Оля постучала – несмело, потом сильнее. Никакого эффекта. Тогда я перегнулся через нее и хорошенько врезал в дверь пару раз – кулаком. Голоса за дверью сразу притихли, и через несколько секунд я услышал звук открываемого замка. Так-то я мог бы вообще снести эту дверь с петель, но зачем лишний шум? Опять же – а кто потом будет ремонтировать замок? Дверь открылась, и на пороге появился высокий (чуть ниже меня ростом), плечистый парень лет тридцати от роду или чуть больше. Он пару секунд смотрел на Олю налитыми кровью глазами, затем довольно усмехнулся и закричал: – Пацаны! Тут телка пришла, которую я выпер! Ну чё, распишем ее на всех? Чур, я первый! И тут же сообщил Оле: – Я же тебя предупреждал, сучка, чтобы не появлялась! Ведь сказал же! Ну, ты сама напросилась! – У меня там документы, вещи. Отдайте! – храбро возопила Оля, но уголовник лишь осклабился: – Ты мало платила мамаше, вот вещи и остались… в доплату. Но их тоже мало! Ты мне должна! Задницей отработаешь, поняла? Парень был тяжело и давно пьян. Он стоял на ногах, двигался почти как трезвый, но остекленелые глаза четко указывали на то, что он или пьян, или под наркотическим угаром. Зрачки я не видел, но мне этого и не было нужно – я ЗНАЮ, что это так. Он схватил Олю за руку, потянул к себе, она взвизгнула, и тогда вмешался я. Меня он почему-то упорно не замечал – кстати, тоже признак тяжелого наркотического опьянения. Он был весь сосредоточен на одной цели – получить вот эту красотку, и ничего не видел вокруг себя. – Эй, ты, отпусти ее! – как можно более холодно и грозно сказал я, рассчитывая получить определенную реакцию. Вообще-то надо было глушить его сразу, но у меня был небольшой план. – Чё?! Это кто там вякнул?! – поднял на меня взгляд парень, и, как по волшебству, в руке у него оказался нож, обычный нож, какие испокон веков делают на зоне – узкое лезвие, упор для большого пальца, наборная плексигласовая рукоятка. Хороший нож! Как раз на статью! – Что, она привела, сука?! Щас я вас в натуре попишу! Я всяких отморозков видел. И нарков под кайфом, и алкашей в тяжелом запое, и сумасшедших с ружьем-пятизарядкой. И этот, честно сказать, от своих «коллег» в будущем ничем не отличался. Они воспринимают только язык силы и успокаиваются только тогда, когда их реально глушат. А потому я дернул Олю назад и в сторону, освобождая себе дорогу на поле битвы. Сказано громко, но, собственно, битвы никакой и не было. Было избиение. И зря я опасался (именно опасался, а не боялся!) – от былой стати боксера, похоже, осталось одно лишь воспоминание. Алкоголь, дурной образ жизни, а также лагерная пайка никак не способствуют успехам во всех известных единоборствах – кроме «литрбола». Я перебросил одну из дубинок в левую руку и правой, ударом по запястью, выбил нож у своего противника. Затем левой дубинкой врезал ему в лоб с правой стороны, у виска, и добавил правой в то же место, только справа. Получилось очень быстро, вроде барабанной дроби: трррыть! И вот уже отморозок начинает валиться на пол, а я ему придаю направление – правой ногой в живот, от чего он влетает в квартиру, как мяч. И шагаю следом, перешагивая через бесчувственное тело… чтобы оказаться пред очами пятерых ублюдков, один другого омерзительней. Вот тут я начинаю снова «опасаться». Их слишком много, и преимущества у меня только два: наличие оружия ударно-дробящего действия в руках, а второе – неожиданность и скорость, с которыми я влетел в квартиру. Они еще не успели ничего сообразить, как я обрушился на них, будто куча кассетных бомб. Направо! Налево! Направо! Налево! Я хлестал их дубинками, не останавливаясь ни на миг, стук стоял – будто луплю по деревянным манекенам. Эти черти и были