Она засмеялась. А Паша вдруг поймал ее ладонь и прижал к своей щеке, и от этого жеста еще сильнее все внутри скрутилось. Так, что даже дышать стало тяжело. – Хочешь елку? – тихо спросил он. – Будет. Хоть две елки. Пожалуйста, Лен. Пожалуйста, давай… давай попробуем. Еще раз. – Я хочу пихту! – объявила она тоном капризной принцессы. И хотела что-то добавить, но к ее губам уже прижались губы мужа (бывшего же? Или уже нет?), знакомые руки бережно обняли и потянули ее к себе на колени, и это было как вернуться домой. Как зайти с мороза в теплую квартиру. Как развернуть долгожданный подарок. За окном сыпал снег, служба такси все еще не могла найти свободную машину, а они целовались как подростки, которым наконец-то стало можно. И ей вдруг показалось, что Новый год уже наступил. В тот самый момент, когда она назвала тот единственный адрес, куда ей давно пора было вернуться и где ее, оказывается, ждали. Весь этот год ждали. 18. Новогодняя открытка В канцелярском магазине продавались такие красивые новогодние открытки, что она не удержалась и купила их целую стопку, несмотря на то, что была только середина ноября. А уже дома села, потрогала толстый тисненый картон, полюбовалась золотисто-прянично-хвойными картинками, от которых сразу остро повеяло праздником, и решила, что грешно оставлять такую красоту валяться дома, в ящике среди бумаг. Такие открытки надо обязательно отправлять, чем она и займется! К тому же, найти в почтовом ящике такой материальный привет, особенно из другой страны, будет гораздо приятнее, чем получить обычное сообщение в мессенджерах и соцсетях. Открыток было двенадцать, и одиннадцать адресатов, как ни странно, придумались практически сразу. Она отправит открытки маме, потом обязательно родителям мужа, а то они обидятся, тете, брату с семьей, двоюродной сестре, двум подружкам детства, трем коллегам с прошлой работы, хорошей приятельнице из Польши, с которой они познакомились на международной конференции, и… Да и все, наверное. Она покрутила в руках двенадцатую открытку. Лишняя. Если не думать про Наташку. Но даже если подумать, все равно лишняя, потому что новогоднюю открытку не отправляют тому, кого ты уже двадцать лет не видел. И с кем двадцать один год не разговаривал. И перед кем до сих пор ощущаешь неприятную липкую вину. Такой подруги, как Наташка, у нее, наверное, никогда не было: ни раньше, ни теперь. И здесь непонятно, то ли сама Наташка была такая удивительная, то ли просто они с ней так удачно совпали характерами. «Смэтчились», как сказала бы ее дочка. И это было тем более удивительно, что внешне они казались абсолютными противоположностями: высокая короткостриженая брюнетка Наташка, резкая, острая на язык и с таким характером, что любого могла скрутить в бараний рог. И она – низенькая, кругленькая, со светлыми кудряшками и амплуа хорошей девочки. И тем не менее они заметили друг друга сразу же, как пришли на свою первую в жизни лекцию. Потом пошли вдвоем в столовую, потом отправились в библиотеку за учебниками, потом договорились делиться конспектами и вместе готовиться к семинарам, а потом… А потом уже одногруппники называли их фамилии исключительно через дефис. Типа а Игумнова-Петрова придут на философию? Нет, Игумнова-Петрова смылись, но очень просили их отметить. Обещали за это шоколадку и конспект по античке. Чем больше они дружили, тем больше общего у них находилось. И в социальном плане – мамы-одиночки, небогатая жизнь и понимание, что надо всего добиваться самой, и в плане характера и интересов – любопытство, упертость, любовь к ядовитым шуточкам и слезливым ромкомам. Единственное, что их кардинально отличало – это успех у мальчиков. Наташка этим успехом пользовалась, причем легко и свободно, как будто не замечая восхищенных взглядов и попыток познакомиться, а она сама об этом только мечтать могла. Рядом с ослепительной харизмой Наташки парни ее в упор не замечали. И поэтому когда на четвертом курсе Кирилл, с которым Наташа встречалась уже полгода, вдруг стал улыбаться ей при встрече, начал писать, а потом прижал к стене в узком библиотечном коридоре и поцеловал, она малодушно поддалась. Сама себя ненавидела, но какая-то неприятная часть ее личности чувствовала болезненное удовлетворение от того, что впервые в жизни кто-то предпочел Наташке – ее. И не просто кто-то левый с улицы, а ее парень. Видный красивый пятикурсник. Выражение лица подруги, когда она их однажды застала, заставляло ее содрогаться