Глава IX Скандал из «копейки» Петроград. Зимний дворец и его окрестности. 6 марта (19 марта) 1917 года. День Еще не побежали по улицам столицы горластые мальчишки, и экстренные выпуски газет еще не успели покинуть стен своих типографий, а к Зимнему дворцу уже начал стекаться народ. Кто из чистого любопытства, кто с обеспокоенностью, а кто и с желанием помочь, если, конечно, кому-то эта помощь там понадобится. И пусть мотивы у всех были разные, но каждый из идущих к главному зданию империи понимал – такой мощный взрыв не мог не привести к жертвам и разрушениям. К вящему разочарованию некоторых «эстетов», Зимний дворец не было охвачен пламенем, из окон не выпрыгивали спасающиеся, и вообще большого пожара не случилось, хотя со стороны набережной из-за здания и тянулись в мартовское небо столбы дыма. Однако даже без большого пожара с Дворцовой площади спешащим к Зимнему было понятно, что с главной «цитаделью царизма» далеко не все в порядке. Из многих окон хлопали на ветру развевающиеся шторы, стекол, особенно в той стороне, которая выходила на Дворцовый проезд, практически нигде не было, а из глубины здания были слышны какие-то возбужденные крики, обеспокоенные возгласы и спешные команды. Совсем другой вид на дворец открывался со стороны набережной, и особенно со стороны Дворцового моста. С этого ракурса было видно, что в фасаде здания зияет огромная дыра, часть наружных стен обвалилась, и сквозь образовавшуюся брешь были видны разрушенные перекрытия, какие-то обломки, покореженная мебель. Картину разрушения дополняла невесть каким образом повисшая на обломках госпитальная кровать, с которой на улицу свисало нечто грязно-бурое, покрытое пылью штукатурки и обрамленное развевающимися бинтами. Случившийся было в Императорской библиотеке пожар был уже погашен, и лишь жидкие дымные столбы говорили о том, что угроза пожара все еще не миновала. Но там суетились люди, и несколько пожарных расчетов у стены намекали зрителям, что вопросом этим занимаются. Впрочем, суета с тушением пожара не шла ни в какое сравнение с той всеобщей суетой, которая охватила все парадные официальной резиденции русских императоров. У каждой лестницы толпились люди, среди которых выделялись служащие госпиталя, медицинские одеяния которых, впрочем, уже не светились белизной, а были покрыты той смесью пыли и крови, которая появляется лишь в зонах катастроф, когда вопросы стерильности имеют куда меньшее значение, чем скорость, с которой раненые будут извлекаться из-под завалов. К каждому парадному одна за другой подъезжали различные транспортные средства, и суетящиеся у выходов спешно грузили на поданную машину, подводу или просто извозчика очередных раненых из дворцового госпиталя. Раненых и пострадавших от взрыва развозили по другим госпиталям столицы. Однако, несмотря на кажущуюся многочисленность и суету, дело продвигалось крайне медленно, поскольку оперативно перевезти и разместить порядка тысячи тяжелораненых было очень непросто. Не хватало буквально всего – и места, и транспорта, и людей, которые будут разгребать завалы, будут обогревать и укутывать ждущих своей очереди на эвакуацию, аккуратно выносить раненых, сносить их по лестницам дворца и погружать в транспорт. Из-за неравномерности подачи транспорта и произвольно изменяющегося количества мест в нем, было очень трудно отрегулировать поток выносимых раненых, и часто получалось, что на лестницах и в коридорах дворца возникали заторы из людей и носилок, или, что еще хуже, на улице скапливалось количество раненых, которых не успевали грузить, и их приходилось держать прямо на морозе в ожидании следующего автомобили или извозчика, поскольку вернуться в помещение уже не было никакой возможности из-за сплошного потока выходящих из дворца. Большая часть подходящих к Зимнему дворцу жителей Петрограда немедля присоединялись к безумному круговороту, кто вызываясь носить раненых, кто неся теплые вещи и одеяла, кто организовывая транспорт, а кто и предлагая временно разместить раненых в своих жилищах, пока вопрос с местами в госпиталях не будет решен. Вездесущим мальчишкам также быстро нашли посильную работу, отправляя их в качестве посыльных или за новой