не позавидуешь. Хоть и, чисто территориально, район ответственности значительно сократился, но хозяйство росло как на дрожжах и требовало себе прочной опоры, а в Карелии крупных гарнизонов отродясь не было. Чего стоит только постройка в октябрьскую распутицу железки в обход Ладоги с севера, чтобы стягиваемую к границе группировку можно было хотя бы кормить! У нас под Ленинградом легче, но не намного. По новому плану, объявленному нам сразу после официального преобразования штабов во фронтовые, на Финляндию нацеливались два флота, Северный и Балтийский, плюс выделенная частью из него, частью из Днепровской, Ладожская военная флотилия, главными ударными силами которой стали два новейших монитора типа «Лазо», не попавшие на Дальний Восток из-за потепления советско-японских отношений. На сухом пути, объединяемые штабом Северного направления, которое возглавил маршал Будённый, разворачивались три фронта, два из которых, Ленинградский под командованием Рокоссовского и Карельский под командованием Мерецкова, имели по две армии, а Заполярный, который возглавил Конев, армию и отдельный корпус. Кроме того, в состав сил Северного направления были включена отдельная 1-я Танковая армия Болдина, сформированная из танковых корпусов «первого поколения», с номерами, соответственно, с первого по третий, в то время как 4-й ТК сосредотачивался на иранской границе, а мой родной 5-й и 6-й, оставались в Белоруссии и на Украине. 1-я ТА, имевшая в своём составе почти 2800 танков и САУ, не считая бронеавтомобилей и плавающих гусеничных БТР разведки, назначалась для развития успеха десанта в район финской столицы, который совместно должны были осуществить 1-й ВДК и корпус морской пехоты, имевшие по пять бригад каждый. Чтобы перевезти морем такую прорву техники, ВМФ сосредоточил все наличные десантные средства европейских флотов и провёл мобилизацию морских и речных торговых судов, отчего ко второй половине ноября Нева была буквально забита разнообразными баржами, пароходами и буксирами. Всего для действий против Финляндии СССР сосредотачивал в первой линии более полутора миллионов бойцов. Это количество лимитировалось наличными запасами зимней экипировки, накопленными к 1938 году из расчёта на армию мирного времени. После начала мобилизации, ещё той, что проводилась против японцев, НКО стало не до полушубков и валенок, гимнастёрками и шинелями развёрнутые силы бы обеспечить. Сейчас же наркомат лёгкой промышленности Исидора Любимова выполнял срочный заказ на ушанки для замены суконных шлемов, рукавицы и ватную одежду. Дошло до того, что «раскулачили» даже НКВД на чёрные «зековские» бушлаты для танкистов, артиллеристов и тыловых служб, для носки под комбезами и шинелями. Однако, первой линией наша группировка не ограничивалась, поскольку в тылах Северного направления по большой дуге Великий Новгород — Архангельск на зимних квартирах в резерве встали ещё шесть отдельных корпусов, которым тёплой одежды не хватило. На наш, Ленинградский фронт, оперирующий на Карперешейке, первые эшелоны с войсками стали прибывать на четвёртый день после образования фронта. Сперва тыловые и сапёрные подразделения для подготовки пунктов временной дислокации, чтоб не выбрасывать бойцов в лес в осеннее беспогодье, а потом, со второй половины октября, и боевые части. Уступив место 10-й армии, из Прибалтики вернулись 23-й и 27-й стрелковые корпуса, вошедшие, наряду с прикрывавшим развёртывание наших сил 19-м корпусом, в состав 7-й армии. Вдобавок к ней из Белоруссии в распоряжение Рокоссовского прибывала заслуженная 8-я армия, командование над которой принял Потапов. Обеспокоившись судьбой Жукова, о котором почему-то предпочитали не говорить, я окольными путями через особистов выяснил, что это именно ему я отчасти обязан «шмоном» на Белорусском вокзале. Командарм погорел, когда вскрылась отправка в Минск целого вагона со всевозможным хламом, сервизами, коврами, картинами, добытыми в панских усадьбах Польши. О чём он думал, имея всего лишь двухкомнатную квартиру в городе — непонятно. Когда к нему на адрес на армейских грузовиках привезли всё перечисленное, которое, конечно же, просто некуда было пихать, соседи и просто люди, проходившие в это время по улице не могли не удивиться и не просигнализировать «куда следует». Георгия Константиновича не посадили, не выгнали из армии, но понизили в звании и тихо отправили командовать дивизией на афганской границе, поскольку он только что был прославлен, как герой войны, награждён и обласкан. Объявить, что он оказался мародёром — значило нанести непоправимый ущерб положительному образу РККА, да и СССР в целом. В качестве усиления нашему фронту передавались четыре из шести тяжёлых танковых бригад прорыва, шестьсот КВ и львиная доля артиллерии РГК большой мощности, то есть калибром до 203 миллиметров, семьсот двадцать орудий Б-4 и Бр-21 в составе двенадцати бригад по шестьдесят орудий в каждой. Что касается артиллерии РГК особой мощности, то мортирные дивизионы, имевшие 48 Бр-5, 18 280-мм орудий Шнейдера, 24 бывших польских Шкод калибром 220 мм, перебросили к нам до конца октября. А 36 305-мм гаубиц образца 15-го года, после того, как завод «Баррикады» сделал для них новые основания на гусеничном ходу, стали разгружаться только после 15-го ноября. Мы тоже в этом смысле не сидели сложа руки. КБ Кировского завода и завода «Большевик», отбросив на время все прочие проблемы, срочно занялись лафетами для «наследия царизма». Так как времени было в обрез и ошибки абсолютно недопустимы, то на весе систем не экономили, рассчитывая с большим запасом, на материалах тоже, пустив на новые станки заготовленные для намеченных к постройке дизель-электрических ледоколов плиты обшивки до пяти сантиметров толщиной. В результате, общими усилиями, в начале ноября заводы стали сдавать орудия, расчёты для которых формировали за счёт «пассивных стратегических направлений», в основном, КОВО. 280-мм гаубицы боевым весом в 60 тонн, полученные из 20-калиберных 11-дюймовок, разбиравшиеся на походе на две 35-тонные повозки, ствольную и сам лафет, ставили в строй сразу же, так как в октябре с полигонного станка успели одну такую пушку отстрелять на всех углах возвышения вплоть до 60 градусов и составить уточнённые таблицы стрельбы. А две 343-мм, вес которых в боевом положении составил 225 тонн, да ещё две 305-мм 35-калиберные пушки стоявшие в былое время на броненосце «Александр II», которые в торжественной обстановке сдали к 7-му ноября, сразу же отправились на Ржевку для подбора зарядов из советских порохов с повышающими ресурс добавками и уточнения характеристик. 13,5-дюймовка на оптимальном угле возвышения забросила 600-килограммовый, переснаряжённый тротилом чугунный фугас на 28 километров, что было весьма и весьма неплохо. Но важнее то, что огонь можно было вести и под углом до 60 градусов уменьшенными зарядами по-гаубичному, подтаскивая орудия поближе к цели, что благотворно отражалось на точности и экономии боеприпасов. Всего фронт получил 36 11-дюймовок, две 12-ти и две 13,5-дюймовки на гусеничных лафетах однотипной конструкции с использованием элементов ходовой части, траков, катков, ленивцев, тяжёлых танков и карьерных тракторов, которые хоть и проектировались «по типу Б-4», но имели, из-за цапфенной конструкции стволов, горизонтальную наводку в пределах 5–7 градусов в зависимости от калибра, путём смещения по боевой оси, а не поворотом верхнего станка. Таким образом, к двадцатым числам ноября, у нас было 162 орудия особой мощности, да ещё около трёх десятков ГАУ пообещало подбросить в начале декабря из тех, что по нашим чертежам переделывала промышленность Юга из стволов, взятых из Севастополя и прочих старых крепостей. Дело с лафетами наглядно показало разницу между СССР после индустиализации и царской Россией. То, что мы сделали за полтора месяца, в прежние времена могло растянуться на годы. А сейчас, видя как идут дела, я совершенно не волновался по поводу сталинского условия. Даже подгонять никого не пришлось. Точно так же споро продвигалось бронирование тракторов-путепрокладчиков, и не импровизированное, а вполне себе серийное, из сортов брони толщиной 15–38 миллиметров, предназначенной изначально для артустановок ВМФ и кораблей. Сложности были с более высокотехнологичными механизмами, такими, как бульдозерные отвалы с гидроприводом, навешиваемые на танки. Кировский завод, единственный в регионе и крупнейший в стране производитель подобных механизмов, мог выпускать их десятками, но отнюдь не сотнями и не тысячами, как нам бы того хотелось. В итоге, в лучшем случае, мы могли дать от одного до трёх устройств на танковый батальон, что было, конечно же лучше, чем ничего, но сильно меньше, чем надо. Зато с эрзац-мостоукладчиками дело шло как надо. 132 Т-28, бывшие прежде в танковой бригаде 19-го СК туда больше не вернулись. На заводе имени Ворошилова им всем заменили подвеску на торсионную от КВ, поменяли гусеницы и ведущие колёса, дополнительно экранировали борта в районе ходовой части и приварили спереди и сзади стойки, на которых в походном положении лежали мосты, поставляемые судостроителями. Мостоукладчик лишился способности вести огонь вперёд и назад в секторе 30–15 градусов, но в прочем оставался полноценным танком. Что касается самого моста, то его сделали колейным трёхсекционным из двух концевых частей по 4 метра и основной в восемь метров. В походном положении центральная часть