Я шлепнул ему на стол рукопись, и Махров любовно погладил ее рукой: – О мой… – Молчать! – рявкнул я. – Ухо откушу! – Ладно, ладно, – довольно ухмыльнулся Махров, – лучше расскажи о творческих планах! Что имеешь в загашнике? Что будешь писать? – Есть задумка. Очень крутая! – многозначительно кивнул я. – Увидишь, весь мир просто ахнет! Офигеет! Уже начал! Через пару месяцев выдам тебе книгу, первую книгу! А вообще планирую восемь частей! – О как! – поразился Махров. – Через два месяца – по книге?! Слушай, да ты мутант какой-то! Ты… ты… бешеная печатная машинка! Ты робот! Дай я тебя иголкой ткну – может, там железо?! Это же невозможно! Скажи, что ты прятал их где-то в сейфе! Не может человек так быстро писать! Люди по пять лет одну книжку вымучивают, и в итоге получается дерьмо на палочке, а ты… нет, это просто невозможно! Кстати, забыл сказать – билеты тебе и Нестерову уже куплены, вылет третьего июня. Четвертого – день на акклиматизацию, время-то ведь там другое, спать будешь на ходу – пятого у тебя пресс-конференция. Готовься! – Лень, тут такое дело… настроение у меня опять упало ниже плинтуса, – мне, наверное, твоя помощь понадобится… И я рассказал Махрову о том, что со мной случилось и что мне может грозить. Махров вначале слушал с удивленным лицом, потом нахмурился и, когда я закончил рассказ встречей с двумя операми, совсем стал мрачен, как на похоронах. – Миш, мало получить успех, надо еще его суметь удержать, понимаешь? Вот ты знаешь, что тебе лететь в Штаты, что от этой поездки многое зависит, но ты тащишься с девчонкой в ресторан, устраиваешь там драку, калечишь каких-то мудаков и ставишь под удар всю нашу с тобой работу! Именно нашу, а не только твою! Знал бы ты, сколько усилий я приложил, чтобы тебя продвинуть! Чтобы твои книги пропустили сквозь забор из цензуры! Сколько порогов обил, чтобы тебе позволили выехать, чтобы не ставили рогаток, чтобы не терзали за лишнюю болтовню с иностранцами! И ты сейчас мне рассказываешь такие вещи?! Да ты головой вообще думал, когда это все делал?! – Да что мне было делать, позволить, чтобы моей девчонке физиономию начистили?! – вскипел я, вскакивая со стула. – Лень, ты не охренел?! Ты что, не мужик, что ли?! Как ты бы отреагировал на моем месте?! – Во-первых, я бы не поперся с красоткой в ресторан, где собираются кавказцы… – Да там не только кавказцы собираются, черт подери! Там и писатели, там и артисты, актеры, да кто угодно туда ходит! – перебил я его. – Лень, не говори глупостей! – Во-вторых, – будто не услышал он, – я бы остановил этого негодяя, позвал администратора, он бы вызвал наряд милиции, и его бы отправили в отдел. И не был бы вынужден драться с толпой кавказцев! А потом не было бы нужды бить этих мажоров! Ты бы их просто не встретил! Вот как оно должно было выглядеть. – Да ну тебя к черту! Не хочешь помогать – не помогай! – вызверился я и шагнул к двери. – Сам как-нибудь разберусь! – Ни хрена ты не разберешься, – холодно заявил Леонид. – Сядь на место и не отсвечивай! Ясное дело, помогу – куда мне деваться? У меня другого выхода нет, как тебя вытаскивать, – ты же сейчас ведущий писатель нашего издательства, можно сказать, – локомотив! А закроют тебя – ты будешь не книжки свои толкать, а вагонетки на Колыме! – Нет там вагонеток! Там лес рубят! – отходя от вспышки ярости, буркнул я. – Для тебя найдут вагонетку! Персональную! С твоим фото на боку! – мстительно буркнул Махров и, уже теплея голосом до почти дружеского, добавил: – Не ссы, прорвемся! Узнаю я, в какой стадии дело. Где надо – нажмем! Где нужно – подмажем! Никого ведь не убил? Нет? Вот и ладненько! А битые морды – это нам не впервой… Он засмеялся, будто