помощью. Город, большей частью с безразличием отнесшийся к самому мятежу, вдруг проявил живейшее участие в вопросе спасения госпиталя. Сюда шли все, невзирая и не разбирая, кто за кого, кто каких идей и партий, какого достатка или происхождения. В толпе плечом к плечу суетились и простые мастеровые, и курсистки, и генералы, и представители высших сословий. Да что там говорить, если сам император, не чураясь грязи и крови, наравне с другими делал все для спасения раненых. Среди добровольных участников спасательной операции широко разошлась история о том, что государь, узнав о бомбе, не стал искать безопасное место, а кинулся спасать раненых и выносить их с места возможного взрыва. И лишь чудом спасся при взрыве. Поступок этот вызывал пересуды и воспринимался по-разному. Кто-то восхищался самоотверженностью нового царя и тем, что он думает о простых раненых. Другие качали головой и осуждали императора за безрассудство, признавая, впрочем, что Михаил вовсе не робкого десятка. Третьих восхищало, что новый монарх после взрыва не покинул дворец, а вместе с подданными продолжает спасать раненых из дворцового госпиталя. Более того, Михаил Второй несколько раз обращался к толпе с короткими речами, в которых не было пафоса или умных слов, а были простые призывы помочь раненым, кто чем может. Когда кто-то в порыве верноподданнических чувств затянул «Боже, царя храни!», новый император решительно оборвал пение, заявив, что лучшим гимном для него станет спасение всех, кого только возможно, и пока не время для песнопений. Это событие также дало почву для новых пересудов и обсуждений, так что в процессе спасательной операции добровольцам и солдатам, бывшим во дворце на момент взрыва, было о чем поговорить, даже если эти разговоры и имели вид обмена одной-двумя репликами с проходящими мимо или стоящими в общей очереди с носилками. К тому же все видели, как император продолжает носить раненых вместе со всеми и точно так же, как и они, стоит в очереди, держа в руках носилки с очередным раненым. Все попытки снятия шапок перед августейшей особой или другие проявления почитания жестко пресекались самим императорам, поэтому нередко можно было увидеть, как кто-то украдкой крестит спину прошедшему мимо царю и что-то шепчет ему вслед. Конечно, помимо самого императора были и другие темы для обсуждения. И, конечно же, они не могли обойти стороной тему того, кто тот изверг, который заложил бомбу, и кто за ним стоит. Гуляли по толпе самые фантастические сказания и предположения, а вожди заговора назывались самые разные, перечислялись имена генералов, великих князей, упоминалась бывшая императрица Александра Федоровна и прочие заинтересованные в мятеже лица. И, конечно, говорилось о том, что это все проделки германского Генерального Штаба, масонов, социалистов, анархистов, бомбистов, и, что особенно интересно, гуляла и довольно абсурдная версия, что это проделки союзников. И хотя версия в стиле «англичанка гадит» и не была основной, но сам факт ее циркулирования наводил на определенные мысли. Плечи мои ломились от непривычной тяжести и неудобного положения. А попробуйте раз за разом носить по лестницам носилки с ранеными, и тогда поймете всю прелесть моих ощущений. Неужели, спросите вы, царь-батюшка должен был сам уродоваться и таскать раненых? Неужели не нашлось бы кому это сделать? Ну, может, и нашлось бы, точнее, уверен, что найдется, когда выйдут экстренные выпуски газет и сюда двинется действительно большая толпа. Тогда можно будет и потихоньку отойти от этого процесса. Почему потихоньку? Да потому что лучший пиар трудно было представить и организовать, и уж глупо будет не воспользоваться возможностью увеличить свою популярность. Тем более что это только внешне я таскаю просто так, а по факту фотографы и репортеры РОСТА ведут хронологию происходящего и не забывают фотографировать царя-батюшку с носилками в руках, который плечом к плечу со своими подданными спасает раненых. Да и вид у меня соответствующий. Мои краткие выступления с речами также фиксировались, и это тоже должно было стать частью грядущей пиар-кампании. Так что помимо реальной возможности помочь раненым я еще и получал дополнительные имиджевые