от стыда и ужаса даже сейчас, после стольких лет. Наташка, всегда такая непробиваемая и уверенная, выглядела в тот момент растерянной как ребенок. Но не заплакала. Хотя голубые глаза подозрительно блестели, когда она недрогнувшей рукой залепила Кириллу затрещину, плюнула ей под ноги и, гордо развернувшись, ушла. С тех пор они не разговаривали. Она не нашла в себе смелости подойти и извиниться, а Наташка всегда была непримиримой, и, боже мой, ну конечно ее можно было понять. Она бы и сама так сделала, наверное. Кирилл, кстати, слился почти сразу, сказав, что всегда любил только Наташку, а с ней просто развлекался. Но Наташка его, ясное дело, обратно не приняла. Двадцать один год, с ума сойти. Она продолжала вертеть в руках открытку и все никак не могла отделаться от мысли, что ей надо это сделать. Даже не так – что она хочет это сделать. Правда, никаких гарантий на успех не было, потому что почта за границу ходила ненадежно, потому что адрес у нее был только один – Наташиной мамы, а там уже давно могли смениться жильцы, потому что открытку могли случайно выронить или затоптать, так что… это была лотерея. Но именно в этой лотерее как раз и был смысл, потому что довериться судьбе было морально легче, чем найти номер телефона и позвонить. На это она бы не решилась. И хотя за эти годы она сильно поменялась, выросла, много раз приходила в себя после того, как судьба впечатывала ее мордой в пол, научилась жить в другой стране, счастливо вышла замуж, родила дочку… в общем, несмотря на это, она все еще чувствовала вину за ту двадцатилетнюю девчонку, которой тогда была и которая так ужасно поступила с лучшей подругой. «Прости, и с Новым годом», – написала она на открытке и подписалась своей девичьей фамилией – «Игумнова». На почте Наташкина открытка получила марку, штамп и вместе с еще одиннадцатью такими же отправилась в долгий путь. Она специально отправила их заранее, чтобы успеть к празднику. С пятнадцатого декабря начали приходить благодарности. От мамы, от родителей мужа, от бывших коллег… Кажется, открытки дошли до всех, кроме двоюродной сестры. А, может, она просто не посчитала нужным написать «спасибо», такое тоже могло быть. Про Наташину открытку никакой информации не было. Она уже практически смирилась с тем, что ничего из ее глупой затеи не вышло, но тридцатого декабря внезапно обнаружила в почтовом ящике открытку с курантами и бутылкой шампанского, а на ней несколько строчек текста, написанного знакомым еще с универа размашистым почерком. «Привет, Игумнова. И тебя с Новым годом. … вот мой номер. Лучше звони, а то я разорюсь тебе каждый раз открытки по 95 р отправлять» Она застыла возле почтового ящика, неверяще трогая кончиками пальцев помятый край открытки, штемпель с родным городом и написанные синей шариковой ручкой буквы. Надо же, эта открытка проехала столько километров. И ее на самом деле написала Наташка. И оставила ей свой номер… Значит, простила? Они созвонились этим же вечером, и у нее позорно сжалось горло, когда она увидела на экране пополневшую Наташку с темными кудрями до плеч, у которой все так же воинственно сверкали глаза, а губы изгибались в точно такой же улыбке, как и двадцать лет назад. – У тебя все хорошо? – моментально спросила Наташка. – В смысле? – Нет никаких смертельных заболеваний? А то я как открытку увидела, сразу решила, что это ты перед смертью решила свои кармические долги раздать. За шутливым тоном скрывалась реальная обеспокоенность, а она вдруг подумала, что из всех двенадцати человек, которым она отправила поздравление, только Наташка отослала ей ответную открытку. Все остальные просто поблагодарили или приняли как должное. – И не надейся, – рассмеялась она. – Просто совесть замучила. – Долго же она тебя мучила, – хмыкнула Наташка. А потом вдруг дрогнувшим голосом добавила: – Господи, Игумнова, ты бы знала, как я рада тебя видеть… Заплакали они как-то одновременно, а потом, неловко высморкавшись, стали рассказывать друг другу о том, как они сейчас живут. Ситуацию, случившуюся двадцать один год назад, они старательно обходили стороной, но она знала, что и об этом они обязательно поговорят. Просто позже. Через три часа, наговорившись до хрипоты, они отключились, договорившись еще поболтать на выходных, а она, счастливо улыбаясь, пошла в гостиную и села на пол возле наряженной шарами и бантами елки. У нее есть подруги, здесь. И она их очень любит. Но так легко, откровенно и тепло, как у них получалось разговаривать с Наташкой и тогда, и сейчас, не было ни с одной из них. Говорят, что незаменимых нет. На работе – может быть, а в дружбе… В дружбе все незаменимые, потому что это каждый раз какая-то магия, какая-то удивительная сонастройка двоих людей, которую невозможно повторить с другим человеком. Потому что с другим будет по-другому. И от того, что удалось спасти очень важную дружбу, которую она считала погибшей, в груди сейчас было мягко и хорошо, как будто там свернулась клубочком большая теплая кошка. У Наташки в феврале день рождения, надо будет ей отправить еще одну открытку. С кошками. Она их, кажется, до сих пор очень любит. 