что-то вспомнил, и тут же снова посерьезнел: – Езжай, занимайся своими делами и готовься к поездке. Теперь тебе нормально съездить в Штаты и вернуться, и все будет хорошо. Все, вали отсюда! Подписывать бумаги я тебя позову! Ах да… доллары в дорогу получишь во Внешторгбанке, сходи в бухгалтерию, получи соответствующие бумаги. И не вздумай потратить в Союзе хоть один доллар! Это все для Америки! – Ты американский шпиен! – злобно прошипел я. – Мы будем тебя немножко вешать и немножко стрелять! На Америку работаешь! Все доллары для нее любимой! – Иди, иди… хулиганье! – ухмыльнулся Махров. – Твой дом – турьма! На этой позитивной ноте мы и расстались, довольные друг другом. Я знаю – если что-то можно сделать, как-то можно мне помочь – Махров поможет. И не только потому, что мы с ним в дружеских отношениях. Просто чтобы сберечь источник золотых яиц. Тьфу! Опять эти яйца… Чтобы получить пятьсот причитающихся мне баксов, пришлось потратить полтора часа. Пока получил документы в бухгалтерии, пока доехал до банка, пока там выстоял в очереди – весь истомился. Вот не люблю я заниматься такими делами! Не просто не люблю – ненавижу! Бррр… Из банка поехал к себе домой. Еще не успел подняться на этаж, как услышал вой циклевочной машинки и голоса рабочих. Процесс идет! Пришлось долго стучать в дверь, пока открыли, – не слышно ведь. Высунулась женщина с «намордником»-респиратором на лице. Узнала меня, махнула кому-то рукой. Шум сразу стих, воцарилась тишина, а из квартиры ко мне вышла – судя по фигуре – Марина. Когда сняла такой же респиратор, как и на открывшей мне женщине, убедился – точно, Марина. – О! Михаил Семенович! – радостно встретила она меня – заканчиваем, заканчиваем, еще пару-тройку дней, и все! Полы вот циклюем! Пришлось поднимать паркет и все промазывать, чистить – тараканья просто толпы! Как бы и клопов не было! Так что работа идет! Хотите посмотреть? Только пыльно, перемажетесь… Я все-таки прошел. Заглянул на кухню, в туалет – уже стояла новая сантехника, ванна сияла белизной (старая вся была в ржавых потеках), потолки ровные – вывели в ноль. Плиткой обложили – ровно, залюбуешься! Молодцы! Умеют работать! И на кухне порядок – плитка уложена, газовая плита стоит на месте, все как положено. – Что насчет финансирования? – спросил я Марину. – Добавить нужно? – Если пару сотен дадите до полного расчета – не обидимся! – улыбнулась женщина. – Если нет – переживем, в конце расплатитесь. Мне понравился ее ответ, и я сунул три сотни. Работа делается, так что пусть берет. Хотел уйти, но Марина настояла, чтобы я взял расписку в получении, мол – деньги порядок любят. И это мне тоже понравилось – основательная работа, ничего не скажешь. В машину садился уже в более позитивном настроении. С Махровым «перетер», дома ремонт идет – порядок в танковых войсках! Живем! – Петр Семенович – в Дом творчества! Все, дела закончены. Хотя… давайте-ка заедем в «Березку»! На Сиреневый бульвар! Из «Березки» я вышел с пакетом вещей и пакетом продуктов. Сервелат, конфеты в коробках, шампанское и всякое такое прочее. А еще – платье для Ниночки. И не только платье… уж больно хорошо она выглядела в чулочках! И в кружевных трусиках. Похоже, на старости лет делаюсь фетишистом? Хе-хе-хе… Еще – купил ей золотой кулончик с буквой «М» – ну так… на память. Не шибко дорогой. Хотел купить колечко, но девушка может понять этот подарок… не совсем так, как хотелось бы. Зачем подавать ей напрасные надежды? Жениться на ней я не собираюсь! Глупо выглядит мужик в возрасте рядом с молоденькой, похожей на школьницу девятого класса невестой. А Ниночка выглядела именно так – девчонка девчонкой, особенно если не