бонусы. К тому же все физические неудобства были ерундой по сравнению с проблемами государственного масштаба, которые не выходили у меня из головы. Поэтому, выполняя механическую работу и неся очередные носилки, я размышлял над сложившимся положением и пытался выработать стратегию дальнейших действий. Было ясно одно – дело нечисто. И если после доклада Глобачева о проведенной им блестящей операции у меня в душе родилось просто неприятное ощущение какого-то томления, то после доклада Курлова о циркулирующих вокруг дворца слухах о том, что за взрывом стоит Англия, стало совершенно ясно – что-то происходит, и я в этом «чем-то», может, и главное действующее лицо, но никак не режиссер. Нет, внешне все было довольно благопристойно. Охранное отделение вело наружное наблюдение за Рейли, который прибыл в Петроград под чужим именем и тут же развернул кипучую деятельность, встречаясь с различными высокопоставленными лицами и влиятельными персонами, среди которых были Гучков, Родзянко, Милюков и, что самое интересное, великий князь Кирилл Владимирович. Последнее обстоятельство особенно заинтересовало Глобачева в контексте вспыхнувшего мятежа и активного участия в нем Гвардейского экипажа. В общем, наблюдение велось, к действиям Рейли присматривались, и после того, как он встретил на вокзале неофициально прибывшего из Москвы британского консула, в действие вмешался сам Глобачев. Коллективный визит англичан на Миллионную улицу не мог в таких условиях пройти мимо агентов охранки, а откровения прижатой к стене кухарки из интересующей квартиры дали Глобачеву информацию. Информацию о том, что в квартире на Миллионной находятся так разыскиваемые в Царском Селе Николай Александрович, Алексей Николаевич и, собственно, сам Кирилл Владимирович. Это все мне поведал сам гордый собой Глобачев, явно считавший себя героем и спасителем Отечества. В общем, все так, но, как говорится, есть нюансы. И нюансы эти сильно меня напрягали. Слишком было все красиво и невероятно. Полностью разгромленное и дезориентированное в дни неудавшейся Февральской революции охранное отделение вдруг проявляет чудеса оперативности, блещет агентурной и аналитической работой, а сам Глобачев единолично, не испрашивая дозволения, принимает решение космического масштаба и практически вручает мне возможность не просто подавить мятеж, но и вообще изменить ход мировой истории. Что это? Случайность? Стечение обстоятельств? Участие самого Глобачева в каких-то неизвестных мне интригах и операциях? Или его самого использовали, что называется, втемную? Или сам Глобачев использовал в своих интересах чью-то операцию, о которой он мог узнать в бытность начальником столичного охранного отделения? Или, может, уже в бытность министром внутренних дел? Ведомство это непростое, настоящее государство в государстве, и даже в разгромленном состоянии может повлиять на многое. Вопросы, вопросы… Хотя для понимания ситуации можем начать и с возможных ответов на эти вопросы. Итак, кто основной выгодоприобретатель от такого громкого разоблачения? На первый взгляд ответ очевиден – германский Генеральный Штаб в лице Николаи, Людендорфа или самого Гинденбурга. Скандал такого масштаба вполне может пошатнуть позиции английской (а заодно и французской) партии в Петрограде. Это как минимум. А как максимум Россия вообще может выйти из войны под напором возмущенного общественного мнения, шокированного предательством союзников. Такой поворот событий может радикально переломить военно-политическую ситуацию в мире. Германия все еще сильна, выход России из войны высвобождает кучу немецких и австрийских дивизий с Восточного фронта, и вся эта масса войск обрушивается на Западный фронт. После выхода России из войны вопрос капитуляции Румынии, а затем и Италии – это лишь вопрос времени, причем довольно короткого времени. Да и Англия с Францией не будут особенно счастливы увидеть резко усиливавшуюся армию Центральных держав у своих окопов. Тем более что США в войну еще не вступили, а даже когда (если?) вступят, то им потребуется очень много времени на то, чтобы собрать и доставить в Европу какой-то существенный контингент. В общем, такой расклад давал Германии очень многое, особенно