*** – Ты сегодня дежуришь, Петя, – Зинаида Михайловна была спокойна и сосредоточенна. Даже не оторвалась от своих записей, которые делала, быстро черкая на листе размашистым, красивым почерком. – И еще пять дежурств подряд. Через раз. Катенька, отметь в графике, каждое второе дежурство – Петино. – За что?! За что, Зинаид Михалн?! – возопил Петя, оглядываясь на коллег, ища поддержки. – За то, что шлюху назвал шлюхой?! Все знают, что она шлюха! Спортсменка, тоже мне! Тварь! – Восемь дежурств – пометь, Катя! Петр, еще раз ты поведешь себя подобным образом – вылетишь отсюда с волчьим билетом. И я найду, за что тебя убрать. Мужчина, который подобным образом поступает с женщиной – с любой женщиной, даже не с той, с которой он имел сексуальные отношения, – это подонок. И я опечалена тем, что не разглядела в тебе такого подонка. И мой совет – переходи к другому руководителю. У меня тебе места нет. – Вот же Оля гадина! – в сердцах махнул рукой Петя. – Подвела под монастырь! Она первая начала, Зинаида Михайловна! Вы же слышали! Сказала, что я никакой в постели! Это оскорбительно для мужчины! – Во-первых, на мужчину ты похож только внешне. Мужчина – это не плечи и член. У мужчины – душа мужская, и он точно не будет распространять грязные сплетни. Кстати, ничем не подкрепленные. Я слышала об Оле только хорошее, а мажут ее грязью те, кому она отказала. Так бывает с красивыми женщинами, уж я-то знаю! Во-вторых, насколько я слышала, она не сказала, что ты совсем никакой в постели. Она сказала, что ее мужчина лучше тебя в сто раз. – Вот! А что это, если не унижение? Что? – Это… это любовь, Петя… – Зинаида Михайловна вздохнула, сняла очки в золотой оправе и потерла глаза. – Мужчина, в которого женщина влюблена, всегда в сто, в тысячу раз лучше тех мужчин, которые встречались ей прежде. И надо быть полным болваном, чтобы этого не понимать. Болван ты, Петя! Самый что ни на есть деревянный болван. Катя в углу хихикнула, а Зинаида Михайловна надела очки и погрузилась в чтение ею написанного. Писала она статью об окнах Овертона. Только теперь они точно будут называться окнами Макеевой. По крайней мере, она так надеялась. Работа не шла. Оля в этом виновата, без всякого сомнения. Ее живое, красочное описание эпической битвы одного против шестерых потрясло Зинаиду Михайловну, хоть она и не подала виду. Зинаида вдруг представила себе Михаила… обнаженного, залитого кровью, торжествующе рычащего над поверженными врагами, как настоящий греческий герой, и у нее кровь прилила в пах. Да так, что женщина едва могла сидеть, – она закусила губу и не слышала ничего, что происходило вокруг, не видела, не осязала. Перед глазами только картинка – Михаил и поле битвы! Зинаида Михайловна осторожно положила ногу на ногу и совершенно незаметно поерзала на месте, вроде как меняя положение тела, напряглась… еще… И вдруг… оргазм! Яркий, потрясающий, такой, какого у нее не было уже много лет! Видимо, Зинаида Михайловна застонала, схватилась за живот – она уже не могла контролировать себя, захлестнутая яростным потоком, до краев залившим ее мозг. И только когда заметила вокруг себя встревоженных ординаторов, взяла себя в руки, попыталась успокоиться, не обращать внимания на то, как дергается в судорогах ее напрягшийся, затвердевший, как доска, плоский живот. – Что с вами?! – испуганно спрашивала Катя, подавая ей стакан воды. – Выпейте! У вас приступ? Почечные колики?! Зинаид Михалн, миленькая, давайте я кого-нибудь позову! – Кого ты позовешь, девочка? – через силу улыбнулась Зинаида Михайловна. – Вы и сами врачи. Все в порядке. Колика, да. Бывает. Поеду-ка я домой, там поработаю. И отдохну. Напоминаю, Петя сегодня дежурит! Нет, парень не сказал ничего вроде: «Жалко, что ты не сдохла!», это было бы слишком. Но на его самодовольной, нравящейся девушкам слащавой физиономии что-то такое все-таки промелькнуло. Сюда Петю пристроила знакомая из горкома комсомола, полезная женщина со связями. Но терпеть выходки этого парня Зинаида Михайловна больше не хотела. Черт с ней, с этой