лежала над башней на стойках, сединённых направляющими на высоте, обеспечивающей посадку и высадку экипажа. Концевые части, оборудованные в местах сочленений съёмными дополнительными опорами, свободно свисали спереди и сзади. В таком положении огонь можно было вести только в сторону флангов, да и на местности мехводу надо было быть очень осторожным, чтобы не перевернуть машину с поднятым наверх тяжеленным грузом. Зато для установки не требовалось никаких мехнизмов, кроме обычного фрикционного тормоза. Выбрав место, мехвод освобождал стопоры передних стоек и они просаживались так, что концы моста врезались перед танком в грунт. После этого машина подавалась вперёд, давя на колеи и стаскивая с себя всю мостовую конструкцию. Для страховки на конечном этапе, мост удерживался тросом, намотанным на тормозной барабан на корме машины. Таким образом Т-28 мог установить 16-метровый мост на препятствие, перекрыв, например, 14-метровую речку, или устроив пологий 12-метровый съезд с финского контрэскарпа без выхода наружу экипажа. Правда, чтобы снять его с любой стороны требовалось уже две машины, одна из которых на тросе затаскивала всю конструкцию на другую. Мостоукладчики распределили по шесть в каждый из участвующих в операции СК, а тяжёлые танковые бригады прорыва получили по паре машин каждая. Во всей этой суете мне приходилось больше заниматься не техникой, а людьми. Ведь эти срочные армейские заказы ломали плановый производственный процесс, не давали выпускать освоенную серийную продукцию, чем, зачастую, лишали рабочих части заработка. Как начальник ИТС Ленфронта, вдобавок неформальный лидер «рабочей оппозиции», я разъезжал по заводам, на митингах призывая людей пожертвовать личным ради страны, приводя в пример Минина, убеждал, что не устранив финскую опасность, каждый ленинградец подвергает себя риску нападения империалистических держав со стороны близкой северной границы. Судя по отчётам областного комитета партии, которые высылались ЧВС Северного направления Жданову и ЧВС Ленфронта Мазепову, моя разъяснительная деятельность была успешной, поскольку недовольных складывающейся ситуацией было мизерное количество и они избегали демонстрировать своё недовольство открыто. Зато поддержка действий правительства СССР в отношении Финляндии, которое после отклонения ультиматума заявило, что согласиться на него пока ещё не поздно, после чего свело дипломатические контакты к минимуму, была на высоком уровне. НКИД, казалось вовсе не интересовался «финским вопросом», передоверив его полностью НКО. СССР не отвечал на ноты протеста в связи с полётами наших разведчиков над сопредельной территорией, формируя, без особой секретности, фактически демонстративно, три фронта, обосновывая это тем, что на той стороне границы частичная мобилизация была проведена ещё весной, когда на нас напала и Польша, а сейчас, осенью, и вовсе поставлены под ружьё все, кто может его в руках удержать. Причём, страна Суоми открыла двери всевозможным добровольцам, в основном шведам, которые открыто формировали свой отдельный корпус. Равно как и вооружалась, закупая в счёт предоставленных США и странами Антанты кредитов, артиллерию, танки и боевые самолёты. Терять нам было уже нечего, отношения с «атлантистами» были испорчены ещё в начале Польской войны, Штаты даже объявили нам тогда «моральное эмбарго», что ещё больше сблизило нас с японцами. А Германия демонстрировала нейтралитет, занятая собственными крупными проблемами. В середине октября, видимо, убедившись, что я достаточно «увяз» в делах по подготовке к войне, меня вызвал на личную политбеседу член Военного совета Северного направления Жданов, сохранивший за собой пост председателя Леноблисполкома. Речь на политинформации зашла о делах внутри страны, по большей части, о «Польском вопросе», о котором я, как и большинство рядовых коммунистов СССР, имел весьма смутное представление, опирающееся на газетные баталии сразу пяти компартий. После разгрома панской Польши на её территории вышли из подполья сразу три партии, собственно КПП, западнобелорусская КПЗБ и западноукраинская КПЗУ. Кроме них, уже на нашей довоенной территории, уже существовали КП(б)У и КП(б)Б. И все они не могли сойтись во взглядах на будущее устройство бывших польских территорий и собственные перспективы. Во-первых, КПП боролась за то, чтобы присоединить к себе КПЗБ и КПЗУ, мотивируя это тем, что на будущих выборах, если они будут проводиться сразу на всей освобождённой от буржуев территории, объединённая компартия получит абсолютное большинство просто по национальному признаку, так как бывшие угнетённые народы «за русских». Это был аргумент, но не железный, так как СССР принял ряд мер, чтобы на выборах так или иначе победили коммунисты. В первую очередь, он придержал два миллиона пленных, заявив, что они отправятся домой не раньше, чем возместят весь ущерб от войны, а переговоры о досрочном освобождении мы готовы вести только с коммунистическим правительством. Так, мы исключили из процесса голосования настроенных против нас вояк и даже создали предпосылки для поддержки нас их родственниками. И это работало. Программа по обмену населением между бывшими польскими территориями на советско-германской границе ещё действовала. Поток родственников тех, кто попал к нам в плен, не иссякал. В то же время, буржуазия, духовенство, все, кто были нежелательны в коммунистической Польше, разными путями выдавливались, но в основном, уезжали добровольно на запад. Опасения КПП на этом фоне выглядели преувеличенными. В свою очередь, КПЗБ и КПЗУ, натерпевшись, не хотели ничего общего иметь с поляками, даже коммунистами. У них было своё видение будущего. КПЗУ ставило своей целью слияние с КП(б)У, чтобы таким путём втащить Западную Украину в СССР, минуя стадию «особой республики», путём присоединения «районов» сразу к УССР. КП(б)У это стремление разделяла и полностью поддерживала. Но, вот беда, такая позиция шла в разрез с конституцией 1936 года. Севернее, в Белоруссии, кипели свои страсти. Перед БССР отчётливо стала перспектива, подобно казахам, которые побыли в ранге союзной республики чуть больше года, превратиться, согласно той же конституции, в автономную республику. Перспектива, после отставки правительств в Литве и Латвии, победы там коммунистов на выборах и вступление прибалтийских стран в Союз в ранге Особых республик, вкупе с такими же процессами в Западной Белоруссии, лишало БССР внешних границ, а морских, она не имела. Поэтому верхушка КП(б)Б всем силами стремилась подмять под себя КПЗБ, чтобы не допустить сокращения партаппарата в Минске. Ну и что, что две Белоруссии, Советская и Западная, пусть на две республики, автономную и особую, будет одна компартия со всеми тёплыми местами в ней! КПЗБ же сопротивлялась, не желая терять самостоятельность. Вся эта подковёрная возня на важнейшем Западном направлении отнимала всё внимание ЦК ВКП(б) и мне стало, отчасти, понятно поверхностное отношение там к финскому вопросу. Товарищам в ЦК было попросту не до него! В ходе этой беседы, хотя Жданов и произносил нечто иное, ко мне пришло понимание. Меня выдернули из Белоруссии и отправили на Север вовсе не за мои подвиги! Это было сделано только для того, чтобы я, как лидер «рабочей оппозиции», от которого можно ждать любых непредсказуемых вывертов, не вносил хаос в и так непростую ситуацию. Но, поскольку здесь я тоже умудрился устроить бучу, Сталин просто загрузил меня выше крыши делом, предоставив свободу совершать «по моему». Вот почему на совещании в Москве смотрели сквозь пальцы, когда я без зазрения совести лез на чужую поляну! Воюй, товарищ Любимов, как хочешь, только нам не мешай! А то, что мы что-то в финском вопросе в самом начале упустили — извини. В конце концов, тебе же дали по первому требованию свободу повернуть дело так, как ты считаешь нужным. Вот и занимайся. Направили энергию, так сказать, в позитивное русло. Эпизод 11 Двадцатого ноября дневная температура впервые упала ниже ноля, землю подморозило, а небо расчистилось от надоевших дождливых туч. С этого момента отсчёт до начала боевых действий на Северном направлении пошёл на часы и отмашку на них давал нам не Главком, а её величество Погода. В тот же вечер Балтфлот в составе трёх линкоров, флагманского «Кадиса», «Марата» и «Октябрьской революции», семи крейсеров, «Киров» и «Максим Горький» проектов 26 и 26-бис, «Червона Украина» и «Красный Крым», «Малага» и «Пальма-де-Майорка», бывших «Альфонсо» и «Сервантес», переименованных в честь баз Советского Республиканского флота, «Долорес Ибаррури», бывшего «Мендес Нуньес», пяти дивизионов эсминцев и множества более мелких кораблей и катеров, вышел в море, сопровождая погруженную на БДБ первую волну десанта. Как и прежде, когда Балтфлот выходил из базы в полном составе для отработки действий в походном строю, пока ещё вероятный противник отреагировал стандартно — привёл свои силы в полную боевую готовность и вывел личный состав из казарм на позиции. Четыре раза тревога оказывалась ложной и после возвращения кораблей отменялась, но сейчас началась настоящая война, причём, даже раньше, чем ожидали. В три часа ночи, когда до рассвета было ещё очень далеко, «пернатый дивизион», сторжевики-пятисоттонники названные именами птиц, утопили с помощью РБУ «Гирлянда» неизвестную подлодку, попытавшуюся приблизиться к конвою. С учётом того, что флоты Эстонии и Латвии были полностью под нашим контролем