учитывая, что немцам не придется держать на Востоке внушительную оккупационную армию и все эти силы можно будет перебросить на Запад. Это могло изменить все, и в Компьенском лесу роли вполне могли поменяться, и кто кому будет платить репарации по итогам войны, еще очень большой вопрос. Хорошо, допустим, что все случившееся на Миллионной улице – это операция немцев по выводу России из войны, и зачем это немцам, более-менее понятно. И пока совершенно неважно, кто в этой истории работал на германцев сознательно, а кто был вовлечен волей случая. Важен другой вопрос – а что делать мне в этой ситуации? Выпустить джинна из бутылки или не выпускать? Пока это решение полностью зависит от меня, благо Глобачев проявил просто-таки удивительную сообразительность и во всей этой истории с журналистами… обошелся без журналистов. И теперь сугубо моя воля объявлять сотрудников охранного отделения журналистами или же просто похоронить это дело в анналах истории. Что скандал даст России и лично мне? Тут все многогранно и неоднозначно. Настолько неоднозначно, что просто абзац. Заинтересована ли Российская империя в возможности как следует хлопнуть дверью и прямо сейчас выйти из войны? И да, и нет. С одной стороны, страна лишается в будущем статуса державы-победительницы и каких-то плюшек по итогам войны. С другой стороны, война эта России совершенно ни к чему, силы на исходе, сколько продержится фронт, непонятно, и за какие (и чьи?) интересы будут еще полтора года гибнуть миллионы моих подданных, тоже вопрос. Что мы получим? Проливы? Очень в этом сомневаюсь, нам их добровольно «союзники» не отдадут, что бы они там ни обещали и ни говорили. А это значит, что для захвата Проливов России придется не только брать штурмом Константинополь, но и захватывать полностью оба берега Проливов от Босфора до самых Дарданелл и даже острова в Эгейском море перед Проливами. Иначе мы никак не сможем обеспечить свободу своего судоходства без оглядки на чье-либо мнение или настроение. А иначе вся эта затея не имеет смысла. Может ли Россия в 1917–1918 годах позволить себе подобную операцию? Есть ли силы на завоевание и оккупацию всей зоны Проливов протяженностью более трех сотен километров? На развертывание двух линий фронта в европейской и азиатской частях побережья и эффективное удержание этих позиций? Причем не только в этой войне, но и во всех последующих. Да и вообще сам захват обойдется России в такую «копеечку» средств и жизней, что тут подумаешь сто раз, прежде чем решиться. И турки просто так не отдадут Проливы, и немцы с австрияками им помогут, да дорогие «союзники» сделают все, чтобы Россия вместо Проливов получила величайшую военную катастрофу. Ну не нужна никому Россия в Средиземном море, и не нужна в первую очередь мелкобритам – зачем им русский дамоклов меч над главной артерией Британской империи Суэцким каналом? Поэтому будут помогать туркам и мешать нам чем только смогут, невзирая на то что с турками у них война, а мы как бы типа союзники. Я уж не говорю о том, какого масштаба будет эта операция, сколько потребует средств доставки, какого качества логистики, да и где взять такую огромную армию для этого? Мобилизовать больше никого нельзя, мобилизационный ресурс исчерпан. Тут часть уже мобилизованных нужно срочно возвращать, так сказать, в народное хозяйство, иначе все, пушной зверек стране. Снять с других участков фронта? Так там и так все на ладан дышит. Да и не позволят нам союзнички проводить операцию в Проливах в ущерб Восточному фронту, будут требовать активных действий, наступлений и прочих способов положить в землю миллионы русских солдат. Хорошо, что еще кроме Проливов? Что такого Россия получит, победив в этой войне, унизив и ограбив Германию? Репарации? Сомневаюсь, что нам обломится что-то существенное, а средств и сил за предстоящие полтора года войны мы угробим столько, что на этом фоне репарации будут лишь частичной компенсацией за потери и ущерб. Разве что в этом случае будет легче переманить в Россию из разоренной Германии разного рода специалистов, мастеров, инженеров и прочих головастых и шибко рукастых немцев. В случае же победы Германии сделать это будет значительно сложнее. И