бабой, – обойдется и без нее. Есть знакомые и покруче. Большой потери не будет. Открыла машину, уселась и минут пять сидела не двигаясь, вспоминая, что с ней сегодня произошло. А потом начала смеяться. Вначале тихонько хихикая, потом все громче, громче, и скоро уже в голос хохотала, прекрасно понимая, что это истерика и что ей нужно остановиться. Но как только перед глазами вставали физиономии сотрудников, подчиненных – тут же снова начинала хохотать, приговаривая: – Колики! Почечные колики! Да знали бы вы… Ах-ха-ха! Но все-таки в конце концов успокоилась. Опустила стекла в дверцах – чтобы опустить пассажирское, пришлось буквально лечь на сиденье, – широкая эта «Волга», зараза! Хорошо, что приступ истерического смеха напал на нее, когда стекла были закрыты – никто не слышал. Вот бы потом слухи пошли! Мол, спятила Макеева! Набралась от психов! Вот только в машине было жарко, как в парной. Сразу-то не открыла, ошеломленная происшедшим с ней, забыла, а когда начала смеяться – пот потек по лбу, по щекам, так что сейчас ее лицо представляло собой нечто подобное маске африканского бога. Потекла тушь, размазались румяна и пудра. Ужас, что с физиономией сделалось! Ну и одежду теперь – сразу в стирку. Блуза прилипла к груди и поневоле обрисовала все ее формы – лифчик-то тоже промок от пота, тонкий, французский! Соски просвечивали, как сквозь стекло! Так-то ей лифчик и не особо нужен, грудь у нее как у молодой (не кормила ведь!), но ходить в тонкой блузке без лифчика, трясти грудями – это слишком вызывающе даже для такой оторвы, как она. Эх, оторва… была оторва, да вся вышла! Какой тихой, какой спокойной была ее жизнь в последние годы! И вот – ворвался в нее проклятый метеорит и поджег! Как тайгу! Ну да, последние годы уходящей красоты и молодости, да, вспышка бабьего лета, ну так что же?! Неужели она не имеет права?! Неужели… ах ты ж черт… как она завидует этой девчонке! Нет, не злится на нее, хотя другая бы ее со свету сжила, конкурентку! Оля девочка хорошая и точно не такая шлюха, как ее расписал придурок Петя. Уж скорее она, Зинаида, была еще той… нет, не шлюхой, но долго с мужиками не разговаривала. Все называла своими словами. Сегодня ты жив, завтра нет – хочешь? Давай! Не хочешь – пошел на хрен! А мне надо сбросить напряжение. Сегодня мне надо ласки! Любви! Пусть даже иллюзорной. Мужчину… И что-то от войны в нынешнем положении было. Зинаида все поставила на кон. Зачем? Сама не знала. Провалится Михаил, сочтут его врагом или сумасшедшим – заставят разговориться. Специалисты там не хуже, чем она, – а она ведь сумела заставить его рассказать о семье, о жизни. Вот и они так сделают. Хм… а может, ему и правда просто пойти туда и потребовать, чтобы сделали гипнозондирование? По методу Макеевой! И выяснят – врет он или не врет. И тогда… а что тогда? Могут воспользоваться его знаниями, а потом просто уничтожить. Или засунут в клинику вроде этой, но только в отдельную камеру – навечно. А еще – могут и не воспользоваться информацией. Мало ли какие течения внутри власти? Могут спрятать информацию, а затем уничтожить всех, кто к ней причастен. Михаил говорил об окопавшихся в КГБ предателях. А вдруг письмо попадет к такому предателю, и тот сделает все, чтобы информация не дошла до самого верха? Нет… правильно Миша говорил – надо все делать осторожно! Без рывков! Вначале сделать так, чтобы никто не мог усомниться в точности прогнозов! Зинаида вздохнула, расслабилась на сиденье. Ей было хорошо, как после хорошего секса. Даже двигаться никуда не хочется, и черт с ней, с прилипшей к груди блузкой! И с мокрыми трусиками… Но надо ехать. Пока едет, высохнет. Ветерком обдует. Не так уж и далеко ехать, но… за двадцать минут как под феном побывает – жарко, ветер горячий, сухой. Середина лета, чего уж… Достала из сумочки зеркальце, посмотрела в него – ухмыльнулась. Не рожа, а боевой раскрас индейца племени сиу! Ну что же, будем наводить марафет. Достала ватку, пузырек с борным спиртом (всегда с собой) и начала методично вытирать лицо и шею. Через пять