и отстаивались в базах, субмарина могла быть только финской и, с гораздо меньшей вероятностью, шведской. Впрочем, из подводного положения подать сигнал о нападении на неё, она всё равно не могла. Примерно в это же время выброшенные вперёд торпедные катера спустили на воду надувные моторные лодки и четыре роты боевых пловцов, сформированные в ВМФ СССР после трагедии с крейсером «Красный Кавказ», устремились к своим целям. Да, наши «люди-лягушки» готовились как контрдиверсанты, но сейчас им предстояло выступать в прямо противоположной ипостаси. Береговая оборона финнов была построена в расчёте на противодействие кораблям и десантным судам, но никак не тем, кто загодя затопив лодки, добирается до берега в ледяной воде вплавь. По морю шарили прожектора, туда же были устремлены взоры часовых, дежурных пулемётных расчётов, наблюдателей в ДОТах противодесантной обороны, а тем временем из волн на берег со стороны материка тихо выходили «тридцать три богатыря». Роты Балтийского и Северного флотов высаживались на острова Мякилотто и Изосаари, где были расположены башенные батареи 12-ти дюймовых орудий и с первыми лучами солнца, где пройдя незамеченными, где ликвидировав помехи из бесшумного оружия, подорвали стволы специально сконструированными для этой цели кольцевыми кумулятивными зарядами. Это послужило общим сигналом для штурма батарей 10-ти и 6-ти дюймовок, установленных в орудийных двориках. Их нельзя было заранее подготовить к взрыву из-за находившихся тут же расчётов, но сути дела это не меняло. Подобравшиеся с тыла на бросок гранаты штурмовые группы сделали своё дело практически моментально, после чего, заблокировав выходы с нижних уровней, вступили в бой с пехотным прикрытием, перемещаясь по островам и уничтожая по пути командные пункты и зенитные позиции. Сопротивление с самого начала было малоосмысленным, поскольку силы штурмующей и обороняющейся пехоты были примерно сопоставимыми, но последние, не понимая обстановки, бросали в бой, снимая с берегового фронта, ДОТы которого всё равно имели лишь ориентированные на атаку с моря, а не с тыла амбразуры, отдельные взводы, вооружённые только винтовками Мосина. Диверсанты, имевшие поголовно ППШ, хороший запас гранат и подрывных зарядов, разделывались с ними и расчётами зенитных орудий походя, уничтожая по очереди, пока не взяли острова полностью под свой контроль. Подобным же образом действовали черноморцы и тихоокеанцы, разбившиеся повзводно и атаковавшие прочие изолированные гарнизоны небольших островов на подходе к Хельсинки. В результате их действий уже в первый час войны основные огневые средства, восемь 12-ти дюймовых и шестнадцать 10-ти дюймовых пушек были выведены из строя и в береговой обороне финской столицы пробита зияющая брешь в которую нацелился подходящий с юго-востока десантный флот. Небо, между тем, загудело от множества советских самолётов. Здесь, на микроскопическом пятачке, Кузнецов задействовал всю ударную, большую часть истребительной и половину разведывательной авиации советского ВМФ, стянув силы со всех четырёх флотов. На первом этапе главной точкой приложения усилий стал Свеаборг, подвергнутый массированной бомбардировке, загнавшей гарнизон в бомбоубежища. Зенитные батареи крепости, близлежащих островов и самой финской столицы, намеренно спровоцированные и обнаружившие себя, советские пикировщики уничтожали в первую очередь. Собственно, именно эти цели были в этот момент приоритетными, поскольку батальон 1-й ВДБр уже находился на подлёте. Это тоже был сюрприз для обороняющихся. Единственный, всё ещё числящийся экспериментальным, полк, оснащённый камовскими вертушками, высадил десантников прямо внутрь цитадели и бастионов старой крепости, штурм которой с берега мог стоить морпехам большой крови. В результате, уничтожив наблюдателей и дежурные средства, ВДВ-шники легко заблокировали гарнизон в убежищах и финнам, в конечном итоге, не оставалось никаких перспектив, кроме сдачи в плен. Это была единственная услуга, оказанная армией морякам, во всём остальном они справлялись самостоятельно. Противник, имея после разгрома береговой лишь полевую артиллерию и миномёты, всё ещё мог оказывать действенное сопротивление. Его общие силы в районе Хельсинки насчитывали две пехотные дивизии, пусть и не самого лучшего состава и вооружённые по остаточному принципу, поскольку лучшие части были стянуты на Карперешеек. Однако, советская морская пехота действовала стремительно. Мелкосидящие БДБ, вооружённые десятками направляющих тяжёлых РС, несущих 100-килограммовые боеголовки, подойдя прямо по минным полям на две — две с половиной мили, вычистили берег в намеченных местах высадки от заграждений и, во многом, от защитников, после чего туда стремительно вылетели полсотни СВП, не только военных, но и мобилизованных гражданских, стянутых из тундровых районов СССР. Ковры-самолёты Левкова, фактически паромы, не имевшие закрытых трюмов, стартовали с эстонского и берега и пересекли Финский залив со скоростью свыше 50 узлов. Каждый из них нёс на себе не меньше взвода, а одна треть — усиленную роту морпехов или один танк, два новейших, грузоподъёмностью 28 тонн, высадили по одному огнемётному Т-126. Бой у уреза воды на побережье западнее и восточнее города был финнами проигран. Чуть менее удачно для советских моряков прошёл штурм и высадка непосредственно в торговом порту. Для этой операции были привлечены один из дивизионов БКА Днепровской флотилии, уже взаимодействовавший с морпехами в Польской кампании. Бронекатера «лёгкого типа», вооружённые одной «стандартной» танковой башней и двумя башнями с ККП Дегтярёва, ворвались в акваторию порта, чтобы подавить огневые точки и расчистить путь МО-шкам с группами разведчиков для захвата причалов. Зенитки, как среднекалиберные, так и автоматические, были к этому времени в большинстве своём выбиты, пулемёты пехоты опасности не представляли, наоборот, являлись «законной добычей», а вот сторожевые катера в порту, прятавшиеся от авиаударов вблизи пароходов нейтральных стран, представляли реальную опасность и были серьёзным противником. Эти небольшие 30-тонные деревянные кораблики несли два-три 20-миллиметровых зенитных автомата, шустро маневрировали и вполне могли концентрированным огнём изрешетить отдельный БКА. Тут уж всё решали мастерство, умение предугадать маневры и засады противника, навыки ориентирования в незнакомой обстановке. За финнов было ещё и знание местности. Вряд ли можно сказать, что удача здесь сопутствовала нашим катерникам, большая часть БКА которых получила тяжёлые повреждения, но победу, утопив канлодку, бывший царский минный крейсер, четыре сторожевых и все семь торпедных катеров флота противника, они всё-таки себе вырвали, когда эшелон десанта уже входил в порт. МО-шкам разведчиков пришлось давить и разгонять высыпавшую на причалы финскую пехоту самостоятельно, что тоже привело к потерям как среди десантников, так и среди экипажей катеров. Тем не менее и здесь плацдарм был захвачен. В общем сражении возникла короткая передышка. Советские десантные боты и БДБ первого эшелона, несущие только усиленную полковыми, противотанковыми пушками и миномётами пехоту, вслед за ракетными баржами подходили к берегу, чтобы закрепить и развить успех передовых отрядов. Две бригады КМП нацелились западнее, две восточнее города, а Потийская, помнившая Кадис, двинулась прямо в порт. Баржи с танками и самоходками, осадка которых достигала по корме превосходила один метр, держались в арьегарде, поскольку вероятность их подрыва на полях мин типа «Р» была довольно велика и без острой необходимости рисковать не следовало. Лучше чуть-чуть подождать, пока тральщики сделают своё дело. Высшее финское сухопутное командование в этот момент в полной мере продемонстрировало свои недостатки. Не приходилось ещё финнам воевать в составе дивизий, корпусов и армий, опыта взять было неоткуда. Да, положение обороняющихся сейчас было исключительно тяжёлым, береговой фронт прорван, авиация ходит по головам, а в тылу, перехватывая все пути к столице, высаживается целый воздушно-десантный корпус. Но они ещё могли, оставив в самом Хельсинки сильный гарнизон, отойти от береговой черты, чтобы сконцентрировать свои силы и, пережив короткий ноябрьский день, под покровом темноты попытаться контратаковать одним мощным кулаком и вернуть свои позиции. Увы, это требовало военачальников и войск совершенно иного уровня подготовки. На деле же противодействие вылилось в реагирование на угрозы высылкой небольших подразделений, силой до батальона, для контратак. Если против десантников, высаживавшихся с помощью планеров-автожиров, кое-где это могло сработать в самый первый момент, то против морпехов, опирающихся на мощную артиллерийскую и авиаподдержку флота, было просто бесполезно. Впрочем, когда финны добрались пешком, да стараясь не поставляться нашим лётчикам, до частей советских ВДБр, те уже, в основном, успели организоваться после высадки и встретили контратаки как надо — огнём. А потом и сами перешли в наступление. На этом фоне финские ВМС показали себя много лучше, продемонстрировав стратегическое мышление. Много ли припасов может взять с собой десант на боты и баржи? На один-два дня боёв и только. Чтобы снабжать войска на вражеском берегу нужен действующий порт. Два финских ББО, «Вяйнемяйнен» и «Ильмаринен», прятавшиеся в шхерах западнее полуострова Поркалла-удд и до сих пор ничем не обнаружившие