накрасится. Накрашенная – там уже не поймешь, от пятнадцати до тридцати, а вот без косметики – девчоночка-школьница, да и только! Ей молодого мужа надо, ровесника, или чуть постарше. А я… что – я? Она мне даже не в дочери, она почти во внучки годится! Купил еще бутылку виски, – Ниночка сказала, что никогда его не пробовала. Так-то фигня этот самый виски, но, честно сказать, мне больше нравится, чем водка. Все-таки деревом отдает, а не просто спиртовой раствор. Еще решил по дороге заехать позвонить Зине – как она там? Из Дома творчества звонить не хотелось, дежурные постоянно подслушивают, и мне неприятно, из своей квартиры тоже, рабочие слушают, да и заказывать надо разговор, ждать. Так что поеду на главпочтамт, оттуда поговорю. Сказано – сделано. Разговор заказал, сижу жду в деревянной кабинке, сквозь которую едва доносится шум в зале почтамта. – Алло! Алло, Зина! Слышишь меня? Зина! – ору я в трубку, там что-то щелкает, и голос Зины отвечает: – Да, слушаю. Привет, Миша. – Зина, как ты там? Как самочувствие? – В порядке самочувствие. Все нормально. Голос Зины спокойный, холодный, будто разговариваю с чужой. У меня даже сердце закололо – что-то не то! Что-то случилось?! – Зин, квартиру заканчивают! Ремонт заканчивают! Ты готовишься к переезду? Молчание. Потом негромкий голос Зины, негромкий, но тяжелый, будто вбивающий гвозди в крышку гроба молоток: – Миша, я не приеду. Миша, нам нужно расстаться. – Что?! – Я опешил, а на лбу выступил холодный пот. – Как расстаться!? Почему расстаться?! Ты вообще – о чем?! У тебя что, с головой не в порядке?! От беременности?! Зина, ты чего несешь?! – Миша, все кончено. Мы расстаемся! – голос холодный и звенящий, голос профессора, врача, преподавателя института медицины. Таким голосом, наверное, она объявляет студентам о «неуде» – пришло мне в голову. – Я тебе не верю. Давай я приеду и все обсудим! – Нет. Все решено. Мы расстаемся. Когда вернешься из Америки – заберешь машину. Я послежу, чтобы с ней ничего не случилось. И… все. Кончилась любовь! Прости, Миш, я не могу сейчас разговаривать. Мы остаемся друзьями. Если тебе что-то понадобится, ты всегда можешь ко мне обратиться. И еще – родится ребенок – я не запрещу тебе с ним встречаться. Но никаких обязательств у тебя перед ним, передо мной нет. И да – я молчу, никому ни слова, это и так понятно. Все, Миша, прощай. И… прости. В трубке длинный гудок, я держу ее, гляжу на нее – и не понимаю, где нахожусь и что со мной. Я просто оглушен. Даже сам не ожидал, что известие о расставании с Зиной меня так шибанет. Она была первым человеком, кто меня поддержал. Она первая узнала, кто я такой, и помогала мне всем, чем могла. Я любил ее – не так, как жену, не так, как свою суженую, но все-таки любил. Она была чем-то средним между любовницей и другом, и вот теперь вдруг – ее рядом нет. Пустота! Вакуум. Почему? Из-за чего?! А может, ей донесли о моей связи с Ниночкой? А кто мог донести? Кто знает об этом? Если только Махров? Он знает и Ниночку, и Зину! Зину заочно, конечно, по телефонным звонкам, но знает. Он мог сообщить, что я таскаюсь по городу с молодой красоткой! Только зачем это ему? Да и не станет он этого делать – не такой человек. Кроме того – я ведь все равно бы узнал, и тогда… тогда – я не знаю, как бы поступил. Морду бы набил – это самое малое. Ну и больше бы с издательством не сотрудничал. А то и еще чего хуже – взял бы, да подставил его. Начудил бы за границей. Например – попросил бы политического убежища – только чтобы нагадить Махрову! Нет, так бы я не сделал – просто из брезгливости. Подлость я могу сделать только на войне, но там это не подлость, а военная хитрость. Нет, это