– Я спать, – нервно прижимая к груди полотенце, сообщает она и мгновенно оказывается под одеялом. Наверное, под одеялом, потому что взгляд всё ещё сверлит место, где совсем недавно стояли мои личные тридцать три несчастья. Вспомнив, что дышать тоже ещё пригодится, я глубоко вдыхаю, но какое там! На сетчатке теперь выжжена вся такая скромная Машенька в коротких шортах и футболке с то ли бараном, то ли ещё с какой-то животиной. И вроде ничего такого – ни кружева, ни вырезов, но… – Я в душ. Хрень собачья этот душ! Тёплые струи, бьющие по разгорячённому телу, не впечатляют, а холодные, вместо того, чтобы успокоить, наоборот усиливают приток к нервным окончаниям. Ко всем нервным окончаниям и, беззвучно выругавшись, я выключаю это издевательство над самим собой. Оперевшись ладонями о края квадратной раковины, смотрю в запотевшее зеркало. Вот только вместо себя вижу Машеньку с идеальными ногами, идеальной фигурой и идеальным переживательным выражением лица. Долбанное ты множество! Не может быть, чтобы меня так зацепила эта её наивность! Неискушённость? Тоже вряд ли, хотя чувствовать себя первооткрывателем чертовски приятно. Беспомощность? Будь она действительно такой, ни в жизнь бы не согласилась сюда лететь. Тогда что? И почему из-за этого что-то я смотрю в зеркало, а вижу, как снимаю с Машеньки эту её нежно-голубую пижаму? Бесполезно. Быстро почистив зубы, я только к концу процедуры задаю себе вопрос, а на хрена я сейчас побрился? Гладковыбритость отца впечатлила? Ага, как же. Себе-то не ври… Вот только надеяться на что-то около сексуальное с моим десертом в главной роли ещё более по-кретински. Со вздохом покачав головой, я быстро одеваюсь и выхожу. В спальне темно, все светильники выключены, а Маша лежит лицом к двери и не шевелится. Дышит хоть? Не собираясь её ни пугать, ни нервировать, я молча беру одеяло с подушкой и бросаю на пол. Почти на пол – на тёмный ковёр с коротким жёстким ворсом, лежащий между окном и предполагаемо моей половиной кровати. Говорят, на жёстком спать полезно, самое время проверить. Или не проверить, потому что проходит минута, другая, а я всё также лежу, с закинутыми за голову руками, и бездумно пялюсь в потолок. И дело даже не в соблазнительном соседстве, у меня и без этого бывали проблемы со сном. А сейчас, перевозбуждённый длительным перелётом, встречей с отцом и Машиным великолепием, организм просто отказывается засыпать, требуя решить все проблемы разом. Потянувшись за телефоном, на часах я вижу шесть утра по местному и обречённо выдыхаю, понимая, что сутки без сна – хреновые исходные для общения с отцом. Но не имея другого выбора. – Что вы делаете? – вдруг раздаётся надо мной, и я поднимаю взгляд вверх. – Лежу. Предельно честный ответ. Маша опирается на локти, и длинные светлые волосы, соскользнув с края кровати, кончиками чиркают по моему животу. Пресс напрягается без участия мозга, в паху всё сжимается, а Машенька продолжает, прищурившись, смотреть на меня. Походу, одной прояснительной беседы о собственных реакциях было мало. Придётся повторить. – Почему на полу? Сладкая моя, ты издеваешься?! – Потому что со мной ты не выспишься. В темноте не видно, а жаль, потому что очень хочется посмотреть покраснела она или нет. Самое смешное, что никакого намёка в фразе не было – имелось в виду, что хорошая девочка Маша издёргается от соседства с плохим мной, но получилось как получилось. И хрена с два я скажу, что такой смысл меня не устраивает. Мда. Не зря я одевался, с таким разговорами – совсем не зря. – Почему? Секунда, другая, а приличный ответ на вопрос не находится. Потому что девочке, которая на раз пользуется тремя языками программирования со всеми паттернами, больше хочется не рассказывать почему, а показать. И вот вопрос, не имея никаких проблем с логикой, она спрашивает из-за того, что нервничает? Или и правда настолько наивная, что не понимает? Или провоцирует?.. Угу, разбежался. – Потому что я ворочаюсь, – хмыкаю в ответ. Ну да, в принципе, это можно назвать и так. В тот самый момент, когда утром Машенька окажется в моих ни разу не безопасных объятиях. – Я не могу спать, пока вы на полу, – тяжело вздохнув, сдаётся она. – Это ваша комната и ваша кровать… – Пол тоже мой, – веселюсь я, – так что сплю, где хочу. Минута молчания заканчивается её раздражённым выдохом. – Ну и спите! Машина светлая голова скрывается где-то за пределами видимости, а мне становится стыдно. Ай-ай-ай! Девочка переживала, уговаривала