– Учитесь? – И как бы улыбка на месте, а вот взгляд Татьяны Михайловны так и норовит съехать на сына. Но она сдерживается, очень профессионально сдерживается, однако тишина после её вопроса снова становится какой-то напряжённой. – Да, на пятом курсе «Информационной безопасности». Мне сейчас показалось, или она и правда попыталась незаметно и с облегчением вздохнуть? Я что, даже на восемнадцать не выгляжу? – А где вы познакомились с Ильёй? – Мам, а сама как думаешь? – хмыкает Глебов, сидящий справа от меня, и накрывает мою ладонь своей. Татьяна Михайловна переводит озадаченный взгляд с наших рук на лицо сына. Отложенные приборы негромко звякают по тарелке, а сама она кладёт подбородок на сцепленные пальцы рук. При этом Шестинский-старший продолжает тратить время обеда на толстую книгу в чёрном переплёте. В ней явно происходит что-то поинтереснее нашего разговора. – А разве тебе можно?.. – она не договаривает, но всё понятно и так. – Мне всё можно, – со смешком отвечает Глебов, – особенно, если сильно хочется. – Наклонившись к моему уху, он шёпотом добавляет: – Правда, ведь, Маш? Улыбайся, пока мама не подумала, что я тебя заставил. И я улыбаюсь, пытаясь вообразить на месте Татьяны Михайловны собственную маму. Вот только моя мама – доктор психологических наук и проницательности в ней больше, чем во всех Шестинских вместе взятых. Стоит представить, что бы она сказала в ответ на этот цирк, становится плохо. Представить Артура? С ним улыбка выходит слишком глупой, но, в принципе, умную я из себя строить и не планировала. Здесь точно нет. – Маша, и как вам Илья в качестве преподавателя? – Слишком требовательный. – А вот тут не вру. – Иногда жёсткий, но всегда справедливый. – Весь в отца, – одобрительно качает головой Татьяна Михайловна. Повернув голову к Глебову, я вижу, что его взгляд заледенел, хотя улыбка осталась всё той же. Да что у них такого стряслось, что откаты приходят до сих пор?! – У вас очень красивый дом! – забыв про обед, который всё равно не лезет, я перевожу огонь на себя. – Столько натуральных материалов и такой невероятный дизайн! – Да бросьте, Машенька, – притворно отмахивается Татьяна Михайловна, – какой дизайн! Расставила всё, как хотелось, вот и вышло что вышло. – То есть вы сами обставляли такой большой дом? – ахаю я. И тоже не вру, потому что домина огромный, мне бы никакого терпения не хватило им заниматься. – Сама, – потянувшись, она накрывает моё запястье своей ладонью. Морщинистой, с одним небольшим пигментным пятном, наполовину скрытым длинным рукавом, и с простым обручальным кольцом на пальце. – И мне очень приятно ваше восхищение! От мужчин ведь не дождёшься… Не дождёшься, да. Поначалу, курсе так на втором с половиной, я всё время выпендривалась, писала сложные, но красивые и эстетичные алгоритмы, а вот этот, который справа, всё время качал головой и требовал упростить. «Минимум телодвижений, максимум пользы», – говорил он. Кто бы тогда знал, что сейчас я буду сидеть, с двух сторон заключённая в Шестинских, как в кандалы… – Я никогда не видела ничего подобного. – Врать, вообще, некрасиво. – А садом тоже занимаетесь вы? – А ты успела посмотреть зимний сад? – удивляясь, Татьяна Михайловна сходу переходит на «ты», берёт свой бокал и делает глоток вина. – У вас есть зимний сад?! Такими темпами про главного злодея в этой сказке я могу и забыть, что, в принципе, неплохо. Потому что от внимания Глеба Ильича спокойную меня начинает мелко потряхивать. – Илья, ты обязан показать его Машеньке! – непреклонно заявляет Татьяна Михайловна. – У вас как раз будет время до приёма… – Мам!.. – недовольное Глебовское. – Приёма?! – офигевшее моё. – Приёма. – Жёсткий баритон прерывает наши переглядывания, и все взгляды в столовой скрещиваются на хозяине. Глеб Ильич демонстративно отвлекается от книги, кладёт между страниц закладку и с громким хлопком захлопывает толстенный том. – Илья, разве ты не успел просветить насчёт сегодняшнего вечера свою невесту? Маша Прикрыв на мгновение глаза, я всем корпусом поворачиваюсь к Глебову. Очень медленно, с трудом переваривая издевательское «невеста» от его отца. И как бы фиг с ним, не мне обижаться на пренебрежение, но что было бы, окажись здесь