не Махров. И вообще – вряд ли связано с Ниночкой. Тогда – что? Неизвестно. И эта неизвестность просто бесит! А может, все проще? Нашла себе другого мужика? Или просто – разлюбила, и все тут! Ну сердцу-то не прикажешь! Женщина же! У нее семь пятниц на неделе! Повесил трубку, вышел из кабинки и пошел на выход. Вслед мне начала кричать кассирша: – Мужчина! Мужчина! Вы оплачивали за полчаса! Заберите сдачу! Я только махнул рукой и пошел прочь. Ощущение было – я вышел из дома, и на меня с третьего этажа сбросили мешок с мукой. БАМ! Пыль, грохот, в голове звон – просто аллес капут! Сел в машину, закрыл глаза – водитель что-то срашивает, а я даже и не пойму, что именно. Потом разобрал – спрашивает, куда ехать. Говорю – в Дом творчества – и снова проваливаюсь в пустоту. То ли сплю, то ли бодрствую – странное полусонное состояние. Шок! Иначе и не назовешь. Очнулся только тогда, когда водитель начал меня будить – уже возле входа в Дом творчества. Как сомнамбула расплатился с Петром Семеновичем – сколько он спросил, столько и отдал, даже не запомнил – сколько именно. Рублей тридцать, вроде как. Забрал свои покупки и медленно побрел в свой номер, не обращая внимания на окружающих. Кто-то мне встречался, что-то спрашивали, но я не отвечал и шел как робот, как в тумане. Странно так… мне еще никогда и никакая женщина не давала отставку. Как-то не приходилось мне быть в таком положении. Вот оно как бывает – когда тебя посылает на хер любимая женщина! Которую считал своей навсегда! Урок мне. Хороший урок! Не надо ни к кому прикипать – к той же Ниночке, например. Надо сразу все ставить на свои места. Развлекаемся вместе, занимаемся сексом, нам хорошо – и не более того! Хватит мне разочарований. Хватит! В номере я медленно, осторожно разделся, пустой и звонкий, как старый барабан, положил продукты в холодильник – рефлекс, однако! Продукты не должны пропасть, это уже на уровне инстинктов. И упал на кровать, проваливаясь в настоящий крепкий сон. Сон все лечит, во сне все не так уж и плохо. Главное – не просыпаться. * * * Зинаида положила трубку и замерла, откинувшись в кресле. Ее лицо было белым как мел и похожим на лицо мраморной статуи. Красивое, с точеными чертами, оно не хотело сдаваться времени. Неумолимому времени, которое разрушает даже, казалось бы, вечные пирамиды. А тут – всего лишь человек, существо мягкое, состоящее из легко ранимой плоти. Сколько ей осталось быть молодой и красивой? На вид – молодой и красивой. Ведь ей уже пятьдесят лет! И Зинаида знала, что после того, как родит, организм пойдет вскачь, наверстывая то, что упустил за годы «консервации». Каждые роды – это несколько лет жизни, это гормональный сбой, это несколько выпавших зубов, растяжки и морщины. После родов она превратится в совершеннейшую старуху… рядом с молодым, красивым, брутальным мужчиной! Глупо выглядит молодящаяся старуха рядом с молодым парнем – если только этот парень не ее сын или внук. Но все будут знать – Михаил не сын, не внук, он ее… ее мужчина. И будут смеяться. И над ней, и над ним. Михаил явно помолодел, и сильно помолодел! Он все еще пребывает в заблуждении, думает, что остался седым ветераном, старым псом, доживающим свои дни! Но Зинаида видела, как на него смотрят женщины. И как смотрят на нее. На него – с вожделением, тараща глаза и вытягиваясь так, будто готовы тут же выпрыгнуть из трусов – если только он попросит. На нее – с ненавистью и, самое печальное, – с насмешкой. Мол, отхватила баба молодого мужика, содержит его – а он ее и… хмм… пользует. Противно. Чувствовать себя стареющей мадам рядом с молодым жиголо – это мерзкое ощущение. И дальше все будет только хуже. Гораздо хуже!