– Может, дело в том твоём споре, может, я просто спятил на старости лет, но факт остаётся фактом. Который ты должна знать, чтобы соотносить мои и свои действия с возможными последствиями. – Звучит как угроза, – недовольно отзывается она, неуютно поёжившись. – Это не угроза, Машенька, это факт. – Вздох вырывается помимо воли, в основном от невозможности в момент соблазнить одну конкретную девочку. Это не Дана со своим сексом на первом свидании! – Мне приятно на тебя смотреть, приятно касаться, приятно… – Так, это точно лишнее. – С большой долей вероятности нас поселят в одной спальне, и вряд ли мне удастся избежать срывов, несмотря на всё возрастное преимущество. Но! Класс, она не смотрит на меня, а я не могу отвести взгляд от неё. Потрясающая несправедливость. Интересно только за какие грехи… – Просто поверь, что тебе нечего бояться, дальше поцелуев дело не зайдёт в любом случае. Я не настолько озабоченный козёл, чтобы… – О этот саркастический взгляд с изогнутой бровью! Продолжаю со смешком: – Ладно, может и настолько, но тебя я не трону. От мысленного: «Как это секса не будет?!», хочется взвыть, но я всё ещё помню про сковороду и отца. И Машу, которая всё это терпит просто так. Ладно, не просто так, «отлично» я ей всё равно поставлю, наплевав на всю свою принципиальность. – Вы… – рассерженный фырк наводит на кошачьи мысли, а у меня и так голимый мартовский стояк. – Ты и так берегов не видишь. Туше. – Машенька, но тебе ведь нравится, – подаюсь вперёд, прищурившись. – Ты не мне, ты себе скажи, – перебиваю я её, набравшую было воздуха. – Или обжимания с Велисовым тебе предпочтительнее? – Причём тут Артур?! – взмахивает она руками. Вообще, не причём, но бесит. – Какое тебе дело до моих отношений?! – Знаешь, что я сейчас сделаю?.. Сначала укушу, а потом залижу эту её прикушенную губу. И снова слечу на хрен с катушек. – Нет! – Не в значении «не знаю», и полыхающие сердитые зелёные глазища это только подтверждают. Раздражённо выдохнув, откинувшись на спинку кресла и прикрыв глаза, я думаю. Много о чём, но в первую очередь о бездарно упущенной неделе. Нет, надо быть таким идиотом… Что мешало взять её в оборот ещё тогда, после спора? И не кретински сбегать, а продолжить такое перспективное знакомство с Машенькой Морозовой. Остатки совести и здравый смысл – вот что. – Ладно, с этим разобрались. – И всё равно бесит, несмотря на её правоту. – Я хочу – ты нет, допускаю и принимаю к сведению, но, Маш, это вообще не отменяет всего остального. Я буду тебя обнимать, целовать, держать за руку и исполнять прочий романтИк для достоверности роли. А искрит-то как! Просто брызжет фейерверками, стоит нам встретиться взглядами. Пусть раздражёнными, но такого фонтанирования я у себя не припомню. – Хорошо, для достоверности согласна, – свысока соглашается моя прелесть. Моя? Вот после выходных и посмотрим. – А теперь, Маша, слушай, – тяжело вздыхаю я, начиная вторую часть Марлезонского балета, – и запоминай… Маша Посадка получается жёсткой, или просто я сжалась настолько, что дёргаюсь по любому поводу. Дурочка Маша снова попалась на собственной доброте! Как тогда, когда, отрезав кусок колбасы, пошла кормить дворового пса, а потом ставила тридцать уколов в живот со слезами в три ручья. Модель Жанна вещает что-то на тему «будем рады видеть вас ещё», а у меня от страха сводит желудок. Уже всё? Так быстро? Нам же лететь шесть часов, они что, все уже вышли?.. – Маш? – Глебов стоит рядом с моим креслом, глядя сверху вниз и протягивая ладонь. Жёсткую, сильную и горячую, как он сам, но сейчас это ладонь всё-таки больше друга, чем врага. – Идём? Правильный выбор надо было делать там, в аудитории, где я согласилась. Сейчас – поздно. – Идём. – Невеста? Будет вам невеста! Нежная улыбка заставляет Глебова нахмуриться, а после лучезарно улыбнуться. Мне. Едва не икнув от такого счастья, я послушно переплетаю свои пальцы с его и иду следом к выходу из самолёта. Глебов спускается первым, помогая мне не слететь со слишком высоких ступеней, и осмотреться получается, только оказавшись на земле. – Это аэропорт? Две полосы, небольшой ангар и давящая стена леса по периметру. – В каком-то смысле. – В отличие от меня Глебов без шапки, шарфа и перчаток. – По-другому в Ербогачен не добраться, только на самолёте, а потом ещё час на машине, поэтому впереди церквей и магазинов отец облагородил аэропорт. Кивнув, я следую за Глебовым, позволяя ему вести, пока мне интереснее крутить головой по сторонам. Лес, лес, какие-то бочки, лес… В общем-то, ничего необычного, если бы огромные сосны и ёлки не производили неожиданно мрачного впечатления. Как в ужастиках. Страх знакомства подотпускает, отвлечённый пейзажем, но ненадолго. – Маш? – М-м? – я фокусирую взгляд на Глебове. – Я засмотрелась, такой лес… угрожающий. – Особенно, если не умеешь в нём ориентироваться, – мрачнеет он. И что за намёки? Очередные сюрпризы, которые вскроются в самый неподходящий момент? – Помочь? С чем? Стоит посмотреть чуть дальше Глебова и находится какой-то совсем зверский джип чёрного цвета, я таких даже не видела ни разу. Подножка мне почти по пояс и я примериваюсь, как бы туда