себя, вместо того, чтобы обстреливать плацдармы или эшелоны десантных судов, с максимальной дистанции открыли огонь главным калибром по собственным портовым сооружениям. Благо цель была неподвижной и никуда не могла убежать. За двадцать с небольшим минут, что потребовались советским пикировщикам, чтобы разделаться с ними, броненосцы успели, развив максимальную скорострельность, выпустить из своих восьми 254-мм орудий полтысячи 255-килограммовых снарядов, причинив просто чудовищные разрушения. Не говоря уж об ущербе от прямых попаданий, в порту стояло и разгружалось два десятка транспортов, собственных и нейтральных, шведских, датских, норвежских, которые из-за особенностей финской торговли в последний период, в большинстве своём были загружены оружием, боеприпасами, артиллерией и самолётами, прочей военной техникой, топливом и взрывчаткой. Такое же содержимое можно было найти и на портовых складах. Даже то, что счастливо избежало гостинцев от «богатырей» эпоса Калевала, не могло уцелеть из-за многочисленных вторичных взрывов и пожаров. Полыхала вся акватория торгового порта, из-за разлившейся по ней горящей нефти из танкеров. Досталось и прочим причалам, пригодным для разгрузки транспортов в районе финской столицы. Это было для нас неприятно, хотя, конечно, даже полутысячи снарядов мало, чтобы полностью сделать невозможной разгрузку транспортов в районе финской столицы, тем не менее, пропускная способность портовых сооружений была значительно снижена. Часть сил Потийской бригады вынуждена была на ходу перестраиваться, выходя вместо разрушенного торгового порта к иным пунктам высадки, тем не менее, ближе к обеду советская морская пехота уже штурмовала непосредственно городские кварталы, начала наступление на суше, зажимая финскую столицу в клещи, а с моря, по протраленным фарватерам, подошли БДБ с танковыми батальонами и самоходными артдивизионами и начали высадку. Вместе с ними ближе к берегу выдвинулись главные силы флота, крейсера, эсминцы. Они, как в былую «допаровую» эпоху, завезя на катерах вспомогательные якоря и встав на шпринг, с места стали оказывать могучую артиллерийскую поддежку наступавшим морпехам, пользуясь целеуказанием передовых корректировочных постов, действующих непосредственно в боевых порядках. Противник же опереться на свою артиллерию уже не мог, поскольку всё, что открывало огонь и обнаруживало себя, немедленно уничтожалось бомбардировщиками. Советские морские лётчики висели в небе, непрерывно сменяя друг друга, ни на минуту не оставляя без внимания то, что происходит на земле. Специально выделенные разведчики, в случае нужды вызывали из районов ожидания ударные самолёты или истребители, которые, ближе ко второй половине дня, тоже являлись к Хельсинки с бомбами, поскольку сопротивление противника в воздухе практически отсутствовало. Пилоты страны Суоми явились на битву лишь один раз в количестве полутора десятков французских MS-406, когда наши ТБ-3 высаживали воздушно-десантный корпус, но, оценив свои шансы против прикрытия, так и не вступили в бой, уйдя на северо-запад. Наши, связанные задачей сопровождения, проявили похвальную дисциплину и не стали преследовать. В пятнадцать часов дня правительство Куусинена, высадившееся сразу вслед за первым эшелоном советской морской пехоты и едва добравшееся до относительно мало пострадавших от уличных боёв городских построек, выйдя в радиоэфир объявило о революции, о чрезвычайном положении в Финляндии, распустило сейм и тут же обратилось за помощью в подавлении «контрреволюционного мятежа» к Советскому Союзу. Конечно, всё было шито белыми нитками, но впоследствии, СССР в ответ на обвинения в нападении без объявления войны всегда придерживался версии «оказания помощи» выступившим против конфронтации с Советским Союзом «трудящимся». С наступлением темноты бои не только не затихли, но и усилились. Советская сторона ввела в дело танки и САУ, против которых у финнов практически не было никакого противоядия. Они перехитрили сами себя, внимательно следя за операциями, которые проводила РККА. Уже после войны с Японией отказавшись от закупок 37-мм противотанковых пушек «Бофорс», сочтя их слабыми против танков русских, в пользу 75-ти и 40-ка миллиметровых зениток той же фирмы. Это, безусловно, было верное решение, но сейчас, когда силы ПВО были выбиты, противопоставить Т-26М с бронёй, не превышавшей 30 мм, стало попросту нечего. Бутылки с бензином да полтора десятка, на обе дивизии, английских ПТР «Бойс», присланных в виде рекламы. В воздухе же пикировщиков и истребителей сменили торпедоносцы на Р-5, вываливающие до тонны бомб на обозначенные пиротехническими сигналами цели. В уличных боях, где авиация и корабельная артиллерия из-за близости противников помочь не могла, в ход шли ранцевые огнемёты и всевозможные заменители тяжёлого вооружения, от ружейных гранатомётов, фугасных РПГ, до тяжёлых 280-мм РС, запускаемых с помощью подрывных машинок прямо из укупорки. К утру город был взят, а совершенно дезорганизованные остатки войск противника зажаты севернее в трёх, простреливаемых насквозь, «мешках». В таких условиях финны не проявили, приписываемого им по итогам Зимней войны «эталонного мира», упорства в обороне и сдались. В плену у нас оказались президент Каллио, премьер Рюти с большей частью бывшего правительства. Остальные, включая главнокомандующего Маннергейма, сгинули бесследно. Возможно, погибли, пытаясь выбраться морем на всевозможных яхтах и катерах, которые нещадно топил наш «москитный флот». Кроме этого, на море за ночь наши сторожевики потопили ещё две подводные лодки врага. С утра пресса СССР ударила в фанфары об успешно начатой КБФ операции «Ла-Манш» и освобождении столицы Финляндской народной республики от «белофиннов». На деле же всё обстояло не столь благополучно. Сейчас всё решало время. Да, ВВС КА в первый же день войны нанесли массированные удары по ЖД сети восточнее Хельсинки, разрушив десятки станций и мостов, провели операцию «Резак» по ликвидации телеграфных линий. Тем не менее, в Выборге о падении столицы узнали в тот же день 22-го ноября. Сколько времени потребуется на принятие решения на контрудар в условиях отсутствия приказов от главнокомандующего — не мог сказать никто. Между тем, боекомплекты морской пехоты и воздушных десантников изрядно «похудели». Осмотр портовых сооружений дал неутешительные результаты. На приведение хозяйства в порядок требовалось не меньше суток. К тому же, чтобы выдержать запланированные темпы переброски через залив 1-й Танковой армии, надо было как-то компенсировать утрату Торгового порта. Комфлота Кожанов отреагировал на возникшую проблему решительно. Начало высадки 1-й ТА было отложено на одни сутки, а БДБ, только что высадившие морпехов, на советском берегу залива загружали не танками, а понтонами-раскладушками плавбатарей, собранными на Балтике со всей европейской части страны именно для наращивания пропускных возможностей портов, для сооружения временных плавпричалов. Сейчас о каком-то увеличении речи не шло, компенсировать бы утраченное. В результате, части 1-й ТА стали высаживаться в Хельсинки только с утра 23-го числа. Ещё на этапе планирования было понятно, что Танковая армия со всей своей техникой — слишком огромный организм, чтобы быстро пропихнуть его через единственные «морские ворота», а реализовать успех десанта наступлением вглубь надо было как можно скорее. Поэтому была принята стратегия «отрядов» или «боевых групп», когда мотострелковый полк, без большей части обозов и совсем без буксируемой артиллерии, усиливался танковым батальоном и дивизионом или полком САУ, и в таком виде перебрасывался в один приём, а по прибытии на место стразу же приступал к выполнению поставленных задач. Сейчас было важно занять как можно большую либо совсем необороняемую, либо слабозащищённую территорию, особенно в направлении на восток. А тылы можно было бы подтянуть позднее. С утра 24-го ноября «боевые группы» из состава 1-го ТК выдвинулись на восток, по прибрежной дороге на Порвоо и далее, сбивая по пути слабые заслоны из частей охраны побережья, пока 27-го на реке Кюмийоки не упёрлись в организованную оборону, поддержанную огнём береговых батарей из района Котка-Хамина. Это направление было хорошо тем, что во взаимодействии с КБФ захватывались новые высадочные плацдармы, порты, в которые тут же начинали перевозиться артиллерия и тылы, превращая наши «отряды» в полнокровные танковые дивизии. 