— Никого попроще в родне нет? — Сергей! Ну где ты видел дворника по фамилии Гуревич? — с укоризной поинтересовался Роман Маркович и перевёл свой испытующий взгляд обратно на дядьку. — Или вы антисемит? Дядя Петя огладил прокуренные усы и покачал головой. — Я интернационалист, — сообщил он после этого, — а вот мой деловой партнёр из ваших. Он меня поедом съест, если от оговоренных условий отступлюсь! Гуревич помрачнел, поколебался немного и уточнил: — Рубли возьмёте? — Нет, — мотнул головой дядя Петя, поднялся из-за стола и направился на выход. — Сергей, прими деньги. Роман Маркович поджал губы и достал из внутреннего кармана пиджака пухлый конверт, протянул его мне. Внутри оказались банкноты по пятьдесят долларов; я пересчитал их, даже не пытаясь выявить возможные подделки — не от такого уж великого доверия к деловому партнёру, просто трезво оценивал свои шансы определить фальшивую купюру. Но картинки и надписи проглядеть всё же не преминул, а то наслушался рассказов в секции о том, как к банкнотам по пять долларов лишний нолик приклеивают… — Порядок! — сказал я и сунул стопочку обратно в конверт, а его в свою очередь спрятал в закрывавшийся на замок карман ветровки. Гуревич с кислым видом покинул комнату, я тоже в ней задерживаться не стал. Закинул на плечо ремень спортивной сумки, в которой поверх сменной одежды устроил топорик и отправился на выход, по пути утвердительно кивнул в ответ на невысказанный дядькой вслух вопрос. Во дворе курили пацаны, меня окликнул Андрей. — Серый, далеко собрался? — По делам смотаться надо. — Придёшь ещё? Мы здесь до вечера. — Постараюсь, — пообещал я, вышел за ворота и ощутил какую-то совсем уж пронзительную неуверенность. Да было бы странно, если б не ощутил! Тысяча двести долларов — это по нынешнему курсу без малого двести пятьдесят тысяч рублей; такую сумму в руках держать ещё не доводилось. Тут волей-неволей занервничаешь. Хуже только на прогулку с ТТ за поясом выходить, но пистолет сам по себе иррациональную уверенность придаёт, а тут — подходи и забирай. Вся надежда на топорик да быстрые ноги. Но не подошли и не забрали, не попытались даже. Домой прибыл в целости и сохранности и первым делом решил облегчить свой груз, а именно — передать долю нашему многоуважаемому партнёру. На звонок в квартиру Марченко открыла тётя Софья. — Здравствуй, Сергей. Зина уроки делает… — Здравствуйте. Да мне бы Бориса Ефимовича. Он дома? Соседка посмотрела на меня с нескрываемым удивлением, но всё же посторонилась. — Заходи, — разрешила она и позвала: — Борис! Зинкин папенька, одетый по-домашнему в трико и майку, выглянул в коридор из зала и приветливо улыбнулся. — Привет, Сергей! Я пожал протянутую руку и сказал: — Дядя Петя просил передать, что первый платёж за аренду поступил. Тридцать тысяч. Борис Ефимович мигом приобнял супругу за талию. — Слышала, Софочка? Вот и тебе дополнительный приработок! — Большое дело! — отмахнулась тётя Софья и ушла в комнату. — Большое! — повысил голос Борис Ефимович и указал на кухню. — Заходи, чаем тебя напою. Я кинул сумку на коврик, разулся и убрал ветровку на вешалку, предварительно выудив из кармана заветный конверт. Зинкин папенька налил нам чая и выставил на стол вазочку с печеньем и подсохшими ирисками, выжидающе уставился на меня. И я его не разочаровал, отогнул клапан конверта, продемонстрировал стопочку банкнот. — Полный расчёт? — уточнил Борис Ефимович. Я кивнул и только начал отсчитывать долю соседа, как последовал новый вопрос. — Сергей, а ты что с деньгами делать собираешься? Никаких определённых планов на этот счёт у меня не было, хотел послать какую-то часть родителям, а остальное отложить на чёрный день, но говорить об этом не посчитал нужным, с абсолютно серьёзным видом объявил: — На свадьбу копить буду. На округлой физиономии соседа не дрогнул ни один мускул, он отпил чая и кивнул. — Хорошее дело. Но есть предложение получше. — А именно? — Собираюсь вложить деньги в приватизацию НИИ. Твоя доля пришлась бы кстати. Тут уже я хлебнул чая и захрустел печенькой, обдумывая услышанное. Моя