Павлов в фирме было двое, один со склада, другой – системный администратор. И она сейчас не хотела слышать ни того, ни другого, потому что у таких звонков обычно был отчетливый запах сверхурочной работы. – Что надо? – спросила она нелюбезно. – Я не в офисе, у меня выходной. – Сегодня же корпоратив. Я думал, вы будете, – слегка растерянно проговорил Павел. Какой-то из. – А завтра придете? – И завтра тоже нет, – с неизвестно откуда взявшимся злорадством объявила она. – А в январе я увольняюсь. В трубке повисла тишина. – Тут вам сказали кое-что передать. Но это надо сделать до Нового года, – сказал наконец Павел. – Бумаги? На подпись? – раздраженно осведомилась она. – Э-э-э, ну да, – с заминкой согласился он. Она посмотрела на то, как красиво блестят снежинки на ногтях, понаблюдала за внутренней борьбой своей старой совести и новообретенного пофигизма, которая закончилась вничью, и устало сказала: – Можете привезти бумаги ко мне домой. Записывайте адрес. И похвалила себя в третий раз, потому что раньше она бы поехала в офис сама. Все равно же выходной. А тут мол везите. Вам же надо, не мне. Дома, пока она ждала гонца, в голове почему-то крутились мысли о том, какой из Павлов приедет. Скорее всего Карасев – со склада. Его бы вероятнее всего послали с бумагами. Савинов – который системный администратор – по таким пустякам не бегает. Хотя, зная Петю, он и главного бухгалтера может отправить полы протереть, потому что уборщица заболела, а кому он еще такое важное дело может поручить? Звонок прозвенел, она открыла домофон, потом распахнула дверь квартиры и принялась ждать. Через пару минут из лифта вышел Павел. Как ни странно, Савинов. Высокий, большой, немного неуклюжий, но с удивительно аккуратными пальцами, которыми он нежно перебирал начинку ее старенького рабочего компа, когда тот едва не приказал долго жить. Савинов. В ослепительно белом свитере с оленем, гладко выбритый и с большим комом упаковочной бумаги в руках. – Здравствуйте, – поздоровался он. – Здравствуйте, – она вдруг растеряла весь свой боевой задор и уставилась на свой маникюр, рассматривая его с таким энтузиазмом, как будто это было сейчас самое важное в жизни. – Красиво, – вдруг похвалил Павел. – Снежинки у вас тут нарисованы. Так по-новогоднему. – Спасибо, – неловко сказала она. – И руки у вас… красивые. Красиво смотрится. – Спасибо. – От смущения хотелось провалиться сквозь землю. – Давайте бумаги, я сразу подпишу. – Да нет никаких бумаг, – признался он и почесал лохматый русый затылок. – Я вам просто… вот это. Хотел. Он осторожно размотал бумажный ком, и в центре его оказался цветок, – Каскадная орхидея, – ахнула она. – Фаленопсис Формидабло! – Это вам. С Новым годом! Она завороженно протянула руки и приняла горшок с цветком, о котором давно мечтала, но на который все время жалела денег. Уж слишком много стоил. – Стойте, – вдруг опомнилась она. – Подождите, Павел, но это слишком дорогой подарок. Я не могу… – Назад не приму, – категорически отказался он. – Не хотите брать – оставьте в подъезде на подоконнике. Пусть ваши соседи подберут. – Обойдутся мои соседи, жирно им будет, – пробормотала она орхидее стоимостью в семь тыщ рублей и, не удержавшись, осторожно погладила глянцевый зеленый листок. А потом подняла взгляд на Павла. Он стоял и смотрел на нее. Очень тепло, восхищенно и одновременно печально. – А как вы узнали, что я хочу именно этот цветок? – спросила она только для того, чтобы не молчать. – Историю посмотрел в вашем браузере, – буркнул он, и его суровые скулы предательски порозовели. – Я понимаю, что я не Петр Валентинович и что на меня вы не будете никогда так смотреть, как на него, но… – Да пошел он в задницу, этот Петр Валентинович! – с досадой воскликнула она. – При чем тут он? Вы серьезно что ли… – Серьезно, – подтвердил Павел. – Я давно уже серьезно. А вы не видите. Не закрывая дверь, она шагнула обратно в квартиру, бережно поставила Формидабло на кухонный стол, сунула ноги в сапоги и взяла с вешалки сумку и куртку. – Идем, – буднично сказала она. – Куда? – ошарашенно уточнил Павел. – В магазин. За вином, апельсином и специями. Будем варить глинтвейн. Ты любишь глинтвейн, Паш? – Люблю! – с горячим энтузиазмом отозвался он. – Не пробовал ни разу, но абсолютно точно люблю! 