деревянными – на всю голову, трое из них все-таки успели достать ножи, хотя нож против дубинки – это сущая чепуха, особенно если ты привык им пугать, а не работать по-настоящему. В общем, на расправу с этой гоп-компанией у меня ушло около минуты. Последним отправился в объятия Морфея шустрый паренек лет двадцати пяти. После того как я лишил его ножа, он попытался встать в боксерскую стойку (дурак! Бежать надо было!), и я с наслаждением отбил ему руки, нахлестав по локтям, закончив барабанной дробью по макушке. Теперь своими руками он не то что кружку долго не поднимет – и на собственный член силы не осталось. Закончив бойню, я прислонился к стене плечом и застыл, переводя дух. Это все было сделано быстро и очень энергично. Даже для меня. Ведь каждый удар наносился не так, как наносит его барабанщик рок-группы, проворачивая палочки между пальцами и подбрасывая вверх. Бил я от всей души, стараясь пробить мышцы, раздробить кости, устроить сотрясение мозга. Чтобы после моего «массажа» супостат уже больше не поднялся. Наверное, я все-таки даже меньше минуты все это делал, потому что Оленька еще стояла в дверях, открыв рот, – так, как я ее там и оставил. Когда ты в рукопашной, секунды растягиваются. Они становятся тягучими, как клей, и кажется, что с момента начала схватки прошла целая вечность. А на самом деле – всего лишь секунды. И еще – сильно устаешь. Потому что организм работает на пределе возможностей, выдавая все ресурсы, что накопили мышцы. Вот я и выложился по полной. Увы, я не киношный и не книжный боец, который, перебив полдюжины здоровенных мужиков, пойдет дальше, насвистывая и поплевывая в потолок. Давно уже не тренировался, да и дыхалка… не та. Горько себе признаваться, но все-таки, вероятно, старею. А может, давно не тренировался, в этом дело? Эх, был бы тут какой-нибудь зал с единоборствами… Хм… а чем мне не нравится боксерский зал? Почему бы и нет? Неужто тренер откажет, если его хорошенько попросить? Можно будет и в перчатки постучать… спарринг с кем-нибудь из секции устроить. Одно дело «бой с тенью», и другое – с реальным бойцом. Да, что-то я растренировался совсем! Атлетика – это одно, а боевые искусства – совсем другое. Одно другому не мешает, но… боевую форму очень не хочется терять. Хотя для чего она мне сейчас? Ну… хотя бы вот для этого! Я обвел взглядом поле боя… О поле, поле! Кто тебя усеял мертвыми телами?! И приказал Оле: во-первых, найти хозяйку квартиры; во-вторых, с хозяйкой вместе найти куски веревки, которыми я спеленаю имбецилов. Через пару минут в комнате появилась пресловутая «баба Маня», она же в миру Мария Сергеевна. Женщина лет за шестьдесят, полуседая, растрепанная и с фингалом под глазом. Она тут же заявила, что сама расстреляла бы этого подлеца-сынка, да только пулемета, к несчастью, у нее нет (вот тебе высокие материнские отношения! Видать, шибко достал). И что она готова подать на него заявление, ибо он обворовал ее, ограбил – и все вместе со своими дружками. (То есть это банда! Еще лучше!) А еще она сообщила мне прерадостное известие: оказывается, эти придурки каким-то образом сумели уйти на УДО, а не отсидели полный срок. А значит, они вернутся на зону досиживать, плюс к прежнему сроку добавится новый, за совершенное во время УДО преступление. Одно то, что у них в руках были ножи, признаваемые холодным оружием, уже было основанием для привлечения их к уголовной ответственности. Потом я вязал негодяев, устраивая их «на ласточке», то есть ноги и руки вместе, сзади, злодей на животе. Ножи бросил возле них, стараясь не оставить отпечатков пальцев, и приказал женщинам под страхом расправы не трогать ножи руками. По карманам шарить не стал – нечего мне там