минут все было закончено. Покрутила головой туда-сюда… нормально, «с пивом потянет», как говорят мужики. Вставила ключ в замок зажигания, повернула – машина вздрогнула, затряслась, двигатель заработал с тихим стуком, завибрировал кузов. Вдруг подумала: а на хрена ей «Волга»? Зачем ей этот огромный неуклюжий сарай? Ведь сама читала – запустили в производство «Жигули», первые машины уже пошли в продажу. Зинаида их видела в Саратове – очень даже симпатичные машинки. И как раз по ней – небольшие, яркие, шустрые. «Волгу», честно сказать, она не любила. Ломучая, громоздкая – баржа какая-то, а не машина! А может, ее Мише отдать? Ну… не насовсем, а так… пусть ездит! По своим делам! И возвращается. А она будет ездить на «Жигулях». А что, через обком может и добыть машину, купит. Где хранить? Гараж-то для «Волги»! Да можно рядом ставить, у гаража. Или купить гараж – что их, мало продается? Опять же, можно поставить металлический – вон там, в углу, место есть. С ЖЭКом договорится, тоже есть знакомые. А если не понадобится «Волга» – да продать ее к чертовой матери! Кавказцы с рынка с руками отхватят! В общем, надо хорошенько подумать. Миша был дома, у себя в комнате. Зинаида вошла тихо-тихо, проскользнула как мышь, он даже и не услышал, строчил на своем «максиме», как из настоящего пулемета. Эдак скоро и правда книгу закончит! Прошла в свою комнату, сбросила пропотевшую одежду, накинула халат и пошла в ванную. С мужчиной лучше разговаривать после душа, когда от тебя не воняет старой козой. Или молодой козой. Интересно, он душ-то принял после… молодой козы? Принял, наверное, – он вообще на удивление чистюля. Моется два раза в день! Зинаида по этому поводу его как-то раз подколола: мол, где умудряется так испачкаться? А он тут же ответил, вызвав ее смех и смущение: мол, если она думает, что он постоянно делает в штаны, то она глубоко заблуждается, может хоть сейчас его обнюхать (ну как Швейк, право слово! Вот же зараза!). И добавил, что моется часто он для того, чтобы своим мужским духом не оскорбить ее нежного, чувствительного нюха. Ибо она интеллигенция, а он всего лишь старый солдафон. Не стала ему напоминать, что ее нежный нюх, бывало, такими запахами был окружен, что ему и не снилось. Запахами гангренозных, червивых ран и вскрытых осколками брюшных полостей, наполненных кровью и дерьмом (не ешьте перед боем!). Так что запах здорового мужского пота для нее, по сравнению с этими запахами, как «Шанель № 5» по сравнению с запахом общественного туалета. Тем более что этот запах пота не от кого-то чужого, а от него, Миши. Не стала этого всего говорить. Почему – и сама не знала. Не та она стала, точно – не та. Та разбитная деваха-«врачиха», оторва и матершинница, что по уши в крови резала и сшивала в медсанбате, давно уже ушла за горизонт. К добру ли, но ушла. Нынешняя Зина – Зинаида Михайловна, доктор медицинских наук, ведущий специалист психиатрической лечебницы. Автор «гипнопогружения Макеевой». Уже когда встала под душ и с наслаждением отдалась сладости бьющих по разгоряченному телу тугих струй воды, дверь в ванную вдруг распахнулась, и на пороге замер Михаил. Он был встревоженным и напряженным, и Зинаида вдруг с усмешкой подумала, что, наверное, он услышал шум воды, вот и прибежал – то ли устранять аварию водопровода, то ли бить по голове супостата, забравшегося в их квартиру и решившего вдруг принять душ. Эта мысль ее насмешила, она улыбнулась и помахала рукой: – Это всего лишь я! Пораньше сегодня приехала. Извини, не хотела тебя беспокоить! И только потом поняла, что стоит перед в общем-то чужим мужчиной совсем голышом. Забыла о том, что вообще-то он ей не муж и не любовник, от которых свои стати незачем и даже глупо прятать. В голове своей, в своих мечтах она с ним уже переспала, и не раз. И вот эта нереальность вдруг слилась у нее с реальностью, подсознание сделало странный выверт, и надо сказать – достаточно интересный чисто научно. И все это пронеслось у нее в мозгу в те две секунды, пока Михаил стоял и таращился на ее голое тело. И