— Проходной двор, — проворчал Василий. — Пора пропускную систему вводить. — Это дело, — кивнул я и с интересом оглядел загнанные во двор машины. Разъездная «буханка» зелёной армейской расцветки и белые «жигули» седьмой модели были мне знакомы, но рядышком приткнулась ещё и серая «волга» с вычурной никелированной решёткой радиатора — точно не родной, а переставленной с какой-то иномарки. В ней на переднем пассажирском месте сидел Гуревич, расположившегося за рулём толстячка видеть раньше не доводилось. Не спуская с них заинтересованного взгляда, я поднялся на дебаркадер, пожал руку Андрею Фролову и спросил: — Это кто? — Юра Головин, партнёр Гуревича. Мы ему квартиру обставляли. — А! — сообразил я. — Это который десять миллионов занял? — Он. — А ссорятся чего? Разговор в «волге», судя по экспрессивным жестам, шёл на повышенных тонах, спорщики разве что слюной друг на друга не брызгали. Андрей Фролов пожал плечами. — Так «чёрный вторник» же. — Это чего такое? — опешил я. — Радио сегодня не слушал? В новостях только и говорят, что об обвале рубля. Уже двести сорок за доллар дают. Я присвистнул, поскольку курс разом просел аж на тридцать пять рублей. — То-то и оно, — вздохнул Андрей. — А мы мебель из Польши везём, за валюту закупаем. И по ходу Гуревич рубли по нормальному курсу скинуть не успел. — Главное, что сахар проплачен, — пожал я плечами и спросил: — А этот Головин, он вообще кто? — Да какой-то кручёный. На днях в салон братки заглянули, ну такие с распальцовкой все, так Гуревич его вызвонил, он всё разрулил. А то уже думал, за молоток хвататься придётся. — Весело живёте. — Обхохочешься просто! Тут дверца «волги» со стороны пассажирского места распахнулась, и Роман Маркович выбрался из салона, а машина его компаньона тронулась с места и выехала со двора. — Пойдёмте! — позвал нас за собой Гуревич, поднимаясь по лестнице. Мы двинулись следом, миновали короткий переход, а в основном коридоре повернули направо, чтобы метров через пятнадцать пройти в распахнутую дверь превращённой в сборочный цех мастерской. В дальнем конце её высились обтянутые полиэтиленовой плёнкой комплектующие для диванов и кухонь, а у боковой стены разместили два стола с весами-уточками, гирями и совками. Рядом лежали мешки с сахаром, картонные коробки с целлофановыми пакетами и пустые деревянные ящики. — Слушаем сюда! — повысил голос Гуревич, а когда все уставились на него, продолжил: — Начинаем фасовать сахар! Оплата сдельная, чем больше расфасуете, тем больше получите! — И какие расценки? — спросил Женя Зинчук. Роман Маркович глянул в ответ с откровенным раздражением и указал на Толстого. — Это к Тихону. — Потом достал из кармана несколько столбиков обтянутых скотчем пятикопеечных монет. — Фасуйте ровно по килограмму, но на чашу с сахаром всегда кладите дополнительный груз! Здесь восемь пятаков — это ровно сорок грамм. Наши дополнительные четыре процента прибыли! «Ваши четыре процента», — мог бы сказать я, но промолчал. Остальные тоже выступать не стали. — Тиша, на тебе контроль расхода товара. Мебель потихоньку распродаётся — диваны собирать не забывайте, а кухонные гарнитуры только под заказ. Андрей, ты понял? — Да, Роман Маркович, — отозвался Фролов. — И вот ещё что! — веско произнёс Гуревич, оглядел нас и лишь после этого спросил: — О ваучерах слышали? Мы закивали. Не в глухой тайге живём, этими ваучерами уже все уши прожужжали. — Будем скупать! — объявил Гуревич. — Выдавать их начнут с первого числа, пока есть время всё обдумать и прикинуть, как скупку организовать. Андрей, это на тебе помимо основной деятельности. Тихон выдаст деньги. Думаю, по четыре-пять тысяч брать станем, конкретную цену назову ближе к делу. — Ваучер же десять штук стоит? — не сдержал удивления Костя Чижов. Воробей