1-й Танковый корпус на «восточном фронте» быстро наращивал свои силы, но даже и не думал расшибать себе лоб, штурмуя окопавшегося противника. Наоборот, он сам стал зарываться в мёрзлую землю, разворачивая свой левый фланг всё дальше на север. К 1-му декабря, когда погода испортилась, исключив авиаподдержку, Танковая армия образовала сплошной фронт по линии реки от Финского залива до Куусаноски, уперев левый фланг в озеро Пюхяярви. Дальше на север и на запад танкисты продолжали наступать, захватывая ключевые точки, порты, крупные посёлки и узлы дорог, заняв к началу зимы весь юго-западный угол Финляндии, а на севере достигнув рубежа Пори-Таммерфорс-Хейнола и израсходовав большую часть запасов топлива. Эпизод 12 Пока Кожанов и Болдин воевали на западе, Рокоссовский на Карперешейке начал операцию «Мажино», нанося главный удар силами 8-й армии Потапова на своём крайнем левом фланге, где, во первых, глубина как полосы обеспечения, так и полосы долговременных укреплений, по данным нашей разведки, были минимальными, а во-вторых, здесь, за водными преградами, рекой Тайпаленйоки и озером Сувантоярви, финны не стали строить контрэскарпы, как на западе, оставив в неизменном виде прежние надолбы. Это говорило о том, что противник правильно предположил по одному только внешнему виду примерные характеристики наших сверхтяжёлых танков, понял, что надолбы их не остановят, но решил, что переправить таких монстров через реки и озёра, там, где нельзя пройти вброд, мы не сможем. Мы же приготовили и отработали на учениях сюрприз. Ленфронт, приступив к прорыву полосы обеспечения, стал действовать методом «проколов», избегая существующей дорожной сети и прокладывая себе новые маршруты через леса. На нашей территории была развёрнута вся артиллерия, которая могла поддерживать передовые части на глубину до 20 километров от границы, т. е. на глубину задачи первого дня. Вперёд шла разведка и пехота на лыжах, выступая в виде передового и флангового охранения. Под её прикрытием три-четыре бронированных путепрокладчика ЧТЗ создавали новую дорогу, вываливая лес и лишний грунт в сторону обочин, создавая дополнительную маску, через которую сложно было бы вести прицельный огонь. Первый бронированный бульдозер был оснащён плугом, с дополнительными верхними упорами, чтобы деревья не валились на машину, прочие — обычными отвалами расширяли и выравнивали дорогу. Двигались медленно, со скоростью 3–4 километра в час, но благодаря этому и пехота наша не выматывалась, наступая осторожно. Выходя из под прикрытия леса на поляны, к противоположным опушкам высылались танки и механизированная пехота на новейших БТР-126, перевозивших восемь бойцов и вооружённых одним лишь пулемётом «Максим» в дистанционно управляемой, с помощью параллелограммных тяг, установке. Убедившись в отсутствии противника, путепрокладчики пересекали открытое пространство и вновь углублялись в лес. Финские отряды в полосе обеспечения, самым тяжёлым вооружением которых были 87-мм лёгкие пушки образца 1895 года, были вынуждены бросать подготовленные ими рубежи засад и, либо отступать, либо по лесам же выдвигаться навстречу нашим передовым частям и вступать в бой на равных. Впрочем, весьма условно. Численное и техническое превосходство было на стороне РККА, да и артиллерия, благодаря «штурманам» в передовых отрядах, отслеживавшим пройденный путь и направление, всегда эффективно поддерживала огнём, открывая его в минимальные сроки. На направлении главного удара, где вместо челябинских бульдозеров дороги торили «Маркс», «Энгельс» и «Ленин», сразу проламывая просеки шестиметровой ширины с интервалом в 3–5 километров друг от друга, идя, при этом, со скоростью 10–15 километров в час, пехоте противника и вовсе было лихо. Либо бежать, либо русские обгонят, выйдут к реке и отрежут от своих. Уже вечером первого, короткого ноябрьского дня войны, 57-й стрелковый корпус вышел на реку Тайпаленйоки на фронте 10 километров на всём протяжении от истока до устья. Он располагал не только собственной танковой бригадой на Т-126, но, в качестве усиления, полком СТТ и бригадой прорыва, насчитывавшей полторы сотни КВ и КВ-2, из которых пятая часть, по одной машине на взвод, была оснащена катковыми тралами, в дополнение к которым имелись четыре танка-бульдозера и столько же мостоукладчиков Т-28. В полной темноте началась подготовка к форсированию на участке левофланговой 82-й дивизии, напротив деревни Васкела, у самого южного края полуострова, образованного образованном озером и рекой. Судя по данным разведки, главные позиции противника располагались южнее, у основания выступа. Здесь, на плоском, простреливаемом перекрёстным огнём насквозь с наших позиций мысу, он обороняться посчитал для себя не выгодным и этим следовало воспользоваться. Танки-бульдозеры стали обрушать эскарпированный берег с нашей стороны, устраивая съезды к воде, а по противоположному принялись работать две роты КВ, всаживая в обрыв 107-мм фугасы один за другим. В ответ по нашим машинам весьма точно стала работать 152-мм береговая батарея. Пришлось нажаловаться ночным бомбардировщикам. «Сержантские» полки на У-2, в которых служили выпускники лётных училищ «первой ступени», составляли на конец 1939 года не менее половины всех ВВС КА. В них, после первого года учёбы и усвоения «азов», будущие «полноценные» истребители, бомбардировщики, штурмовики, приобретали боевой опыт, учились бомбить и ориентироваться, осматривались в строевых частях, привыкали к дисциплине на земле и в воздухе, и лишь потом, после достижения должного числа часов налёта, направлялись в специализированные военные учебные заведения, после окончания которых могли претендовать на командирское звание. И не стоило этих «птенцов» недооценивать. У-2 последних моделей получили изменённое шасси и усиленный фюзеляж, благодаря чему могли подвешивать под него одну бомбу в 500 килограмм. Либо любой ассортимент в пределах этого веса под крылья. Увы, именно обретённая способность поднимать тяжёлые бомбы в данном случае сыграла с «ночниками» злую шутку. Вражеская батарея где-то в районе мыса Ярисевяниеми, предупреждённая о подходе наших самолётов, обнаруженных над главной линией финской обороны благодаря шуму моторов, работавших на полную мощность, прекратила стрельбу и затаилась. 500-ки и 250-килограммовки бросать с малой высоты было нельзя — небезопасно для самих бомбардировщиков. А с большой, да ещё в темноте, обнаружить огневые позиции береговой артиллерии было не просто сложно, а невозможно. В общем, отбомбились наобум, не принеся никакого ущерба. Но выиграли полчаса тишины. Воспользовавшись этим, командир 82-й, полковник Федюнинский, на КП которого находился и я из опасения за судьбу супертяжеловесов, за потерю которых спросили бы, в том числе и с меня, приказал начать форсирование. Первой в реку вошла моторизованная рота разведбата дивизии на плавающих БТР, которые, стремительно проскочив открытое пространство до воды, один за другим бодро скатились по съездам и взводными колоннами пошли к противоположному берегу. Увы, как в поговорке, гладко было на бумаге… Попав на стремнину, машины, двигавшиеся на воде за счёт перематывания гусениц, не могли справиться с течением и их, нарушив строй, стало кучей относить на восток, туда, где эскарп был цел и выйти на сушу они не могли. Мехводы выруливали кто во что горазд, в результате рота в полном беспорядке приткнулась к берегу на протяжении целого километра и в пятистах метрах от края намеченного фронта форсирования. Тем временем танкисты полка РГК, выгнав на берег свою БРЭМ, оснащённую для такого случая съёмной катушкой с кабелем, подключили его к «Марксу» и тот, заглушив дизеля и получая электропитание для ТЭД извне, пошёл вперёд. На учениях было нормой форсировать по дну водные преграды до 500 метров, так как приток свежего воздуха в загерметизированный танк отсутствовал и при большей ширине препятствия экипаж в тесном пространстве попросту начинал задыхаться. Здесь же надо было пересечь всего лишь 200 метров под водой. Главное — никуда не свернуть. Появление первого супертяжеловеса на северном берегу вызвало у финских артиллеристов натуральную истерику. По нему вновь открыли огонь не только шестидюймовки Канэ, но и батареи дивизионных пушек и гаубиц. К счастью, пока расчёты бежали к орудиям, пока наводили и заряжали, пока снаряды летели к цели, экипаж успел выйти через «люк героев» и отстыковать кабель, который БРЭМ начала немедленно сматывать. Поплавок, привязанный к его концу, уже скользил по воде, когда упали первые «подарки». «Маркс», чтобы не стоять под обстрелом, опустил отвал, страхуясь от мин, и двинулся на восток, к десантировавшимся с БТР разведчикам. Их плавающие «коробочки» уже вышли в обратный путь, но увы, в том месте течение оказалось ещё сильнее. Речи о том, чтобы по воде вернуться на исходные за новой партией пехоты вовсе не шло. Река подхватила БТРы, закрутила и вынесла за поворот, туда, где она резко меняла направление на север. Отсюда до главной линии обороны финнов было менее 4-х километров и теперь, в белом свете «люстр» подвешенных береговыми орудиями, выйдя из под прикрытия эскарпа, выкрашенные «под снег» машины разведчиков стали отчётливо видны противнику на чёрной воде. Артиллеристы врага, убедившись в тщетности своих попыток не то что подбить, но попасть в движущийся «Маркс», проворства которого они недооценили, решили отыграться на более лёгкой и менее шустрой в чуждой стихии цели. Для сталинградских же тягачей, с их-то 7-мм бронёй, были опасны даже близкие разрывы. К счастью, приткнувшихся к нашему берегу выше устья ручья Вииси-йоки, или, по-русски, Вьюн, машины выручили наши лётчики-ночники, подоспевшие своим вторым эшелоном, на этот раз за шумом боя незамеченным, отбомбившиеся по вспышкам и подавившие на время батареи противника. В это время реку Тайпаленйоки форсировал благополучно «Энгельс». Переправа второго бронированного монстра, видимо, напомнила финнам, от кого исходит главная опасность и куда необходимо сосредоточить огонь. Даже невзирая на бомбёжку, к счастью для финнов, по-прежнему с большой высоты, ибо бомбы были подвешены заранее, а первые вернувшиеся У-2 учесть ошибки и перезарядиться ещё не успели, 152-миллиметровая снова стала бить. Туда, где нам было страшнее всего, по исходному берегу и БРЭМ. КВ, врубив ТДА когда над ними повисли «люстры», помогли избежать прямых попаданий, но «Ильич», последний