Неудивительно, в общем-то – на часах начало первого, на наше время третий час ночи, гости только-только разошлись, а мы стоим и ждём, пока уедут последние, те самые Дана с замом Глеба Ильича. Но, похоже, не дождёмся. – Бросьте, Глеб Ильич! – Отмахивается Добронравов к моему облегчению. – Мы к себе, так будет удобнее и мне, и вам. – Мне-то чем неудобно? – хмыкает отец Ильи. – В этом доме полк размЕстится так, что не заметишь. Оставайся, завтра в баню сходим, покатаемся на упряжках, мясо пожарим… Покажем двум прекрасным девушкам сокровища Сибири. Мария, как вам идея? Все взгляды собравшихся закономерно скрещиваются на мне, объятие Ильи становится чуть крепче, а я пытаюсь выглядеть не совсем спящей. Чтоб тебя! Воздух тут, что ли другой? Дома я по трое суток перед сессией не спала и нормально, не стремилась привалиться к любой подходящей опоре. – Мне? – Я правильно понимаю, Глеб Ильич интересуется моим мнением исключительно тогда, когда ему это выгодно? – Замечательная идея. – Вот видите, – разом потеряв ко мне интерес, – вы никого не смутите. Всё, Виктор Романович, отказа не прощу! – Шестинский-старший с силой хлопает зама по плечу. – Давайте раздевайтесь и Марина Евгеньевна проводит вас в гостевую спальню! Добронравов бросает последний взгляд на доброжелательно улыбающуюся невесту, и снимает, надетое было пальто. – Спасибо за приглашение, мы только рады. – У вас такой невероятный дом! – с идеально-уместной сияющей улыбкой поёт эта бывшая Татьяне Михайловне, которая, кстати, очень сдержанно реагируют на её комплименты. – Разрешите осмотреть его внимательнее? У меня одно из образований – дизайнер интерьера, и такое идеально-выверенное сочетание стилей я вижу очень редко. – Конечно, Дана, теперь у вас будет на это время. – И вроде звучит дружественно, но мне чудится хорошо скрытая ирония. Хотя я могу и придираться. – Прошу за Мариной Евгеньевной, она вас устроит. – Пожалуйста, проходите, – стоящая тут же экономка радушно показывает рукой на лестницу. – Раз всё так удачно сложилось, – громко хлопает в ладони Шестинский-старший, – предлагаю разойтись до завтра! – Спокойной ночи, – адресует Илья исключительно Татьяне Михайловне, и мы идём в ту же сторону, где несколькими секундами ранее скрылись «гости». – А гостевая спальня это где? – спрашиваю я, стоит ему закрыть за нами дверь спальни. Не знаю, получается ли вопрос равнодушным, но очень надеюсь, что так и есть. – Это на втором этаже, в противоположном конце от зимнего сада, – хмыкнув, охотно отвечает Илья. – Ещё вопросы? Вместо слов коротко мотнув головой, я снимаю тяжёлые серьги, очень удачно оказавшиеся в вещах. Нет у меня вопросов. Ничего нет, кроме дикой усталости, желания принять душ и отрубиться на следующие восемь часов. Хотя бы семь, учитывая планы Глеба Ильича на нашу развлекательную программу. Широко зевая, прикрывая рот тыльной стороной ладони, я разворачиваюсь. И оказываюсь в чужих объятиях. Таких, что зевота исчезает как вид, а смятая нами же постель выходит на первый план. – Устала? – А во взгляде столько насмешки и обещания, что я мгновенно начинаю заикаться. – Д-да, оч-чень. – Ещё скажи, что снова меня боишься… – хмыкает Илья. И даже не делает ничего такого, а внутри меня усталость мгновенно сменяется вибрацией. Очень знакомой такой, резонирующей предвкушением. Тягучим, сладким, горячим настолько, что дыхание учащается само собой. Плохо, очень плохо. Потому что саркастичное «Открыли всё, что открывается» накладывается на его же недавнее «Врал, Маш, всё врал». Щёки горят, в горле пересыхает, и слов, конечно, нет. Знала бы, чем обернётся тот спор… И что? Отказалась бы? – Нет. Врать нехорошо, потому что страха во мне – ноль, зато всего остального… – Тогда в душ и спать? И, пока меня коротит на слове «спать», Илья подхватывает на руки под мой испуганный вздох и несёт. В ванную, ага. Ту самую, где вместо душа – лейка на стене и пол, собственно, ванной. С ультрамодным сливным отверстием в полу вместо бортиков, дверей и других необходимых комплектующих. Несколько мгновений и я снова на ногах, только со стоянием всё больше проблем. – Маша!.. – на выдохе, и губы дразнящим, едва ощутимым поцелуем касаются скулы, щеки, подбородка. – Так нельзя! – уже