19. Тайный Санта В середине декабря в школе объявили, что среди старших классов будет проводиться игра «Тайный Санта», и эта новость настолько всех захватила, что все теперь только об этом и говорили. Кто-то бухтел, что это полная хрень и заявлял, что он не будет в этом участвовать (парни), кто-то хихикал и быстро прятал бумажку с именем того, кому надо будет дарить подарок (девчонки), но у всех: и у тех, и у других – царило небывалое оживление. Она вытянула себе Игоря Теплоухова – одноклассника – и уже целую неделю тайком разглядывала его во время уроков. Игорь был отличником, носил рубашки, серые свитера и прилизанные волосы, был убийственно серьезен, не понимал шуток и сто процентов понравился бы ее маме. Интересно, если бы она позвала его на свидание, он бы пошел? Ей исполнилось уже целых шестнадцать лет, а она еще ни разу не была на свидании. Никто из тех, кто ей нравился, ее не звал. Впрочем, те, кто не нравился, тоже не звали. Никто не звал. А так хотелось прийти куда-то в назначенный день и час, немножко опоздав, конечно же, а потом с замиранием сердца ловить на себе взгляд парня, идти с ним рядом, осторожно держась за руки. А в самом конце свидания, когда парень проводит тебя до дома, обязательно поцеловаться. Боже мой, как же сильно ей хотелось на свидание! Но никто не звал. Хоть плачь. Когда она зачем-то поделилась этой печалью с мамой, та только фыркнула: – Ну сама позови, делов-то! Я вон твоему отцу и предложение сама сделала, иначе он бы знаешь, сколько телился? – Как я сама позову, ты че, мам? – ужаснулась она. – А если он… откажет? При слове «он» перед глазами внезапно появилась веселая ухмылка одиннадцатиклассника Тимофеева, его черная кожаная куртка, белая футболка и неизменная сигарета, зажатая между красивых губ. – Так ты выбирай такого, который не откажет, – разумно посоветовала мама. И, понизив голос, добавила: – Твой отец тоже, знаешь ли, не Ален Делон. По себе надо деревце рубить, Лера, по себе. И вот, кажется, сама судьба в лице Тайного Санты предоставила ей то самое деревце, которое вроде бы было по ней. А что? Она достаточно умная, чтобы отличник Теплоухов не побрезговал с ней провести время, и к тому же не слишком страшненькая. Да, может быть, и не красотка, как Оля Вальтер или Ева Серебрякова, но и Теплоухов, выражаясь мамиными словами, не Ален Делон. Кстати, интересно, как этот Делон выглядит. Надо хоть погуглить. В общем, она решила идти по маминым стопам и кроме подарка (шоколадные конфеты с фундуком, ручка и комикс по истории Древнего Рима) положила в коробку записку. «Ты мне очень нравишься! Приглашаю тебя сегодня на свидание. Встретимся в 19-00 возле памятника Пушкину» Но, наверное, в ней все же было больше папиных генов, чем маминых, потому что далось ей это нелегко. Она так нервничала, что перед днем Икс плохо спала, ничего не могла есть и три раза выкладывала из коробки эту записку, но потом возвращала обратно. В школе творился абсолютнейший бардак. Она почему-то думала, что подарками они будут обмениваться в классе, но все оказалось сложнее: все подписанные коробки надо было класть в огромные бутафорские сани, а уже оттуда после шестого урока их должна была раздавать завуч по воспитательной работе Марья Степановна в кокошнике Снегурочки. Учитывая, что Марья Степановна была по возрасту как ее бабушка, выглядело это кринжово. Она быстро закинула в сани свою коробочку с надписью «Игорю Т» и отбежала, чтобы никто не успел ее спалить. После уроков, отстояв длиннющую очередь, она получила какой-то замызганный пакетик с невкусной шоколадкой и странным блокнотиком с цветным зайцем. На отправителя ничего не указывало, но это сейчас было неважно. Вообще неважно. Она поискала взглядом Теплоухова, но его не было. Коробки с ее подарком тоже не было. Значит, получил?