дороже. Опять-таки, в случае победы Центральных держав роль Германии в Европе и мире возвысится настолько, что даже если мы и будем с ней дружить/торговать, то будем лишь младшими партнерами, заносящими хвосты за чванливыми немцами. К тому же в случае победы в войне может сохраниться и Австро-Венгрия как единое (условно) государство. Заинтересованы ли мы в таком раскладе? Снова и да, и нет. Конечно, у меня была определенная надежда на свое попаданство, в смысле на то, что мои знания и понимание исторических, технических, технологических и социальных процессов дадут России определенное преимущество. Но для того, чтобы этот задел сработал, мне придется провести полную реконструкцию страны во всех сферах, ведь если даже я сейчас явлю миру какое-нибудь техническое ноу-хау, оно мгновенно уйдет за бугор, поскольку нет в России сейчас под технологический рывок ни сил, ни базы, ни мощностей. Все, абсолютно все нужно создавать заново. Так что мне предстоит провести свою «эпоху первых пятилеток» и только потом… К тому же в моих раздумьях не следует забывать о вещах, про которые знаю только я в этом мире. Например, о грядущей эпидемии испанского гриппа, которая только в России унесет несколько миллионов жизней, а во всем мире счет приблизится к сотне миллионов погибших. И это опять-таки весомый аргумент в процессе моих размышлений. Ведь основными переносчиками болезни по всему миру и были возвращающиеся с фронтов Великой войны солдаты. И что делать в этой ситуации? До начала эпидемии остался год, до основных волн мора примерно полтора года. А Россия совершенно не готова к этой эпидемии. И не только к этой. Вообще не готова. Совсем. С уровнем медицины в стране просто швах. С уровнем гигиены тоже. На все подготовительные мероприятия необходимы средства и люди. Где их брать в условиях войны? Да и, по-хорошему, в условиях глобальной эпидемии необходимо карантин объявлять и делать Россию максимально изолированной от мира, включая прекращение внешней торговли и поездок через границу, меры по выявлению и изоляции заболевших и прочее. Опять-таки, вопросы реформ в стране, включая вопросы о денежной и земельной реформах. Все эти вопросы требуют не только решительной и эффективной политики, но и мира. Выдержит ли страна и войну, и реформы? Не знаю. Помню, что в моей истории все кончилось плачевно. И что делать? По существу, есть два пути – резкий и плавный, радикальный и мягкий, страшный и… Да, реально все они страшные. Первый путь – резко изменить историю мира и попробовать найти место России в этом новом мире. Чем закончится все это, я не берусь даже предсказывать. С другой стороны, если не делать очень резких движений, то можно попробовать изменять мир потихонечку, поэтапно, понемногу отклоняя вектор истории от известного мне развития событий. Какой вариант лучше? Замять скандал и действовать дальше в русле истории? Еще полтора года войны, эпидемия испанки, попытка модернизировать уставшую, необразованную и разоренную войной страну, гонка в попытке успеть до нападения Гитлера на Россию, потом гонка с Западом и прочие известные мне прелести перспектив. Причем тут, как мне кажется, проблему не решить какими-то точечными акциями, типа уронить молодого Гитлера под поезд. Не будет Алоизыча, будет кто-то другой, ведь униженная и раздавленная войной Германия будет требовать реванша, а немцы начала и середины двадцатого века – это не современные мне бюргеры, утратившие волю к сопротивлению политике наводнения Германии толпами всяких «беженцев» из Азии и Африки. Так что реванш будет востребован, и войну между Россией и Германией где-то в 30-х или 40-х годах можно предсказать с уверенностью. С другой стороны, если Германия выиграет Первую мировую войну? Да еще и Австро-Венгрия сохранится? Не возникнет ли у них желания поправить свои дела за счет России, а не бодаться с Англией и Францией за колонии? Хотя тут история мало прогнозируемая. Например, если по итогам войны Германия и Австро-Венгрия отхватят себе какие-то существенные колонии в Африке и Азии, то не станут ли колонии тем клапаном, который будет выпускать лишний пар, уменьшая напряжение в метрополиях, поглощая самых активных и становясь рынком