настоящая? – Ма-аш, – настороженный взгляд, отброшенная салфетка, и ладонь, накрывшая мою. – Да, любимый… – почти шипение, но я ведь добрая девочка. И воспитанная, поэтому не стану устраивать разборки с собственным преподом на глазах его же родителей. И нет, совсем не стану! – Отец, – злой прищур достаётся, собственно, его отцу, – не имел в виду приём. Просто встреча, на которую приедут несколько давних друзей семьи. В прошлые свои визиты я жил в гостинице, поэтому у них не было возможности встретиться. – Приём, – вклинивается в его монолог саркастичный голос, – это собрание приглашённых в честь кого-нибудь или чего-нибудь. И снова все взгляды прикованы к Шестинскому-старшему. – Я не прав? – выразительно подняв бровь, интересуется он, отвечая на прямой взгляд сына. Он что, толковый словарь во время обеда читает?! Мама, я уже скучаю по нашим весёлым семейным чаепитиям! – Встреча – собрание, устраиваемое с целью знакомства с кем-нибудь, беседы, – не успокаивается Глеб Ильич и, бросив последний взгляд в открытую книгу, негромко хмыкает: – Сорок три официально приглашённых мало подходит под определение встречи. Финиш. А платья как не было, так и нет. – Это твои официально приглашённые, – зло усмехается Глебов, откидываясь на спинку резного стула. – Тебе их и встречать, мы с Машей прекрасно проведём время в мамином зимнем саду. Угу, а Машу спросят? – Илья, – укор в голосе подавшейся вперёд матери, заставляют его скривиться. – Приедут Пироговы и Хмельницкие, они давно тебя не видели… – Уверен, что без этого зрелища они спокойно проживут ещё лет десять-пятнадцать. – Глебова не смущает ни просьба Татьяны Михайловны, ни уверенный в своей правоте отец. И вот сейчас Глеб Ильич явно выскажется, а дело закончится очередной руганью. Ожидаемо, но неуютно от слова совсем. – А ты не хочешь, для начала, поинтересоваться мнением своей невесты? – ровно спрашивает Шестинский-старший, переводя все стрелки на меня. И вот лучше бы ругались дальше, потому что всё семейство разом вспоминает о моём присутствии, а в том, как на мне скрещиваются взгляды сильных, но каких-то странных личностей, мало приятного. – Прости, – винится Глебов и, кажется, искренне, – я не люблю все эти сборища, но, если ты хочешь, я познакомлю тебя со всем нашим ближним кругом. Не хочет, вот вообще ни разу. Это вижу я, это не скрывает Глебов, не собираясь терпеть родительскую власть. А ещё я вижу, что он ждёт моего решения. И нет в его взгляде ни давления, ни намёка – то есть решаю, правда, я? Моё решение предсказуемо до буквы. – Я с удовольствием познакомлюсь с твоими близкими. Потому что зимний сад это прекрасно, но не тогда, когда ради тебя внизу собирается полсотни людей. И когда разруливать всё это приходится Татьяне Михайловне, у которой и так вагон проблем. – Вот и прекрасно! – радостно улыбается она. – Машенька, тебе нужна помощь, чтобы подготовиться к вечеру? Надеюсь, я хотя бы не одна буду без бального платья? – Не знаю, – вздыхая. – Я как-то не готовилась к тому, что мне предстоят официальные встречи. – Не волнуйся так, ничего особенного, – отмахивается Татьяна Михайловна. – Просто приедут несколько близких друзей на ужин… Сорок три человека?! – И мой зам с невестой, – занимаясь собственной тарелкой, иронизирует Глеб Ильич, – и несколько партнёров с жёнами, и один конкурент… – Глеб! – сердито восклицает Татьяна Михайловна. – Прекрати пугать девочку! – Чем? – с насмешливым недоумением поднимает он взгляд. – Правдой? Мария, – Шестинский-старший впервые обращается ко мне по имени, и я невольно вздрагиваю, напоровшись на холодный взгляд таких же, как у Глебова, глаз, – я вас напугал? – Н-нет, что вы. – Спасибо не икнула от страха! – Вот видишь, – вежливо улыбаясь, переводит он взгляд на жену, – Мария взрослая самостоятельная девушка, невеста, и не боится правды, какой бы она не была. Правда, ведь, Мария? А я что, я ничего. Сижу и понимаю, что фарс с нашей якобы помолвкой он раскусил, стоило нам вчера появиться в поле его зрения. Лицо обдаёт жаром, руки леденеют, в голове каша. И сказать бы что-нибудь, тем более, что это не вопрос даже, а так, только намёк на него, но я продолжаю молча сидеть, смотреть отцу Глебова в переносицу и, стопроцентно, краснеть.