прежде чем она что-то сделала или сказала после первой фразы – молча кивнул, повернулся и тихо притворил за собой дверь. А Зинаида вдруг с досадой прикусила губу… Нет, не потому, что предстала перед мужчиной голышом, – вот еще, тоже мне, страдания! А потому, что он (ха-ха-ха!) не предложил ей потереть спинку. А она ведь, возможно, и согласилась бы… Глава 6 Меня приглашали в РОВД еще недели две (носили повестки), пока наконец-то все не завершилось. По большому счету, следствие прошло без особых проблем – не возникло даже особых вопросов, откуда я взял эти палки и почему так ловко с ними управлялся. Ну да, лежали палки. Да, увидел нож, схватился за эти палки, ну и… понятно. Очных ставок никаких не было, тут все ясно: ворвалась банда уголовников, избили хозяйку, отняли деньги, и вдруг появился… рыцарь на белом коне! Мне впору премию давать! Но не дали. Впрочем, можно назвать премией хотя бы то обстоятельство, что не особо копались в моем прошлом. Спросил следователь, пожилой усталый дядька, кем я прихожусь психиатру Макеевой, ответил, что двоюродный брат. А еще – что паспорт был утерян, восстанавливал. На том все и закончилось. Оле все равно придется менять квартиру, ведь когда-нибудь этот мерзавец выйдет из тюрьмы, если, конечно, там не сдохнет. Сейчас ему сулили лет пятнадцать строгача. Так она и не собиралась жить в чужой квартире всю свою жизнь. Слава богу (или советскому правительству?), молодым специалистам положена квартира. И в конце концов Оля ее получит – когда станет полноценным врачом, устроится на постоянную работу и отстоит положенное в очереди на жилье. И что характерно для этого времени, все равно эту квартиру получит – бесплатно, конечно. Никаких тебе ипотек. Никаких коллекторов, выбрасывающих людей из жилья. Это же «кровавый советский режим», а не просвещенное демократическое государство. Ну а я работал. Быстро – насколько мог. Все-таки с машинкой работать, конечно, не так удобно, как с компьютером. В компьютере ты наляпал, наваял спросонок, утром эту фигню взял и отредактировал. И нет уже позорища. Никто не видел. А тут?! Напечатал страницу, перечитал, выругался, давай черкать. Почеркал – давай перепечатывать. Тяжко, ей-ей! Потому при всем моем упорстве и при высокой скорости работы, недостижимых для многих и многих, закончил я книгу только к первому сентября. И отослал ее в издательство, в Москву. Не просто так отослал. Спасибо Зинаиде, она позвонила в Москву знакомому врачу – известному хирургу (вместе были на фронте), тот еще кому-то, и… вышли на главного редактора, курирующего раздел художественной литературы в одном крупном московском издательстве. Нет, никаких договоренностей о том, что обязательно напечатают. Всего лишь просьба рассмотреть внимательно и с ходу не выкинуть в урну. Дело в том, что в издательства стекается огромное количество рукописей, среди которых найти жемчужное зерно невероятно трудно. Попробуй-ка прочитай все рукописи подряд! Очумеешь от этого бурного потока нетленки. В 2018 году, если только автор не известный, проверенный и его не читает сам редактор, – все рукописи раздаются (рассылаются по электронной почте, само собой) рецензентам. И эти рецензенты читают и дают свое заключение – будет книга покупаться или не будет. После рецензента редактор может и сам прочитать присланный текст, но чаще он ни слова в этой рукописи не читает. В 1970 году электронной почты, само собой, нет, поэтому пачки, горы, монбланы рукописей, авторы которых мечтают стать официальными писателями, пылятся на столах и полках, ожидая очереди на прочтение. И вот чтобы не оказаться внизу одной из гор и не быть случайно выброшенным в урну для бумаг, требуется блат. Как и везде – блат, блат, блат… Я не испытывал никаких особых эмоций по этому поводу – ну да, блат! И что? Во-первых, моя рукопись точно обогнала свое время – и по оригинальности сюжета, и по качеству написанного. В 2018 году уровень писателей таков, что писатели семидесятых годов прошлого века (в большинстве своем) нам и в подметки не годятся. В