себя, решалась, а некоторые взяли и обломали все благородные порывы. И сразу появляется такое невыносимое желание присоединиться к собственной студентке, что сон пропадает раз и навсегда. И собственный благородный порыв, у которого гораздо более веские причины, тоже пропадает. Чтоб тебя! На исходе четвёртой минуты я сдаюсь собственным желаниям. В конце концов, она сама предложила… Легко поднявшись, я бросаю на кровать свои подушку и одеяло, вообще не веря, что это кого-то из нас спасёт. И всё это – не испытывая ни малейших угрызений совести. А добрая девочка Маша продолжает лежать спиной ко мне, никак не прокомментировав моё внедрение. Осталось как-то свыкнуться с тем, что теперь моя бессонница приняла гораздо более приземлённые причины. Те же самые, по которым спать на животе будет неудобно. И возникает очередной вопрос, исконно русский. Что с этим делать? Не спать пять суток? Откровенно паршивый вариант. Перед сном накачиваться так, чтобы сразу отрубаться? Вариант хреновее предыдущего уже потому, что не всех после алкоголя тянет спать. Лично меня будет ещё больше тянуть к Машеньке, и вряд ли на утро после она будет в восторге. Да я и сам не буду, учитывая, что этой девочкой планирую наслаждаться долго – с чувством, с толком, с расстановкой. И трезвым. А та доза, которая меня вырубит, вряд ли понравится родителям. И если мнение отца ни хрена не волнует, то мама обойдётся без этого зрелища. Внезапный и какой-то судорожный вздох с той стороны широкой кровати заставляет вздохнуть и меня. – Маш?.. – Она приподнимает голову, а потом и поворачивается ко мне лицом вся такая обалденная в своей пижаме. – Не доводит совесть людей до добра, да? Глядя на неё, с распущенными волосами, совсем домашнюю, положившую обе ладошки под щёку, я сдаюсь весь и сразу. Почему? Зачем? Да плевать! Какая разница, если, вместо того, что должно, дёргается уже сердце. В комнате темно, но не настолько, чтобы не видеть выражение её лица. – С чего вы взяли? – хмурится Маша. Бесит меня это её выканье. – Ладно, я не мог уснуть, но теперь ведь и ты не сможешь… – Я и до этого не могла, – буркнув, она собирается отвернуться, но куда там… Надо было на полу оставаться. – Маш… Сказать нечего, совсем. Но моя рука всё ещё удерживает её за талию. Пусть через толстое одеяло, но внутри от этого пожар почище Нотр-Дамского. И мышцы напрягаются уже не для того, чтобы обнять, а чтобы не прижать Машеньку ближе. – Маш, а давай?.. – Нет, – твёрдо перебивает она, не пытаясь вырваться. Хотя не настолько и крепко я её держу – хотела бы, отвернулась. – Что нет? – весело хмыкаю я, чувствуя непередаваемое удовольствие уже от того, что просто лежу с ней лицом к лицу. – Всё нет, – иронизирует Маша. Такими темпами, через пять дней со мной, она и до сарказма дойдёт. – Сладкая, ты же так не уснёшь, – хмыкаю я, придвигаясь ближе, – и я не усну. И какой тогда смысл… – Вы обещали ничего не делать без моего согласия! – раздражённо выдыхает она, упираясь ладонями мне в грудь. И снова какой я молодец! Пижамные штаны и кофта с длинным рукавом спасают от форс-мажора и меня, и Машеньку. – Вот сейчас я даже спрашивать не буду за кого ты меня принимаешь, – весело фыркаю в ответ. И одним ловким движением, под её испуганный вздох, разворачиваю Машеньку к себе спиной. – Ты устала, ты перенервничала и твой организм отказывается спать. Как и мой, но спать надо, Маш, потому что завтра будет ни черта не весело. И я предлагаю тебе простой и безобидный способ. Придвинувшись вплотную, я прижимаю Машу к себе, обняв её максимально по-родственному – ровно посередине живота, не смещаясь ни в одну из сторон. Между нами – её футболка, её одеяло, моё одеяло и моя кофта. Машу это должно успокоить, даже если на меня не действует. – Совсем безобидный? – после нескольких минут в напряжённо-застывшей позе, спрашивает она, выдыхая. – Относительно, – фыркаю я ей в затылок, и Маша перекидывает волосы вперёд. – Вообще не успокаивает. Может, и нет, но ещё пара минут и Машеньке становится неудобно – её тело стремится принять более анатомическую форму, даже если сама она против. Рука оказывается под подушкой, корпус наклоняется вперёд, одна нога сгибается в колене. – Для меня относительно, Маш. – Пару минут назад можно было сказать это в маленькое ушко, вызвав у хозяйки мурашки, но сейчас этот же финт вызовет у неё мысли о приставании. А значит обойдусь. – Для тебя вполне себе безобидно. – Так не бывает, – широко зевнув, отзывается она.