искать. Что интересно, никто из них во время моей работы по связыванию так и не очнулся. Хорошо я их все-таки приложил! Только уже когда связал, начали шевелиться, очумело поводя мутными глазами, издавая нечленораздельные звуки разбитыми ртами. Они, похоже, никак не могли понять, где находятся и что с ними произошло. А когда поняли, начали просить их развязать, мол, они все не при делах, это все Диман устроил, а они так, на минутку зашли. Я на них набросился, вот они и защищались. А ножи не их! Они тут ВСЕГДА валялись! В общем, обычная прокачка будущих разговоров со следователем и судьей. Только вряд ли это прокатит – хозяйка квартиры настроена решительно (и слава богу!). Узнал я и то, как негодяи попали в квартиру. Марья Сергеевна их не пускала, так они дождались, когда та выглянет в коридор, да на ее плечах в квартиру и ворвались. Кстати, тоже очень замечательный факт – это вообще-то разбой называется. Ворвались, с ножами, ограбили, избили, ну и все такое прочее. А потом приехали менты, которых вызвала Мария Сергеевна. Меня и Олю с хозяйкой квартиры опрашивали на месте, потом скопом отвезли в отдел – предварительно отправив туда шестерых отморозков, так и не закрывавших поганых ртов все время, пока они были рядом с нами. А говорили злодеи только об одном – что найдут меня, мою «сучку», что выйдут с зоны и посчитаются – и с мамашей, стукачкой ментовской, тоже. Что точно не прибавило им доброжелательного отношения со стороны приехавших ментов. Выяснилось, что один из этих моральных уродов вообще в розыске – за убийство собутыльника, деньги вроде как не поделили. Урод собутыльника прирезал и скрылся. Полгода искали, найти не могли. И вот погляди-ка – нашелся! В отделе снова опросили – мы дали объяснения происходящему. Я честно рассказал, что защищался с помощью вот этих палок (их захватили с собой как вещдок) и что превышения самообороны не было, ведь злодеи были с ножами, это и докажет любая экспертиза, осмотрев отпечатки пальцев на рукоятках ножей. Где взял палки? А на лестничной площадке валялись! Может, злодеи и принесли? Продержали нас до полуночи. Из отдела я позвонил Зинаиде и сказал, что задержусь до утра – Оля и хозяйка квартиры боятся оставаться одни после такого стресса. На что Зинаида довольно-таки холодно ответила, что я могу делать все, что считаю нужным. Ну а я посчитал нужным этой ночью успокоить Оленьку всеми доступными мне способами, кроме особо экзотичных, требующих специальной подготовки. Что и проделал, после того как мы прошлись по улицам города прямиком до квартиры Марии Сергеевны. Транспорт уже не ходил, по причине глубокого ночного времени, а вызвать такси в этом времени было настолько проблематично, что и думать об этом позабудь. Да и шагать не так уж и далеко – по Октябрьской, по Мичурина, до Братиславской, ну и вниз, до самого дома. Мария Сергеевна без всякого неудовольствия восприняла известие, что я «молодой человек» ее квартирантки и теперь буду время от времени к Оле приходить, так сказать, навещать. Баба Маня спокойно ответила, что дело молодое (я чуть не закашлялся) и что она все прекрасно понимает. Только чтобы кровать не сломали – больно уж я большой и тяжелый. А так пожалуйста, ежели у нас с Олей «любофф»! Оказалось, Оленька ей уже все уши прожужжала о том, что у нее есть мужчина, и он такой настоящий мужчина, что просто ах! И все ей завидуют. В общем, это я. Насчет которого завидуют. И всем привет! На следующий день мы с Олей встали с постели около половины одиннадцатого. Утра, само собой. Утро провели со смыслом, с двойным смыслом. Два раза, в общем. Кстати, Оля почему-то все время восхищалась, какой я активный в постели, и меня это начало слегка напрягать. То