запрыгнуть. – Я справлюсь. Наверное. Если очень повезёт. Но проверить свою везучесть не успеваю – Глебов, поддержав за бёдра, фактически садит меня в джип. – Я на пять минут, – сообщает он перед тем, как захлопнуть дверь, скрывая за тонировкой свою довольную физиономию. Нет, это невозможно! Если все его воздушные признания и стёрлись под прессом той информации, которую требовалось усвоить и запомнить прямо в самолёте, то сейчас в хулиганском взгляде так и читается что-то типа: «Играй, ты же невеста!» Ладно. В сущности, что от меня требуется? Молчать, улыбаться и не отходить от Глебова, подыгрывая всем его нежностям. Сложно? Сейчас, сидя в одиночестве просторного салона, вообще ни разу, а дальше… Дальше посмотрим. Пять обещанных минут перерастают в пятнадцать и только тогда открывается дверь по ту сторону салона, а внутрь ловко запрыгивает Глебов, который временно Илья. Одна только необходимость называть его по имени даже про себя вводит в транс, но куда я теперь денусь… – Не замёрзла? – Подтянув меня к себе под бок и обняв одной рукой, куда-то в висок интересуется он. Спасибо шапке, что я не чувствую движения его губ. – Нет. Если у нас ноябрь хоть и заканчивался, но был пока бесснежным и относительно тёплым, то, выйдя из самолёта, я очутилась в настоящей снежной сказке с ослепительно-белоснежными, даже в темноте, сугробами, объёмными шубами и замёрзшим, за пару минут на улице, носом. – Едем, Илья Глебович? – Александр Иванович, с каких пор я тебе Глебовичем-то стал? – смеясь, оглушает меня Глебов на одно ухо. – Так, считай, не пятнадцать уж, чтобы Илюхой звать, – фыркает севший вперёд водитель, а меня подбрасывает от рёва заведённого двигателя. – С невестой-то познакомишь? А то удрал и поминай, как звали!.. – Знакомлю, – потянувшись, Глебов стягивает с меня шапку и удерживает за подбородок, мешая отвести взгляд, – Машенька моя… Морозова, – выдыхает он, едва не коснувшись моих губ своими. Его глаза так близко, взгляд настолько искренний и нежный, что я теряюсь, засматриваюсь в голубые прожилки на его радужке. – Уж не молодо, а всё равно зелено? – слышится смешок с водительского места. – Приятно познакомиться, Маша! Я Александр Иванович, водитель всего семейства Шестинских, хоть здесь особо никуда и не поездишь. – И мне очень приятно. – Где-то там была злость и обида на Глебовские наглость и домогательства, в то время как здесь я сама едва не подаюсь навстречу, чтобы поцелуй стал действительно поцелуем. Нет у меня ума. Не-ту. – Молодё-ё-жь… – весело тянет Александр Иванович и прибавляет громкость у, льющейся из динамиков, музыки. Я же могу сделать вид, что стесняюсь? Отстранившись, я отворачиваюсь от Глебова, пряча нос в серо-белом мехе новой куртки. Он подготовился, без меня мне же купив «скромный» комплект зимней одежды – короткую куртку, пуховик до пят и тёмно-зелёный костюм типа горнолыжного. На бирки я демонстративно не смотрела и запретила себе всё это гуглить. Обойдусь как-нибудь без мук совести, тем более, что его выходки в самом начале полёта мгновенно всё это компенсировали. – Страшно, Мор-р-озова? – всё ещё прижимая меня к своему боку, насмешливо интересуется Глебов. Исключительно тихо и мне на ухо, но так, что от прокатившейся по телу вибрации меня бросает в дрожь. – Серый волк зубами щёлк? – Он легко прикусывает мочку уха и от неожиданности меня прошивает горячей волной от макушки до кончиков пальцев на ногах. Только от неожиданности! В жизни не признаюсь, что там львиная доля удовольствия, потому что это вообще за гранью. – А вставная челюсть у волков бывает? – повернув к нему голову, надеюсь, что с нежной улыбкой спрашиваю я в ответ. Где там моя храбрость? Или трусость? Или хоть что-нибудь, что спасёт меня от собственной на него реакции?! – Может, и бывает, – насмешливо хмыкает Глебов, – только чем тогда я стану выгрызать твоё спокойствие у собственной семьи? – Вы… – Рука на талии на мгновение сжимается сильнее. – Ты специально преувеличиваешь, чтобы я боялась! – Музыка долбит в колонки так, что можно говорить нормально. – Маш, про чемодан валерьянки я не шутил. – Новый вздох шевелит волоски у моего виска. – Представь, как будет выглядеть наш приезд… Я не виделся с отцом лет пять и мои редкие визиты не назвать тёплыми. Ещё года четыре я кормлю его завтраками, а последние месяцев шесть почти не отвечаю на звонки. Приплюсуй к этому наш скандал двадцатилетней давности, мою показательную смену фамилии и крутой нрав отца. – То есть просто не будет? – поёжившись, я тоже вздыхаю. Может, стоило всё-таки прихватить с собой воспитательных книжек? – Для «просто» я не тащил бы такую мерзлячку на другой конец страны, – весело фыркает Глебов. А за окном уже глубокая ночь, только усугублённая тонированными стёклами. – Попробуй поспать, вряд ли нам так сразу дадут отдохнуть… Поспать! Легко ему говорить, а мне как? Отодвинувшись от Глебова, я прижимаюсь щекой к холодному стеклу. Мама дорогая, во что я ввязалась?! А, главное, на фига мне это всё сдалось? В спасительницу давно не играла? Так на, играйся, пока либо нервный срыв не заработаешь, либо не окажешься в одной постели с собственным преподом.