танк полка РГК, застрял из-за перебитого кабеля у северного берега, высунув из воды конец пушечного ствола и часть крыши башни башни. Проводная связь с ним оборвалась. В полку СТТ РГК, состоявшим всего из трёх боевых машин, поднялась лёгкая суматоха. Командир был уже на плацдарме, сидя в «Марксе», а зампотех на нашем берегу с БРЭМ. И все вместе не придумали ничего лучше, чем направить к утопленнику, пока экипаж не задохнулся, «Энгельса». — Дайте радио «Васильку», — несмотря на всю серьёзность положения я улыбнулся про себя легкомысленному позывному полковника Васильева, командира полка, — отставить! Передние башенные люки над водой! Пусть на «Ленине» их откроют, вскроют люк в перегородке моторного отсека и размонтируют воздухоподающие трубы на дизеля после фильтров. Так они смогут запустить собственные двигатели. Час работы и, забурлив выхлопом, СТТ самостоятельно выполз на сушу. Плавающие БТР за это время, вернувшись по земле на исходные и учтя собственные ошибки, перебросили на противоположный берег ещё одну стрелковую роту. Все вместе, танки, разведчики, пехотинцы, принялись прочёсывать прилегающую к реке местность, лесок южнее Коуккуниеми и окраину этой деревни, вычищая финское боевое охранение и наблюдателей-корректировщиков. Основным силам обороняющихся в это время было не до противодействия. Ночные бомбардировщики, подвесив под крылья 50-килограммовые парашютные объёмно-зажигательные и объёмно-детонирующие бомбы, продемонстрировали противнику очередные «домашние заготовки». Во время предвоенных учений, направленных на изучение боевого применения новейшего оружия, был замечен один эффект, которым сейчас решили воспользоваться. По действующим огневым средствам отрабатывали ОДАБ, от которых окопы не спасали, только закрытые сооружения с прочными дверьми, а вот против тех, кто затаился, против дежурных пулемётных расчётов, наблюдателей, боевого охранения, действовали парами. Примерно определив с воздуха по конфигурации линии надолбов, колючки, опорные пункты, траншеи противника, первый У-2 обрабатывал «подозрительные» места объёмно-зажигательными бомбами. Их начинка, распыляясь в воздухе, моментально садилась росой на ткань и впитывалась в неё. Поэтому, после поджига, основная часть ТВС очень быстро сгорала, а вот одежда продолжала гореть и дымить много дольше, выдавая в темноте местоположение обожжённых финнов. Чтобы уж добить их наверняка, второй У-2 добавлял туда объёмно-детонирующими. За час лёгкие бомбардировщики не только вычистили траншеи, заставив финнов укрыться в ДОТах и ДЗОТах, но и попутно снесли всю лёгкую маскировку, включая и деревья, которые, лишившись ветвей, торчали теперь голыми палками. Досталось и подходящим из тыла резервам, которые вместо того, чтобы спешить к предполагаемому участку нашей атаки, вынуждены были прятаться в лесу. Береговая батарея, орудия которой стояли в бетонированных, но открытых двориках, также была приведена к молчанию, понеся, видимо, потери в расчётах. Всё это позволило с полуночи начать наводить понтонную переправу. Парк РГК, укомплектованный «раскладушками», выдвинулся к реке. Пока ЯГи, сдавая назад, сбрасывали свой груз в воду, понтонёры собирали 60-тонный мост длиной более двухсот метров вдоль берега, сапёры стали вбивать в песчаный грунт сваи, чтобы на тросах удерживать мост на, как выяснилось, сильном течении. Несмотря на все прошлые тренировки и опыт Польши, сейчас, зимой, ночью, в реальных боевых условиях, наводка моста заняла больше часа, но уже в 2.00 22 ноября первый КВ бригады прорыва РГК прошёл по мосту на плацдарм, а вслед за ней, корпусная ТБр, самоходные артполки и вся 82-я дивизия. Противодействие было слабым. Работали со стороны противника лишь миномёты, батальонные, по нашей классификации, которые, однако, до самой переправы не добивали. Кроме того, их было мало, не более шести стволов, засечь которые у наших лётчиков, к сожалению, не получалось. На этом этапе сражения наибольшие потери, как ни странно, понесли самоходчики, не имевшие в своём составе машин с тралами. Занимая огневые позиции, на противотанковых минах подорвались шесть САУ, поровну, дивизионных и корпусных. И если шасси Т-126 обычно отделывалось разорванными траками, то у СУ-5 от 2–3,5-килограммовых зарядов финских мин лопались рессоры тележки. Впрочем, чего-чего, а в элементах подвески грузовика ЗИЛ недостатка у нас не было. По уму, да и по плану, сейчас надо было, выйдя к финским позициям, закрепиться, провести доразведку, дождаться, пока буксируемая артиллерия подтянется, встанет на огневые и разберёт цели, поработает на разрушение ДОТов и проведёт подготовку атаки. Но Федюнинский, явно опъянённый оказавшейся в его руках мощью, шутка ли — 250 танков, большей частью тяжёлых, на 2,5 километра фронта, не считая 11 °CАУ и трёх СТТ, решил атаковать с ходу, коли пушки врага приведены к молчанию. Атака началась в 6 утра, едва полки и батальоны, продравшись вслед за «классиками» через ещё один лес к северной, основной части деревни Коуккуниеми, вышли на исходные. Бронетанковые силы 57-го корпуса ударили клином, имея в голове полк «Василька», батальоны КВ-1 по флангам и бригаду на Т-126 и БТР в центре. Машины шли во взводных и ротных колоннах вслед за танками-тральщиками и танками-бульдозерами. Такое построение позволяло вести сосредоточенный огонь в сторону флангов, давя огневые средства в непросматриваемых с фронта амбразурах ДОТов и ДЗОТов. Едва «Маркс» снёс надолбы и пересёк их линию, начав топтать колючку, поднялась пальба. Для танков полка РГК попадания снарядов противотанковых пушек были, что слону дробина, но вот для КВ, не всегда, но хватало. Стреляли явно не мелкашкой, а чем-то более серьёзным, калибром не менее 75-ти. Наши ответили из всех столов, развернув башни в стороны, ускорили движение. Самоходки, как могли поддержали, накрыв через голову наступавших окопы финнов осколочно-фугасными, а КВ-2, на всём фронте атаки, выстроившись в линию, повели за собой пехоту. Советские бойцы, оставив лыжи, бежали по протоптанным танками следам не цепями, а группами, больше растянутыми в глубину. Когда они достигли колючки, с флангов стали бить пулемёты, но советские танки уже к этому времени перевалили финские траншеи, приблизившись к ДОТам и ДЗОтам вплотную, тут же расстреливая амбразуры. В бинокль я видел как «Ленин» заполз всеми своими четырьмя гусеницами на бугор, в котором скрывался ДОТ и своротил плугом бронеколпак наблюдателя. Тут же его догнал Т-126 из десантного отделения которого выскочила пара сапёров, забросившая в открывшийся колодец канистру и подрывной заряд. Секунда и в ночи полыхнул факел, выжигая нутро бетонной коробки. Остальные Т-126 действовали также. Самоходные огнемёты выжигали траншеи на подступах к укреплениям, а линейные высаживали подрывников, атаковавших амбразуры, двери или вентиляцию. Вслед за ними из БТР высаживались штурмовые роты механизированного батальона ТБр, вступая в траншейный бой накоротке с остатками гарнизонов и подходившими из глубины обороны резервами. В этой кутерьме линейные роты 82-й дивизии, до которых уже никому не было дела, достигли позиций противника без значительных потерь, сразу создав численный перевес в ближнем пехотном бою. Качественное превосходство также было на нашей стороне, как в отношении вооружения, так и боевого опыта. Решимости победить нашим бойцам тоже было не занимать. Очень скоро сначала первая, а потом и вторая линия финской обороны, в которой мы потом насчитали пять ДОТ, два из которых были полноценными капонирами на четыре 50-калиберных морских пушки Канэ, стрелявшие 4,9-килограммовыми бронебойными болванками. Другие пушки этой же системы, шестнадцать штук, установленные во двориках, за тыловыми стенами пулемётных ДОТов и ДЗОТов, за искусственными каменными стенками, могли вести огонь в тыл и в сторону флангов в широком секторе. Деревозеляных, усиленных камнем огневых точек, также оборудованных фланговыми амбразурами, на 2,5-километровом фронте мы насчитали более тридцати, правда станковыми «Максимами» были вооружены не все, а примерно половина. В остальных обосновались расчёты с ручниками. Танковый кулак 57-го корпуса потерял при прорыве 28 машин, из них два КВ-1, семь Т-126 и три БТРа — безвозвратно. Прорвав первую оборонительную полосу, Федюнинский стал развивать успех на север, через и в обход урочища Риискан в направлении Волоссула и Карнайоки и с восходом солнца упёрся в тыловые укреплённые узлы на подступах к этим населённым пунктам. Речи о том, чтобы и здесь бросить с ходу на штурм измотанные за сутки войска, конечно, уже не шло. 82-я дивизия остановилась и стала окапываться. Вторая дивизия 57-го корпуса, 36-я, тоже переправившись на плацдарм, стала наступать на северо-восток, зачищая северный берег Тайпаленйоки с помощью приданного ей полка СТТ РГК. Противник, которому эта атака пришлась во фланг, не стал цепляться за полуокружённый узел обороны и быстро отступил через Тайпале на север, на тыловой рубеж у Кюля. Следующие два дня 8-я армия подтягивала артиллерию, тылы, перейдя в новое наступление, на этот раз по всем правилам, в 9.00 24 ноября. Артиллерия РГК, в том числе восемнадцать 305-мм гаубиц образца 15 года, две 305– и две 343-мм «царь-пушки», открыли огонь на разрушение ещё 23-го, значительно проредив «бугорки», а в ходе часовой артподготовки, завершившейся залпом РС, работали уже все калибры. Позиции финнов были буквально перепаханы. На этот раз, пойдя в атаку, штурмовые части почти совсем не понесли потерь. Как говорится, при плотности в 200 стволов на километр фронта о сопротивлении противника не докладывают… Следующую цепочку укреплённых узлов по линии берег Суванто северне Хапарайнен — озеро Пухяярви — межозёрные дефиле — остров Коневец, 57-й корпус взломал ещё через двое суток, 26-го числа. Здесь, если не считать береговых укреплений на Суванто и на Ладоге, уже совсем не попадались ДОТы, да и сами защитники, раз за разом битые или брошенные под танки из тыла, были уже «не те». Отмечались случаи, когда после короткого «беспокоящего» артналёта, или пристрелочных выстрелов крупных калибров, враг отступал, не дожидаясь атаки. Этот подготовленный рубеж на пути 8-й армии к Кексгольму был последним. 