ли я настолько старо выгляжу, что любой секс-марафон с моей стороны кажется партнерше необычайным подвигом, даже смертельным подвигом – вроде броска на амбразуру. Типа «старикашка мог и помереть на подруге во время секса, а вон что творит». А может, сравнивает с кем-то, кто был у нее до меня. Ведь кто-то же был у нее до меня? И кто-то научил ее сексу, которого в СССР, само собой, никогда не было! А может, это моя снайперская паранойя. Перестраховка. Когда допускаешь любые возможные и невозможные опасности, даже нападение йети и звездных пришельцев. Но все было не важно. Мне с Олей хорошо. Очень хорошо! Не любовь, конечно, но… тяготение плоти – это тоже что-то значит. Вот тянет меня к ней, и все тут! Больше, чем к другим женщинам. Наверное… Уже когда мылся в душе, вдруг понял, почему меня так тянет к Оле. Она похожа на мою жену! Тип женщины такой же – стройная, крепенькая спортивная фигурка, небольшая грудь, карие глаза и короткая прическа. Ну вот чуть подправить, и… копия, да и только! М-да… странные пируэты выписывает подсознание. Но меня и к Зинаиде тянет! Почему? Вот она как раз полная противоположность Оле – достаточно высокая, худощавая, почти худая, «ноги от зубов», глаза сине-голубые. Да и лицо другое. У Оли мелкие черты лица, она словно подросток, школьница… Тогда как Зина – воплощение строгой, холодной красоты, сияющей ледяными глазами. Я с юности пугался таких холодных красавиц, потому что казалось, что я, такой мелкий и ничтожный, ни за что не буду ими замечен. А если и замечен, то лишь для того, чтобы надо мной посмеяться. У них свои мальчики – высокие блондины с разворотом плеч, как у чемпионов мира по плаванию. А я… убогая козявка – и на фиг им не нужен. А может, это я сейчас наверстываю? Теперь я – тот… хм… с разворотом. И чувствую это. И хочу ЗАПРЕТНОГО, того, чего не мог попробовать в юности! Ладно. Это все философствования, а мне пора и сваливать отсюда. Потом разберусь со своими женщинами. Женщинами?! Своими?! У меня что, их ДВЕ? Это когда Зинаида стала МОЕЙ женщиной? Она просто коллега. И ничего другого! Кстати, придется ей отдавать долг. Нет, не денежный, хотя и это тоже – все-таки это ее деньги, она на меня не рассчитывала в своих тратах, но сделать так, чтобы она в старости не испытывала нужды, как испытали ее многие пенсионеры в девяностые годы, я просто обязан. Иначе свинья я, а не мужик. Она вытащила меня из психушки, сделала мне документы, поселила-прописала в своей квартире, кормит-поит, денег дает – считай, полностью взяла на обеспечение. Не знаю, что бы я без нее делал. Нищенствовал, наверное. В грузчики подался бы – а куда еще? Жить-то на что-то надо. Вагоны бы разгружал… Завтракать не стал, хотя женщины меня уговаривали. Отговорился, что аппетита нет. Поцеловал Оленьку, и вперед, к победе… чего? Да хрен знает чего. Самому пока что надо устроиться, а потом уж победы устраивать. Зинаиды дома не было. На обеденном столе стояли тарелки с бутербродами, чашка с кусочком лимона и сахаром внутри ее (столько, сколько я люблю) и записка: «В холодильнике борщ и котлеты. С тобой, насчет работы, все решено – как ты и хотел. Ешь, отдыхай, потом поговорим. Буду вечером. З.» Я тут же захотел есть, смолол пару бутеров с колбасой (сырой и копченой), пока грелся чайник. Потом налил в кружку кипятка и, прихватив тарелку с бутербродами, отправился в свою комнату. Этот день я решил посвятить прогрессорству. Письмецо буду составлять – куда надо! *** – Представляете, Зинаида Михайловна, он как двинул этого гада – куда только нож полетел! А потом палками! Как барабанную дробь – трр! И ногой двинул – тот и полетел, как мячик! А потом ворвался в квартиру и всех остальных побил! Там