– Подставка на балконе, – напомнила она. – Да не буду я ее забирать, – махнул он рукой. – Приду тридцатого и поставлю тебе елку. Как всегда. – А твоя не заревнует? – не удержалась она от ядовитой реплики. – Не хотелось бы, знаешь ли, мешать твоему семейному счастью. – Кать, – с досадой сказал он. – Ну зачем ты? Нет у меня никого. – И давно? – С лета. – Ты не говорил. – Говорил. Но ты меня даже слушать тогда не стала. Все твердила: развод, развод… Она молча пожала плечами. Ну да, не стала. Сил не было. – Можно печенье? – тихо спросил он. – Можно. Бывший муж шагнул к столу, но вместо того, чтобы потянуться за печеньем, обнял ее, как всегда обнимал: одна рука на затылке, а другая прижимает к себе. Ладони широкие, горячие, щеку колет свитером, а под ним мерно стучит сердце. – Кать, – прошептал он, – Катюша… И осторожно коснулся губами ее губ, словно самой великой в мире драгоценности. Ее тело прильнуло к нему, мгновенно отвечая. Они всегда совпадали друг с другом, как два кусочка одного пазла, и у нее ни с кем не получалось так упоительно целоваться, как с ним. И никакие обиды не могли этого изменить. К сожалению. А может и к счастью. – Я не могу без тебя, – тяжело сказал, оторвавшись от ее губ. Взгляд его был больной и отчаявшийся. – Измучился. Не могу. Кать, ты мне веришь? «А я могу, – подумала она. – Могу без тебя. Но не хочу». И вместо ответа снова его поцеловала. – Ты простишь меня? – настойчиво спросил он. – Обязательно. Но только если съешь все мое печенье. – Всего два противня? Ерунда. – Там еще целая миска теста, – злорадно предупредила она и рассмеялась, глядя на его вытянувшееся лицо. 9. Горка Отвратительный день. Вот просто минус сто из десяти. Началось все с того, что не сработал будильник и они проспали. В итоге дочь опоздала в сад, а она опоздала в школу. По пути к кабинету, у которого ее неуправляемые пятиклашки в ожидании учителя громили коридор, она наткнулась на завуча. Получила уничижительную усмешку и обещание написать докладную. Вот же старая грымза! На уроке сначала все шло хорошо, но потом случилось ЧП: Миша Агапов так смеялся над схватившим двойку товарищем, что упал со стула. Набил шишку, пришлось вести его в медпункт, а в это время оставшиеся без присмотра пятиклассники громили теперь уже кабинет. Вернулась, наорала, они раскаялись и даже сделали уборку. Жаль, вазу это уже не вернет. Перед сдвоенной алгеброй у восьмого класса кто-то написал на доске «Шаров целовался с Никитской», и это произвело эффект разорвавшейся бомбы. В итоге весь урок с объяснением нового материала пошел насмарку: дети не слушали ее, перешёптывались, хихикали и, судя по глазам, устремленным на спрятанные под партой телефоны, обсуждали эту новость в своем закрытом чатике. Никитская сияла, Шаров был мрачен. На квадратные уравнения всем было наплевать. Последним уроком пришел одиннадцатый «Б», и испортил настроение окончательно. – И зачем нам ваши интегралы? – с вызовом спросил Матвей Слуцкий. – В ЕГЭ нет этой темы. – Жизнь не ограничивается рамками ЕГЭ, – спокойно ответила она. – В программе есть интегралы, значит, мы будем их изучать. Тем более вы математический класс. Но ее слова потонули в возмущенном ропоте одиннадцатиклассников. Если бы не Слуцкий, никто бы и рта не раскрыл, но он почему-то постоянно всех провоцировал на бунт. И причем исключительно на ее уроках. Она пыталась поговорить с его классной руководительницей, но та заявила, что Матвей – прекрасный мальчик из хорошей семьи, у остальных учителей к нему нет претензий, и, может, это ей стоит задуматься над своей педагогической несостоятельностью. Она промолчала и больше не жаловалась, хотя на счету Матвея была уже не одна пара сорванных контрольных и миллион хамских, бестактных вопросов, которые он задавал ей каждый урок. Она ужасно жалела, что пошла на поводу у завуча и взяла дополнительную нагрузку в виде этого одиннадцатого. Была ведь уверена, что справится. И честно пыталась справляться. Но иногда просто не хватало сил, вот как сегодня. – Хорошо, – устало сказала она, поднимая руку и жестом умоляя класс замолчать. – Хотите ЕГЭ, будет вам ЕГЭ. Откройте сборники на сто восемнадцатой странице, порешаем задачи из раздела комбинаторики. Номер шестнадцать. Слуцкий, к доске. – Почему сразу я? – деланно удивился он, нагло щуря светло-карие глаза из-под длинной челки. – Вам хочется на мне отыграться за то, что я высказал свое мнение? Сучонок. – Нет, – ровно сказала она. – Мне хочется посмотреть, как ты решаешь это задание. – Так бы и сказали, что хотите на меня посмотреть, – ухмыльнулся он, и по классу побежали мерзкие