16. Мандарины Из школы высыпала пестрая толпа первоклашек. – Мама! – тут же закричала дочка, преисполненная праведного негодования. У нее даже помпон на шапке торчал воинственно. – Мама! А Савельев мой мандарин украл! И съел! Ну тот, который ты мне с собой в школу положила! Она не успела ничего сказать, потому что маленький веснушчатый мальчишка, которому папа завязывал шнурок, в ответ на эти слова встрепенулся и едва не заехал ботинком папе по носу: – Пап, она врет! – завопил он. – Ничего я не украл! Я поменялся. – Ты не менялся! – отбрила его дочь. – Менялся, я тебе свой отдал. – А я не хотела! – А тебя никто и не спрашивал! – Так, – сказали они с папой Савельева одновременно. А потом переглянулись одинаково извиняющими взглядами. Было ясно, что ни ей, ни этому высокому уставшему мужику не хочется разбираться во всех перипетиях детективного сюжета о пропавшем мандарине. Ну если даже и съел его этот пацан, да ну и на здоровье! У них на кухне еще три килограмма таких лежит, не жалко. Но дочка возмущенно топала ногами и подозрительно блестела голубыми глазками, а это значило, что она как хорошая мама должна была встать на ее сторону или хотя бы просто разобраться в ситуации, чтобы ребенок чувствовал себя защищенным и понимал, что может на нее положиться. Кажется, примерно так было написано в книжках по детской психологии, которые она периодически читала. Возможно, папа Савельева тоже что-то такое читал, потому что он страдальчески вздохнул, взял за плечо своего веснушчатого ребенка и, как бы ни хотелось ему по-тихому свалить, мужественно сказал: – Что ж, давайте разбираться. – Давайте, – согласилась она, мимолетно пожалев, что выскочила из дома в тонкой куртке. Не планировала она как-то стоять на холоде и выяснять виновных в мандариновом преступлении. Но что теперь поделать. Родительство вообще полно сюрпризов. Никогда не знаешь, что тебя ждет: это может быть и случайно засунутая в нос пластмассовая пулька, и понос за пять минут до выхода из дома, и сломанная на ровном месте нога… В общем, украденный мандарин был довольно лайтовым вариантом в списке родительских неожиданностей. Они отошли немножко в сторону, чтобы не мешать остальным школьникам и родителям, поставили обе стороны конфликта лицом к лицу, предварительно забрав у них тяжелые портфели, и кивнули друг другу. Мол давайте начинать. – Игорь взял у тебя мандарин, да? – обратился папа Савельева к ее дочке. – Поменял! Пап, я поменял! – Тихо, – прикрикнул на него папа. – Потом и тебя спрошу. – Он украл! – быстро сдала его дочка. – Сначала предложил поменяться, а когда я не захотела, то просто забрал и съел. А свой мандарин мне на парту положил. – Ну вот! – не увидел никакого противоречия Савельев. – Я же говорю, что я поменялся. – Но я не хотела! – А почему тогда съела? – Да, – вдруг заинтересовалась она этим фактом. – И правда, Маш. Почему съела? – А что мне еще оставалось делать? – с достоинством спросила дочь, обводя их всех трагическим взглядом. – Мой мандарин все равно уже было не вернуть. Пришлось есть твой. И он был невкусный! – Невкусный, – согласился Савельев. – Поэтому я и хотел поменяться. У тебя вкусный. – Я знаю, что вкусный!