57-й корпус, выйдя на оперативный простор, если так можно назвать карельские леса и болота, сделал оборону остальных УРов финнской укреплённой линии бессмысленной, хотя 7-я армия на западе, да и 8-я своим левым флангом только-только на неё вышли. Закрыть же брешь финнам было нечем, поскольку Армия Перешейка, оставив в УРах войска прикрытия предполья, пограничников, шюцкоровцев, бросилась, совершая форсированные ночные марши, на запад, отбивать собственную столицу, не владея которой не могла получать никакого снабжения. 28-го числа, заняв Кексгольм и выдвинув на Сердобольское направление заслон от сил противника, изначально развёрнутых против Карельского фронта Мерецкова, 8-я армия повернула на запад, наступая своим правым флангом на Выборг. Атакуемые с тыла и фланга узлы долговременной обороны, получавшие от своего командования только приказ «Держаться!», но не имевшие ни достаточного полевого заполнения, ни артподдержки, конечно, выполнить его не могли. Не могли они и отойти, поскольку, помимо приказов, не имели вообще никакой информации об обстановке на фронте. Зачастую появление советских танков в тылу какого-нибудь укреплённого узла было совершенно внезапным. 29-го я, убедившись, что драгоценным СТТ ничто не угрожает, а личный состав полка и сам в состоянии позаботиться о себе и о технике, я выехал в части 7-й армии, которая, зачем-то, с ходу атаковала 27-го ноября, по примеру 57-го корпуса, дефиле в районе посёлков Хотиннен и Сумма. Зачем это было сделано — «кто надо» разберётся. Ведь фронт противника уже был прорван и эту линию можно было бы занять чуть позже вообще без боя, либо атаковать с тыла. Видно, кто-то хотел продемонстрировать, что «мы не хуже». Части 7-й армии, сформированные в Ленобласти, имели в активе боевого опыта лишь марш в Эстонию и Латвию, в боях раньше не участвовали. Приданные им танкисты и артиллеристы успели повоевать, но финнские «сюрпризы» для них стали полной неожиданностью. Танки с тралами — это замечательно. Но что, скажите, делать, если ловушки насторожены в расчёте на слона, а попался поросёнок? Минные поля финнов в дефиле выставлялись в рассчёте на вес и четырёхгусеничную ходовую часть «Маркса», а подрывались КВ. Обычные ПТМ ставились в качестве детонатора поверх 110-115-килограммовых зарядов, вынутых из якорных гальваноударных мин образца 1908 года. Приехав на место, на СПАМ-е я увидел множество покорёженных тралов и самих танков-тральщиков, с оборванными передними балансирами, над которыми колдовали ремонтники. Один КВ стоял с башней, крышу которой проломил и застрял в ней тяжеленный, метровый в диаметре, стальной каток, отброшенный взрывом от другого танка, находившегося в этот момент в ста метрах. В общем, все наши противоминные приготовления, из-за мощности заложенных в землю зарядов, оказались практически бесполезны. Поля пришлось уничтожать вручную или взрывным методом. Вторым сюрпризом стало сочетание контрэскарпов и противотанковой артиллерии. Препятствия, как правило, располагались перед укреплённым узлом в три ряда, с интервалом в триста метров. Под прикрытием трёхметровых стенок, скрытые от наблюдения и прямого огня, ставились заграждения из колючей проволоки. Но эти линии не были сплошными, кое-где были оставлены проходы. Сунувшийся в один из них КВ сразу же получил в лоб из хорошо укрытой и замаскированной береговой 11-дюймовки образца 1877 года. Понятно, что 120-миллиметровая броня в этом раскладе никакой роли не играла. Попытка срыть контрэскарпы елозившими по их гребням танками-бульдозерами, равно как и попытка бросить мосты с Т-28, нарвалась на фланговый обстрел из всех калибров, от 75-миллиметровок Канэ до тех же антикварных 9-ти и 11-дюймовок. Если же у танка повреждалась ходовая и он останавливался, то по неподвижной цели начинали, вдобавок, бить и столь же древние тяжёлые мортиры. Осматривая потом укреплённый узел Сумма-Хотиннен, я не увидел там знаменитых в моей «прошлой жизни» ДОТов-миллионнеров. Вообще, пулемёты в абсолютном своём большинстве устанавливались в ДЗОТах. А прочные бетонные сооружения были представлены укрытиями и погребами боезапаса, под прикрытием тыловых стенок которых устанавливались орудия флангового огня. Дальше в тылу, в колодцах, так, что линия цапф находилась ниже уровня земли, были установлены мортиры. Как потом оказалось, на «Линию Маннергейма», на танкоопасные направления, финны стащили всё наследие Александра III, установленное прежде на батареях береговой обороны, 8-, 9-, 11-дюймовые пушки, 9-,11-дюймовые мортиры образца 1877 года, рассудив, что то, что годилось против морских броненосцев, против сухопутных тоже сгодится. Допросы пленных офицеров после войны показали, что по конструкции и размерам ходовой части СТТ они определили уровень их бронирования в 10–15 сантиметров, но посчитали, что в данном объёме невозможно разместить достаточно мощный двигатель и «парадная скорость», та, которую «Маркс» и прочие демонстрировали на площади Урицкого — предельная. Исходя из этих выводов они и посчитали, что кинжальный огонь по заранее пристрелянным целям из старых пушек, даже несмотря на их низкую скорострельность, будет эффективным. Знать бы заранее, где соломки подложить, а лучше — вообще не соваться… Как бы то ни было, но 27-го числа 19-й стрелковый корпус и приданная ему танковая бригада прорыва этот самый прорыв осуществить не смогли, понеся тяжелейшие потери и в людях и в технике. Мне же, да и всему отделу ИТС фронта с подчинёнными ремчастями — расхлёбывать. Понятно, что прямые попадания береговых пушек — однозначно списание. Но что делать, если тяжёлый снаряд, попав под углом в борт КВ-2 позади рубки, вспорол и согнул бронеплиту, оторвав сварные соединения, превратил в фарш содержимое МТО и ушёл не разорвавшись, отбосив кормовой бронелист на тридцать метров? Будь это КВ-1, списал бы в неподвижные огневые точки какого-нибудь УРа, но КВ-2 с рубкой, редкий довольно зверь, а машину, теоретически, можно полностью восстановить. Погнутые и перекошенные минными взрывами корпуса тяжёлых танков — из этой же серии. Вдобавок к этому, в первых числах декабря на меня, а не командующего бронетанковыми силами фронта, повесили испытания в боевой обстановке опытных машин. На днях в распоряжение Ленфронта пришли два эшелона из Харькова и Челябинска с танками, самоходками и БТР, появившимися на свет после осмысления опыта Польской кампании. Впрочем, история танков «Уралмаш», построенных в кооперации ЧТЗ (вооружение, механизмы) и УВЗ (бронекорпус), началась ещё раньше. С началом войны против Польши в Челябинск было спущено распоряжение начать выпуск танков Т-34М. Однако, на ЧТЗ дизеля Д-100 не выпускались, а начать их производство означало сорвать план по основной продукции завода. В связи с этим началось приспособление Т-34М к местным условиям. К концу августа месяца 1939 года танк «Уралмаш-1» был построен и прошёл заводские испытания. В этой машине 525-сильный Д-100-6 заменили на 350-сильную танковую версию дизеля Д-130-2. Новый мотор был короче на метр, на который и сократилась длина корпуса танка, из-за чего ходовая часть стала четырёхкатковой. «Уралмаш-1» вышел на четыре тонны легче прототипа, но из-за более слабого движка удельная его мощность оказалась даже меньше, чем у «пехотного» Т-126, всего 14 л.с. на тонну веса. Тем не менее, машину решили запустить в серию, пусть не для танковых, так хотя бы для стрелковых корпусов. Освоение машины затянулось до начала зимы 1939 года. К этому же времени подоспели опытные машины «Уралмаш-2» и «Уралмаш-3». Первая была классической САУ с вооружением в рубке, клоном СУ-34-107 с другим мотором. Вторая же стала попыткой убить сразу всех зайцев и дать уральским танкам свою изюминку, чтобы армия не смогла отказаться от них ни при каких обстоятельствах. Т-126 был дёшев, Т-34М подвижен, а на Урале решили сделать упор на вооружение. Уралмаш был ведущим заводом по выпуску дивизионных гаубиц-пушек Ф-22 и танковых 107-мм пушек Ф-35, которые в модификации М1 1939 года получили клиновый затвор вместо поршневого. Поэтому «Уралмаш-3» вышел компиляцией корпуса, подвески и трансмиссии Т-34М, челябинского мотора и облегчённой башни (броня 60-45мм вместо 120-75мм) танка КВ-1. Вес танка достиг 31 тонны, а удельный показатель мощности упал до 11,3 л.