моё. Прикрыв глаза и хватаясь за него, как за единственный якорь, ещё связывающий меня с реальностью. Так не бывает! До помешательства, до невозможности сопротивляться… До нежелания это делать. До судорожного вздоха, когда он внезапно останавливается. – Ты ведь помнишь, сладкая, – глаза в глаза – максимально близко и также серьёзно, – я смогу остановиться. Сможет?.. – А я? – Как полное и безоговорочное признание собственной капитуляции. – А тебе, Маш, не нужно, – с новой, какой-то непонятной интонацией, которую я всё же успеваю идентифицировать перед тем, как пропасть окончательно. Победное торжество. В его голосе было именно это. Было, пока я не оказалась прижата к стене душа его же телом. Места для слов не остаётся. Для памяти тоже и, забыв даже собственное имя, я просто подаюсь ему навстречу. Откликаюсь на каждое прикосновение. Дышу им, стремясь стать ближе, прижимаясь грудью к его груди. Не обращая внимания на стекающие по нам капли от включённого, то ли случайно, то ли специально, душа. И помогаю себя раздеть, целиком и полностью осознавая происходящее. Сознание, вообще, вещь полезная. Если первый раз наполовину стёрся, смытый стыдом, стеснительностью и моими тараканами, то сейчас… сейчас я протестующе упираюсь ладонями ему в грудь. – Ты обещал. Илья останавливается мгновенно. В мокрой, прилипшей к телу рубашке, разгорячённый, с шальным взглядом и напряжёнными мышцами рук, он на мгновение прикрывает глаза. Но, снова посмотрев на меня, уже насмешливо улыбается. – Обещал. – Ни словом, ни жестом, ни даже тенью во взгляде не дав понять чего это ему стоит, Илья хмыкает. – Дальше справишься сама? И вот это, впервые ощущаемое чувство полной власти над мужчиной накрывает меня сильнейшим, страшным по своей разрушительности, цунами. Страшным, потому что разрушает меня изнутри – дробит в щепки мою стеснительность, мою невозмутимость, мою, чего уж скрывать, неуверенность в собственных силах. В том, что я могу быть сексуальной и желанной настолько, что у некоторых рвёт крышу. Не в фильме, не в романе, а вот так – стоя лицом к лицу и сгорая от желания обладать. Телом? Душой? Сейчас важнее другое. – Радость моя, с тобой… – он осекается, встретив мой взгляд. Льдистые глаза становятся шире, дёргается кадык. И это у него! У мужчины, которому отдаться на профессорском столе хочет каждая третья, а то и вторая обитательница универа! У него, которого всё ещё хочет бывшая и которая не планирует отступать! У него – наследника маленькой, но весомой нефтяной компании, пошедшего против собственного отца! – Со мной, – как факт. Факт того, что за спиной не крылья, но что-то очень похожее. Та самая уверенность, появление которой невозможно просчитать и угадать. Можно только ждать. И наслаждаться, когда она, наконец, станет частью тебя. Первый шаг к нему даётся легко, и намного сложнее, чем второй. А дальше шагать некуда, дальше только действовать. Под молчаливый и выжидающий взгляд стоящего рядом мужчины. Тёплые струи бьют ему в плечо, стекают по груди, ласково гладят мне пальцы, пока я расстёгиваю первую пуговицу рубашки. Без суеты, медленно, понимая, что точка невозврата пройдена. Моего невозврата, за которым будет уже совсем другая Маша Морозова. – Я не отпущу тебя, Маш, – хрипло до мурашек. – Снова врёшь? И Илья бы ответил, но пуговицы заканчиваются, и мои ладони касаются его пресса, заставив выдохнуть сквозь зубы. Поднимаются выше, скользя навстречу каплям воды. Чуть царапая кожу, пальцами обводя рельеф мышц, чувствуя, гулко бьющее в рёбра, сердце. И не чувствуя дыхания. – Ты не дышишь? – с наивным интересом прежней меня, поднимаю на него взгляд. – Я, сладкая, так сдохну от инфаркта, – честно признаётся он, но не мешает мне продолжать исследования. Даже не обнимает и, опустив глаза, я вижу, что руки у него сжаты в кулаки. – Тогда не стоит… – собираясь убрать руки, но Илья кладёт поверх моих свою. – А так от разрыва сердца, – хмыкает гораздо непринуждённее. – Это одно и то же, – фыркаю насмешливо. И подаюсь вперёд, чтобы самым кончиком языка слизать каплю, текущую по его шее. – А ещё от чего? Илья отвечает не сразу, и, пользуясь случаем, я повторяю фокус, удивляясь какая вкусная у них из-под крана течёт вода.