семидесятых достаточно было писать идеологически правильно, соблюдать основы стилистики, и шанс пробиться в ряды советских писателей оказывался очень высок. В 2018-м, чтобы держаться на плаву, ты должен писать интересно, ярко и очень, очень быстро! Скажи советскому писателю, что можно написать книгу за месяц, – так он будет смеяться подряд полчаса, не меньше. А за две недели – не хочешь? У меня и такое было. Три книги космооперы подряд, по две недели на книгу! И между прочим, 15–16 авторских листов каждая книга (авторский лист – 24 страницы машинописного текста, сорок тысяч печатных знаков, включая пробелы). Так писать возможно только тогда, когда ты пишешь без плана, выдавая на-гора то, что у тебя сочинилось в голове. Не вымучивая текст, а выплескивая его на экран так, как если бы ты читал его с какого-то образца. Кстати, некогда Булгаков сказал, что, когда он писал «Мастера и Маргариту», его рукой будто кто-то водил. Абсолютно в это верю, потому что многие из моих книг написаны именно так. Тебя будто несет потоком, слова ложатся на свое место в предложениях так, словно некто управляет твоим мозгом, твоими руками. Странное ощущение, даже страшноватое… но и к нему привыкаешь. Итак, я выслал рукопись и стал дожидаться результата. Ну а пока сочинял свое послание руководству СССР. И на очереди у меня были три важнейшие фигуры, которые, без всякого сомнения, помогут мне завоевать доверие руководства страны. Во-первых, это те самые Бразинскасы, до акции которых оставалось всего полтора месяца, и, во-вторых, один из самых опасных предателей, окопавшихся в недрах КГБ, – сотрудник ГРУ Поляков, который сейчас, в это самое время, курировал китайское направление – подготовку и заброску агентов в Китай. Насколько я помню из сведений, полученных мной в 2018 году (читал про предателей – интересное чтиво!), за двадцать лет сотрудничества Поляков выдал десятки, если не сотни кадровых разведчиков ГРУ и агентов, работающих в разных странах. Вероятно, никто, кроме него, не смог нанести такого ущерба разведке СССР. Даже подлец Бакатин, выдавший «друзьям» из США все закладки подслушивающих устройств в американском посольстве. Хотя… это как посмотреть. Бакатин даже подписал приказ, разрешающий некой туристической фирме водить иностранные делегации туристов по зданию КГБ, но самое главное – он уничтожил кадры КГБ и МВД. Он разогнал всех специалистов, называя это «чисткой кадров» – официально и «забоем скота» – среди своих. И самое интересное – вышел сухим из воды. Я всех, всех подлецов помню – спасибо Зинаиде! Я подготовил два письма. Одно на имя Брежнева, второе на имя Андропова. Беда была в том, что именно Андропов прикрывал Полякова, не давал контрразведке его разработать. А ведь подозрения были еще в шестидесятые годы! И кстати, никто так и не узнал, ЗАЧЕМ он выдавал своих товарищей, зачем вредил своей стране. Он даже денег почти не брал. За двадцать пять лет работы на ЦРУ он получил всего девяносто тысяч долларов. По меркам разведчиков, даже не копейки, а ничто. Он всегда говорил своим кураторам из ЦРУ, что работает только за идею. Нет, никогда не пойму, что за такая идея – предавать своих товарищей, которые кончали жизнь самоубийством, лишь бы не попасть в руки американских спецслужб. Он сдал, к примеру, нашего агента Мэйси, она же Мария Доброва, и та, когда агенты ФБР начали ломать дверь отеля, в котором она скрывалась, выбросилась с балкона. Ее коллеги долго не знали, что с ней случилось, – ФБР просто убрало труп, и Мэйси числилась пропавшей без вести. Мария поняла, что ее скоро арестуют, и заранее разработала пути отхода. Беда в том, что курировал ее тот самый Поляков, который ее и сдал. И он сообщил, как и где та будет уходить. В общем, мразью Поляков был необычайной и, пока его не разоблачили, вреда нанес стране столько, что даже не верится. Арестовали его только в 1986-м. Поляков должен стать главным пушечным ядром, которое я забью в ворота, закрывающие мне путь к власти. А потом пойдут другие предатели. Только пусть вначале этого разоблачат!