ножи валялись! Все с ножами были! – Что, прямо вот так, всех шестерых? – Ординатор Вася, аккуратный еврейский мальчик, выпятил нижнюю губу. – И все уголовники с ножами? Олечка. Ты что-то того… преувеличиваешь! – Да, Оль… что-то уж больно фантастично! Илья Муромец какой-то, а не человек! Повел направо – улица! Налево – переулочек! Преувеличиваешь! Брешешь, в общем! – вмешался Петя, высокий белокурый парень, с которым у Оли некогда были отношения. Ну, так… на пару раз отношения. Ничего особенного. Просто тоскливо было, а он как раз под рукой! Вот и… Ей не очень-то с ним и понравилось. Слишком грубый, бесцеремонный… валял, как куклу. Миша тоже обращается с Олей не как с хрустальным бокалом, но как-то по-другому, нежнее… и чувствуется, как он заботится о ней, о ее ощущениях. Даже сказал, что, если ей приятно, ей хорошо, тогда и ему гораздо приятнее! Все-таки мужчина постарше заботится о женщине лучше, чем эти малолетние хлыщи! Дураки чертовы… и Петька болван! – Дурак ты, Петя! – презрительно скривилась Оля, раскрывая историю болезни, которую ей положила на стол Зинаида Михайловна. – Он сильный… как настоящий богатырь! И быстрый, как тигр! И ничего не боится! И уж если на то пошло – и в постели лучше тебя раз в сто! Оля зарумянилась, поняв, что ляпнула лишнего, а сидевшая в углу ординаторской Катя Смирнова, Олина одногруппница, отчетливо хихикнула: – Похоже, Петя, тебя раскрыли! Одна видимость, а не мужчина! – Да отстаньте! – Петя пошел красными пятнами и метнул в Олю уничижительный взгляд. – Да если на то пошло, это ты как бревно! Толку от тебя! Хорошо хоть этот дедок на тебя позарился! И то потому, что сумасшедший! Краснокутская подстилка! Говорят, со всеми на курсе перетрахалась! Как нажрется – никому отказа нет! Только мычит да стонет! Оля вспыхнула еще сильнее, на глазах выступили слезы. Секунды две она крепилась, потом встала и вышла из ординаторской, роняя по дороге слезы. Петя врал. Никакой «подстилкой» она не была, а то, что потеряла девственность на первом курсе, когда с группой отмечала Новый год, – так это ее беда, а не желание. Раньше спиртного вообще не пила, перебрала: мешала и шампанское, и водку, и красное вино – утром проснулась уже не девочкой. Кто с ней был, что там было – до сих пор не знает. Шум поднимать не стала, тем более что беременности не было, но с группой больше праздников не отмечала. И спиртное не пила. А что с Петькой было – так то от безысходности. У всех девушек есть парни, а у нее? Эдак и совсем одна останешься! Опять же… хочется! Любви, и постели – тоже! Она молодая, здоровая, ну не все же самой себя ублажать?! Раньше, в институте, спорт помогал. Сил не оставалось ни на что, когда пробежишь километров десять, напрыгаешься да наметаешься, – она пятиборьем занималась и даже заняла второе место на союзных соревнованиях. А после института забросила спорт. Поняла, что особых высот не добьется, если только не бросит науку. Но что даст ей спорт? Век спортсмена недолог: к тридцати годам, а то и раньше, конец спортивной карьеры. А дальше? Тренером, за копейки? Или спиваться, как многие именитые спортсмены? Так что Оля решила для себя – займется наукой. Сделает научную карьеру! Как ее кумир – Зинаида Михайловна. Вот пример, каких высот женщина может достичь в науке! Кроме Пети был еще и Артур… на втором курсе. Но тоже несерьезно. И так… между тренировками. Без любви. А вот Миша… ох, Миша! Только Оля подумает о нем, так у нее в животе теплеет и внутренности трясутся! Дрожат, сжимаются! Неужели ЭТО и есть любовь?! Даже страшно… А Петька – Петька дурак. Был бы тут Миша, он бы ему нос разбил! Тварь какая бессовестная этот Петька! Что теперь Зинаида Михайловна на нее подумает?!