с. на тонну. Зато машина стала универсальной, исключающей потребность в отдельных танке и штурмовой САУ. Что касается харьковских машин, то по опыту боёв в Польше, где корпусные САУ СУ-126 и КВ-2 РГК с противоснарядным бронированием эффективно применялись для стрельбы прямой наводкой, а также в связи с прекращением выпуска 122-мм гаубиц на автомобильном полубронированном шасси, было признано разумным принять на вооружение артполков танковых бригад танковых корпусов орудия калибром 107-мм на шасси Т-34М. САУ СУ-34-107 была разработана осенью 1939 года по образу и подобию более тяжёлой КВ-2. Шасси Т-34М оставили без изменений, установив вместо башни рубку со 107-мм танковой пушкой Ф-35 в рамке в лобовом листе. Бронирование сохранено на уровне Т-34М. Крыша башни бронирована, ради хорошей вентиляции, только на первой половине своей длины, обеспечивавшей жёсткую установку орудия. Вдобавок, в связи с тем, что танкодесантные батальоны бригад на Т-34 не имели своего транспорта для переброски пехоты и бойцы ездили на броне, они не всегда могли в боях 1939 года сопровождать свои танки. По примеру ТБр стрелковых корпусов, для которых уже был создан БТР-126, для мехбатальонов бригад танковых корпусов осенью 1939 года спроектировали БТР-34 на шасси Т-34М. Корпус СУ-34-107 с вооружением из пулемёта Максим в лобовом листе. Крыша десантного отделения полубронированная. Выход десанта на крышу МТО через двустворчатые двери в задней стенке десантного отсека. Экипаж: мехвод, командир-наводчик пулемёта и 8 человек десанта. Каждой твари пришло не по паре, а по роте, при всего двух заводских водителях и одном сопровождающем на эшелон. Никаких тебе делегаций конструкторов, ремонтных бригад на всякий случай, ничего! Оказалось, таков был приказ начальника ГАБТУ Павлова. Сформировать экспериментальную часть нам предстояло уже на месте, а потом и испытать её в бою. Личный состав взяли в резервном корпусе, расквартированном в Новгороде, танковую бригаду которого наша лёгкая промышленность успела обеспечить ватниками, рукавицами и тёплыми шлемофонами, а вот пехоту полушубками и ушанками — нет. Новосформированный батальон, таким образом, получился из двух танковых рот на «Уралмаш-1» и «Уралмаш-3», двух батарей штурмовых орудий на «Уралмаш-2» и СУ-34-107, роты механизированной пехоты на БТР-34, взвода обеспечения на грузовиках. Ремонтных частей в составе не было, но этот недостаток я решил преодолеть, придав батальон одной из корпусных танковых бригад 7-й или 8-й армии. К 14-му декабря, когда экспериментальная часть была готова выдвинуться на фронт, наши войска уже взяли Выборг и полностью очистили Карперешеек от остатков финских войск, взяв короткую передышку для нового наступления навстречу Танковой армии. С этим следовало поторопиться, так как в любой момент могли ударить морозы, залив мог замёрзнуть и тогда снабжение морем 1-й ТА прервалось бы до тех пор, пока не намёрз бы достаточно прочный лёд, который мог выдержать прохождение автоколонн. Марш экспериментального батальона к фронту своим ходом превратился в сущее мучение из-за разнотипности машин. Особенно задерживали еле ползущие «Уралмаш-3», в конце концов взятые собратьями из Харькова на буксир. Несмотря на это, колонна двигалась лишь ненамного обгоняя тракторные обозы, везущие к фронту боеприпасы, топливо и продовольствие. Лишь 20-го числа, перед самым началом нового наступления, батальон усилил ТБр 19-го корпуса 7-й армии, сильно поредевшую у Хотиннена. А 21-го Рокоссовский нанёс свой удар. К этому времени положение финнов уже было катастрофическим. 1-я ТА, обороняясь на востоке, на севере заняла всё побережье Ботнического залива, соединившись в Оулу с Мерецковым, шедшим от Костомукши. Там, на севере Карелии, помимо «тракторного наступления», РККА применила моторизованные лыжные полки и дивизии, переформированные из личного состава кавдивизий дальневосточных армий, переброшенного на фронт авиацией без коней и тяжёлого вооружения. Получив вместо четвероногого транспорта лыжи, мотонарты, оленьи упряжки и лыжные установки для пришедших только что с завода грабинских Ф-24, бывшие кавдивизии полностью сохранили свою эскадронную организацию и могли продолжительное время действовать абсолютно автономно, не боясь оторваться от тылов или попасть в окружение. По подвижности они также превосходили лыжников противника, так как пыхтеть, прокладывая по целине лыжню, не приходилось, этот труд брали на себя мотонарты. К тому же, имея на вооружении не только пулемёты, но и тяжёлые 120-мм миномёты и лёгкие дивизионные пушки, моторизованные лыжные дивизии получили подавляющее огневое превосходство над подвижными частями противника. Дополнительным бонусом для МЛД стали новейшие 6,5-мм автоматы АК-39, ручные пулемёты-карабины РПК-39, получившие шнековые магазины на 100 патронов вместо прежних дисковых, и снайперские винтовки СК-39, обязанные своим рождением японским «арисакам» с оптикой, которые, кстати, широко применялись нашими частями, прошедшими Маньчжурию и в Польше, и здесь, в Финляндии. Благодаря длинному стволу и малому калибру, трофейные винтовки не давали при выстреле вспышки, способствуя маскировке снайперской позиции. По этому же принципу Шпагин в Туле, «допилил» конструкцию АК, снабдив его, кроме оптического прицела, стволом пулемётной длины, оптимальной для патрона 6,5х39, но с более тонкими стенками. А что касается лесной войны, то конников-дальневосточников, потомков уссурийских казаков, ещё в царские времена упрекали в том, что они являются больше охотниками, нежели кавалеристами и при столкновении с врагом хватаются за винтовку, а не за шашку. Тайга для них была привычным, понятным миром, вовсе не труднопроходимым препятствием. Пока 250-тонные бронетрактора давили, прокалывая Финляндию насквозь параллельными дорогами на которых тут же устраивались опорные пункты, связанные системой артогня, организовывалось патрулирование лыжников, а на наиболее опасных местах — полноценная траншейная оборона, МЛД вырывались далеко вперёд, обходя рубежи обороны и боевые части, захватывая в тылу противника узлы коммуникаций и базы снабжения. В этих условиях финским войскам, и без того немногочисленным, было не до противодействия наступлению, они бросались отбивать свои склады и защищать тылы. А советские бывшие кавалеристы, спалив вражеские запасы вместе с постройками и не приняв боя, уже шли дальше, устраивая для наиболее настырных засады. Подобным же образом действовал и Заполярный фронт Штерна, которому противостояло всего несколько рот. За исключением того, что в «тракторном наступлении» он мог опираться лишь на челябинские бульдозеры. Захватив на второй день войны город и порт Петсамо, куда на последних моточасах дизелей буквально вполз линкор «Фрунзе», к концу первого месяца боёв он вышел на шведскую и норвежскую границы, взяв их под свой контроль. Основные же финские силы, Армия перешейка, растратив в бесплодных атаках против 1-й ТА свой боевой потенциал, расстреляв боеприпасы, подъев продовольствие и фураж, оказались зажаты в восточной, дикой части страны. Рассекающий удар Рокоссовского навстречу танкистам, нанесённый в 30 километрах от берега Финнского залива, вне зоны действия береговых батарей в районе Котка-Хамина, которые всё ещё были боеспособны, отражался лишь стрелковым оружием и пулемётами, даже бутылки с зажигательной смесью, которые прежде пехота противника применяла широко, хоть и безуспешно, потому, как после войны 32-го года все наши танки проектировались с учётом устойчивости к их воздействию, были редки. Экспериментальный батальон, в целом, действовал неплохо, не хуже линейных частей, практически не понеся потерь. Но картину опять испортили «Уралмаш-3», которые вечно никуда не успевали и порой не могли преодолеть сложные участки местности, ставшие для нас главной проблемой. Именно поэтому, написав свой заключение по боевым испытаниям, я дал этой малоподвижной машине отрицательный отзыв. Точно так же, как и сами воевавшие на ней танкисты. Эпизод 13. Под новый год восточная часть Финского залива полностью замёрзла, а в январе ударили сильные морозы. Температура порой, как 18-го числа, понижалась и до сорока градусов. Война нами к этому моменту была, считай, выиграна. Остатки «белофиннских» войск и шведского добровольческого корпуса были изолированы в восточной части страны и РККА предпринимала против них частные операции, отбивая один за другим населённые пункты, даже отдельные хутора, оставляя в них гарнизоны. Фактически, бои против оттеснённых в дебри финнов, большая часть которых уже погибла, либо сдалась, приняли противопартизанский характер. Наиболее упорные, непримиримые наши противники, всё ещё сражались, питаясь выловленной в многочисленных озёрах рыбой, борясь с цингой с помощью хвойного отвара, но участь их была предрешена. Это понимали все. В Кремле уже раздавали награды за операции «Ла-Манш», «Мажино», «Арденны», не стесняясь вызывать туда даже командующих фронтами. За рубежом, особенно в Швеции, притихли, опасаясь дразнить и провоцировать «русского медведя». Антанта, которая в «эталонном мире» строила планы авиаударов по Баку, казалось, забыла о существовании русских, очевидно понимая, что группировка РККА на иранской границе и в Закавказье, имеющая в своём составе танковый корпус, разворачивается не просто так. Моё предположение о «кротах» и их связях с кураторами через Туркестан, высказанное Судоплатову, оказалось верным. Прибытие большого количества войск в Среднюю азию сразу спровоцировало всплеск общения по тайным каналам, вскрыть которые было делом техники, в прямом смысле слова. Прослушка сыграла свою роль. Аппарат НКВД не только на южной окраине страны, но и в центре, был тихо, но решительно и быстро вычищен так, что об этом даже слухов не пошло.