сбыта, да и поставщиком ресурсов для немцев и австрияк? Или, например, если сохранится Австро-Венгрия, то получится ли какому-нибудь Гитлеру усилить Германию за счет аншлюса Австрии? Ведь пирог в этом случае может оказаться слишком большим и станет поперек горла, начав сопротивляться и брыкаться. Разве не знала история войн между Германией и Австрией? И еще момент, как победившие немцы будут относиться к русским? Ведь хоть Россия и не переживет позор Бреста, но все равно выйдет из войны, и немцам не забудут рассказать о том, что именно гений германского Генштаба вывел Россию из войны, подставив глупых британцев глупым русским. И не породит ли такое отношение нового желания повоевать и расширить свое пространство за счет глупых недочеловеков на востоке? И не придется ли опять выбивать эту дурь написанием своих гордых имен на стенах разрушенного Рейхстага? В общем, дело туманное, и как тут выбрать оптимальный вариант, непонятно. Ясно одно, еще вчера у меня такого выбора не было, поскольку никто бы не понял сепаратного мира с Германией после двух с лишним лет кровопролитной войны. Мне бы и табакерка не понадобилась, а моим потрошителям даже не пришлось бы придумывать оправдания типа случившегося внезапно апоплексического удара по черепной коробке. Боюсь, ждала бы меня участь убиенного Чаушеску с супругой, которых радостные подданные расстреляли к чертям собачьим. Или судьба Муссолини, которого те, кто еще недавно славил дуче, повесили на площади вниз головой при малейшей смене ситуации. В общем, незавидная судьба бы ждала. Теперь же у меня есть варианты, и по одному из этих вариантов мне придется прилагать усилия, чтобы уже британского посла Бьюкенена не повесили вниз головой на воротах пылающей британской дипломатической миссии в Петрограде. Как говорится, война с Британией нам ни к чему. Пусть немцы сами этим развлекаются. Так вот, появился вариант вывести Россию из войны прямо сейчас, заключить мир со всеми на свете (читай с Германией и ее союзниками) на принципах «без аннексий и контрибуций», вернуться к границам августа 1914 года и наладить с Германией торговлю, поставляя им ресурсы, а получая взамен станки, оборудование, целые заводы и прочие технологические плюшки. И при таком раскладе вытянуть из Германии такого добра нужно максимум. Кстати, помнится, мы британцам и французам денег как бы должны… Тут недалеко от меня раздались какие-то крики, толпа возбужденно загудела, и, пройдя еще пару метров, я увидел, как солдаты лейб-гвардии Финляндского полка буквально тащат упирающегося генерала Воейкова. Вид генерал имел крайне растрепанный, и можно было догадаться о том, что его только что били. Может, кстати, и ногами. Воейкова буквально швырнули мне под ноги, а один из финляндцев заорал: – Это он, сука, бомбу, значится, заложил! Я видел! Толпа резко придвинулась. Воейков в ужасе обхватил голову руками, а все тот же солдат толкнул его прикладом в спину и вопросил: – Кто тебе, сука, приказал бомбу взорвать, говори! Петроград. Зимний дворец и его окрестности. 6 марта (19 марта) 1917 года. День – Это не я! Не я! Я не хотел! – Воейков метался внутри плотно окружившей его толпы, толпы настолько плотной, что мне самому было плохо видно, что происходит в центре зловещего и сжимающегося круга. Лишь голос, полный истерических нот, доносился из-за сближающихся фигур. – Меня заставили! Я не хотел! Рейли меня шантажировал! У англичан на всех, на всех есть компромат! – У англичан? – ахнул кто-то. – Значит, это правда? Видимо, решив, что нащупал слабину в настроении толпы, Воейков зачастил: – Да, да! Это англичане! Англичане меня заставили убить царя… заставили взорвать… Это их офицер Рейли принес мне бомбу из английского посольства! Сказал, что если я не взорву царя, то… Почувствовав, что еще мгновение, и толпа разорвет Воейкова на части, мне пришлось решительно вмешаться в происходящее. – Я повелеваю всем остановиться! Трудно сказать, что именно подействовало на толпу, может, властный и не знающий сомнений тон, а может, и само слово «повелеваю», но толпа остановилась. Почувствовав, что контроль на мгновение восстановлен, я принялся, не теряя темпа, раздавать ценные указания направо и налево.