доля — это тридцать пять процентов; за три месяца с учётом официальных платежей набежало четыреста семьдесят пять долларов. Немалые деньги. А будет ли Гуревич продлять аренду на последующие три месяца — большой вопрос. Могу ни с чем остаться. Борис Ефимович ощутил мои сомнения, подался вперёд и понизил голос. — НИИ по балансовым ценам на начало года потянул на четыре с половиной миллиона рублей. Было бы меньше, но хозблок только построили, у него остаточная стоимость высокая получилась, не успела амортизация пройти. А помимо хозблока у нас основное здание на Гагарина и база отдыха. Это если нематериальные активы вообще не рассматривать. — И что с того? — спросил я, ничуть не впечатлённый услышанным. — Приватизация пойдёт по второму варианту, трудовой коллектив может выкупить пятьдесят один процент акций. Это будет в ноябре. Остаток выставят на открытый аукцион уже в следующем году. — И кто-то станет вкладывать реальные деньги? — усомнился я. — Ваучеры — станут. Слышал же о приватизационных чеках? Там номинал десять тысяч, а у нас сотрудников за сто пятьдесят человек до сих пор числится. Все, конечно, не захотят в этом балагане участвовать, но многие по привычке быть как все вложатся и не по одному ваучеру, а по три-четыре. Их же и на детей выдадут. Я мало что понял из объяснений и вздохнул. — От меня вы чего хотите, дядя Боря? — Денег, Серёжа! — напомнил сосед. — К декабрю, когда заявки на акции закроются, курс точно ещё подрастёт. Мне этой тысячи долларов с учётом пяти собственных ваучеров на семь-восемь процентов уставного капитала точно хватит. — Маловато будет. — Маловато, — подтвердил Борис Ефимович. — Но лиха беда начало! Во-первых, у меня и кое-какие другие сбережения имеются. А во-вторых, акции не только напрямую покупать можно, но и у других работников. Зарплата у нас мизерная и задержки постоянные, за живые деньги по дешёвке скупать начну. — Всё равно не хватит, чтобы хозблок на себя перевести. — Бог с ним, с хозблоком! Надо ставить перед собой реальные задачи! Я на базу отдыха глаз положил. Место там хорошее и от города совсем недалеко, у меня уже и покупатель на примете имеется. А как всё оформлю, сразу долг верну. Только бы процентов пятнадцать уставного капитала набрать, чтобы позицию для торга с остальными акционерами НИИ обеспечить! Борис Ефимович определённо чего-то не договаривал, и вкладывать свои кровные в его авантюру у меня желания не возникло. Но и сходу отказывать в просьбе не стал. — Я ведь и сам могу акции выкупить. — На первом этапе участвуют только действующие работники, а ты у нас больше не числишься, — срезал меня сосед. — Сергей, я ведь не для себя это делаю, а для семьи. У тебя с Зиной серьёзные отношения, так? Ну и чего ты сомневаешься? — У меня отношения с Зиной, а ваша семья несколько больше, — поморщился я, потом с величайшей неохотой отсчитал три бумажки, остальную же стопочку передвинул собеседнику. — С вас пятьсот долларов. Когда-нибудь потом. Ну а что мне ещё оставалось? Ещё понимаю — срочную потребность в деньгах испытывал бы, так нет — имеются в заначке и доллары, и марки, да и с рублями не всё так плохо. А хорошие отношения с Зинкиным папенькой как воздух необходимы. Опять же — выгорит у него дело, напомню о своём содействии. Глядишь, пристроит родственника к делу. Родственника? Я поймал себя на мысли, что рассматриваю свадьбу с Зинкой вопросом решённым, и озадаченно потёр переносицу, даже прослушал следующую реплику Бориса Ефимовича и лишь после этого спохватился: — А? Что? — Петя долларами возьмёт или обменять? — уточнил дядя Боря. Я передвинул ему оставшиеся банкноты. — Лучше обменять. Борис Ефимович убрал серовато-зелёные купюры в конверт, ушёл с кухни, а вернулся уже с тридцатью тысячами, шесть из которых я сунул в один карман, остальное убрал в другой. После этого быстренько схрумкал печеньку, допил чай и отправился на выход. Борис с чувством пожал руку и негромко уточнил: — Во вторник с Зиной в кафе идёшь? Я кивнул. — Вот и замечательно, присмотри за ней. Я обо всём договорился, стол вам накроют.