язвительно рассмеялся. — Ты ещё про две «волги» вспомни! — не удержался он от подколки. — Десять тысяч — это просто номинал, люди их за бесценок скидывать начнут. Ваша задача — брать как можно больше и дешевле. Что не потратите, оставите себе. Но если пожадничаете, то вообще ничего не заработаете. Важно золотую середину найти. Пацаны оживились, меня эта схема безучастным тоже не оставила. Алкашам вечно денег на водку не хватает, сразу начнут искать, кому бы приватизационные чеки сбыть. Да и нормальным людям зарплату не платят или платят мизер — далеко не все в смутные перспективы вкладываться станут. Кушать-то здесь и сейчас хочется, а не когда-нибудь потом. У многих те самые пять тысяч — месячная зарплата. Что касается фиксированных расценок, так это тоже понятно. И стимулировать скупщиков надо, и не проконтролируешь расходы в любом случае. — Предлагаю разбиться на тройки, — продолжил инструктаж Гуревич. — Один в стороне с деньгами стоит, второй с небольшой суммой на руках скупает, а третий принимает чеки на хранение. Не складывайте все яйца в одну корзину! — А если отоварят? Ограбят, в смысле? — уточнил Воробей. — Всякое случиться может. — Это ваши риски. С вас либо деньги, либо ваучеры. Пацаны слегка поостыли, но от реальной возможности заработать никто отказываться не собирался. Ну да — с одного ваучера, если повезёт, выхлоп получится больше, чем с целого вечера, проведённого за сборкой мебели. Гуревич общее настроение, как видно, уловил и счёл нужным предупредить: — Фасованный сахар нужен будет постоянно. Я переговорю с покупателями, конкретные объёмы Тихон озвучит. Андрей, обеспечь, очень тебя прошу. — Сделаем, — пообещал Фролов. Роман Маркович поблагодарил его и спросил у сына, который подключал игровую приставку к привезённому сюда из гаража чёрно-белому телевизору: — Лёня, ты едешь? — Нет, пап. Задержусь. Гуревич вышел, тогда Тихон Морозов открыл общую тетрадь и спросил: — Серый, ты когда сахар фасовать будешь? На какой день тебя ставить? Мне вписываться в общий график нисколько не хотелось, так и ответил. — Ни на какой. — А чё такое? — вскинулся Зинчук. — Енот, ты чё откалываешься? — Да западло людей обвешивать, — ухмыльнулся я в ответ. Евген набычился, но его оборвал Фролов. — Жень, не лезь, а? — попросил он. — Серый, с мебелью-то поможешь? — Само собой, — пообещал я и уточнил: — На вечер всё в силе? Андрей кивнул. Дома я первым делом побрился, потом полез в ванну. Вымылся, вытерся, подобрал к джинсам фланелевую рубаху — чистую и ещё не слишком протёртую. Потом просмотрел конспекты лекций, попытался вникнуть в премудрости высшей математике, но не особо в этом преуспел и отложил, взялся готовиться к завтрашнему семинару. А там и телефонный звонок раздался. — Серёжа! — прошептала трубка. — Заходи! Я быстро спустился на седьмой этаж, где у приоткрытой двери в белой блузе и юбке до колен меня уже дожидалась Зинка с волнистыми локонами распущенных волос, подведёнными глазами, зелёными тенями и накрашенными губами. Даже поцеловать себя не позволила, только и дала, что в щёчку чмокнуть. — С днём рождения! — поздравил я девчонку и вытянул из нагрудного кармана цепочку — тоненькую и невесомую, зато изящную и золотую. Зинкины серые глазищи просто-таки округлились. — Серёжа, ты с ума сошёл?! — прошептала она и тут же примерила цепочку, застегнула крошечный замочек. — Ну как? — К серьгам просто идеально подходит, — уверил я подругу. И тут из квартиры донёсся голос тёти Софьи. — Зина, кто там? Девчонка ухватила меня за руку и потянула через порог. — Это Серёжа! Что называется, картина маслом «Не ждали». Ну да — маменьку Зинка о моём визите в известность не поставила, а вот Борис Ефимович сориентировался как-то слишком уж быстро и сразу вынес с кухни дополнительный стул.