сдавленные смешки. – Вот, пожалуйста! Любуйтесь! Слуцкий поднялся из-за парты и нарочито расправил и без того широкие плечи. Рослый, наглый, по непонятной причине уверенный в том, что имеет право вот так с ней разговаривать. Красуется перед девчонками – это понятно, но почему за ее счет? – Нечем тут любоваться, – сухо сказала она. – Хамство всегда выглядит отвратительно. Я всего лишь попросила тебя решить это задание. Если ты не знаешь, как это делать, можно просто об этом сказать, а не устраивать тут цирк. – Я знаю, – резко ответил он и, набычившись, пошел к доске. Она внимательно наблюдала, как крошится мел в длинных пальцах, как зеленое полотно доски покрывается белыми закорючками. – Неверно, – наконец уронила она. – Ты не прав. – Прав! – Это даже забавно. Ты что, будешь со мной спорить? – Буду! И, не обращая внимания на язвительные комментарии одноклассников, Слуцкий яростно дописывал решение. – Очень самонадеянно, – с удовольствием проговорила она, чувствуя себя отомщенной. – Знаешь, Слуцкий, ты можешь больше не ходить на мои уроки. Зачем тебе? Ты ведь уверен, что сам все знаешь, причем гораздо лучше меня. Так что тебе я ничего не скажу, а вот классу объясню. Ребята, смотрите, здесь надо было… И вдруг она еще раз, будто заново, увидела целиком написанное на доске решение, возле которого хмурился и перетаптывался с ноги на ногу Слуцкий, и с ужасом поняла, что он… прав. Да, это нетипичный способ, да, она объясняла это иначе, но он прав. И совесть не позволила ей это скрыть. А потом, когда за одиннадцатым классом захлопнулась дверь, она повернула ключ в замке и немного поплакала, вспоминая обидный смех ребят и торжествующую улыбку Слуцкого. «А вы хорошо учились в своем университете, Алена Сергеевна? А то, знаете, вопросики возникают». Она вытерла слезы, выпила чаю с принесенными из дома бутербродами, немного успокоилась и взялась за тетради. Вечером их дочка не даст проверить, а если работать по ночам, то организм очень быстро кончится. Знает – проходила уже такое. В четыре она наконец закончила и потянулась, расправляя уставшие плечи. Еще чашку чая, чтобы согреться, и можно идти домой. – Ален, а ты чего еще тут? – узкое личико Оли, вернее, Ольги Ильиничны, просунулось во внезапно открывшуюся дверь. – Все уже собрались. Идем! – Куда? – Как это куда? На педсовет. – Он же завтра, – растерянно проговорила она и, пока произносила это, уже понимала: нет, и правда сегодня. Переносили же из-за новогодней дискотеки. А она совсем забыла. Педсовет длился два часа, и, еле вырвавшись оттуда, она скорее побежала за дочкой. Полинка ужасно не любила оставаться последней в группе. Плакала. Говорила, что мама ее не любит, раз так долго не забирает. В группу она ворвалась вся в мыле и с облегчением увидела, что, кроме Поли, там был еще Егорка. Обошлось. Обняла дочку, улыбнулась ее радостным глазкам и внимательно слушала поток новостей про сегодняшний день, только иногда терпеливо напоминая о том, что надо не только говорить, но и одеваться. Из садика они вышли в чернильную темноту зимнего вечера, разбавленную желтыми пятнами фонарей. Воздух был свежим, хрустящим, приятно морозным. Им хорошо дышалось, и она с удовольствием предвкушала неторопливую прогулку до дома, тихий ужин на двоих и традиционное вечернее чтение «Незнайки», когда Поля уютно свернется у ее бока калачиком и будет внимательно слушать. Но черт, как же она забыла, что по пути домой – горка. Снег в этом году долго не ложился, а позавчера вдруг пошел крупными белыми хлопьями и разом засыпал весь город. Все тут же как с ума посходили: вытащили санки, ледянки, даже картонки и вперед – на горку. Вернее на этот огромный склон, с которого еще она сама каталась, когда училась в школе. – Горка! – обрадовалась Поля. – Пошли? – Малыш, нет. Прости, но не сегодня. – Но ты же обещала! И она со стыдом и ужасом вспомнила, что да. Действительно обещала. Пока тащила Полю за руку в детский сад, опрометчиво ляпнула, что вечером они пойдут покатаются. И ведь специально думала вернуться с работы пораньше, чтобы переодеться и забежать в супермаркет за ледянкой. Она видела, они там продавались. – Поля, солнышко, мама не успела, – сбивчиво начала объяснять она. – На работе задержали. Давай завтра, хорошо? Честное слово, завтра точно покатаемся. Полина насупилась, замолчала, и чем ближе они подходили к горке, тем сильнее кривились губки в попытке не заплакать. Но когда они оказались уже прямо у склона, где весело кричали, визжали и хохотали, где счастливо скатывались, сталкивались, набирали полные карманы снега и смеялись еще громче, Поля не выдержала.