Надеясь, что улыбка не завяла, я перевожу взгляд за окно. Сказочно… Хотя та сказка для Серого волка по сюжету заканчивается не так, чтобы совсем прекрасно. – Спасибо. А на улице веселье. В свете фонарей и, сложённого из кирпичей, огромного то ли очага, то ли печи, то ли мангала, Шестинский-старший смеётся над чем-то в компании зама, пока Илья насаживает мясо на шампуры. Естественно, с помощью бывшей. Больше чем уверена, что её пальцы вместо шашлыка скользят по его рукам. Гадость какая. – Маш, всё хорошо? Эм… нет? – Всё прекрасно, Татьяна Михайловна, – уверенно отвечаю, повернувшись к ней. – Я редко отдыхаю так активно, в основном всё за компьютером, – лёгкий кивок на ноут, – поэтому немного устала. Да и воздух здесь… невероятно живой. – Воздух – да, с непривычки усыпляет. – Только сейчас заметив, что на подносе стояла ещё и тоненькая ажурная чашка, в которую она налила чай и себе, я улыбаюсь. Ненавязчивая забота укрывает, словно пушистым одеялом, и нервный озноб проходит. – Машенька, разрешишь задать тебе личный вопрос? – Конечно. Вот так, уютно сидя рядом, разговаривая под мерный треск настоящего, хоть и в декоративных целях затопленного, камина врать не хочется. Хочется другого – рассказать всё, поделиться, получить совет. Такой, чтобы всё вдруг стало ясно и понятно. – У Ильи что-то было с этой Даной? – Первым просыпается несвойственное мне злорадство, которое замечает и «Машеньку», и «эту Дану». – Прости, пожалуйста, – раскаяние и снова морщинистая ладонь на моей руке, – я понимаю, что это ужасный вопрос, но Илья ведь не скажет… – Татьяна Михайловна грустно вздыхает. – И продолжите мучаться вы оба, а мне этого совсем не хочется! Если бы я знала раньше… И что? Как по мне, останавливать планы Шестинского-старшего это всё равно, что бросаться под тепловоз. Эффект остановки такой же нулевой. – Я… Давайте вы всё-таки спросите это у Ильи? – тяжело вздыхая. И невольно цепляясь взглядом за бывшую, которая, приблизившись к Илье, что-то вещает тому на ухо. Пользуясь тем, что обе его руки заняты шампурами. Одной рукой вцепившись в его предплечье, другую положив на плечо. С-с-с-терва. – А давай мы скажем, что сломался котёл, и гостевая часть осталась без отопления? Поперхнувшись воздухом, я перевожу взгляд на Татьяну Михайловну, с прищуром смотрящую в том же направлении. Мгновение, и она весело смотрит на меня. Открывшую рот и не знающую что ответить меня. – И генератор тоже сломался, электричества на всех не хватит. – Подмигнув, она аристократично берёт свою чашку и делает глоток. – И я давно планировала начать в той части здания ремонт… с «идеально-выверенным сочетанием стилей». – Татьяна Михайловна… – весело покачав головой, я чувствую, что даже аппетит просыпается, которого с самого утра во мне не ночевало. – Я, Машенька, уже шестьдесят пять лет Татьяна Михайловна, – прищуривается она, – и все эти года ненавижу лицемерие. И хочу своему единственному сыну счастья, такого, как ты… – Я… – Снова давлюсь непонятно чем. Хотя как непонятно… собственным враньём и давлюсь, чувствуя охвативший лицо жар. – Я не… – Последние двадцать лет я наблюдаю таких Дан ежемесячно. – Ровно делится Татьяна Михайловна, взглядом сразу напомнив мужа. – Красивые, умные, аккуратные… вроде бы идеальные, но такие, что после хочется помыться. Это понимаю я, это понимает Глеб и, поверь, Илья тоже всё видит. И я не хочу, чтобы из-за этой милой особы ты расстраивалась. – Я не расстраиваюсь, Татьяна Михайловна, – с тяжёлым вздохом, – правда, вам не о чем беспокоиться. – То есть это недоразумение не помешает тебе стать моей невесткой? – Снова с прищуром, но в этот раз весёлым. Да? Нет? Как, вообще, можно ответить на этот вопрос, не соврав, если их невесткой я становиться не собираюсь в принципе? Проходит одна секунда, другая, а умных мыслей нет. – Татьяна Михайловна! – от громкого зычного голоса Добронравова я вздрагиваю. – Подойдите, пожалуйста… – Как дети! – покачав головой, выдыхает она. – Я на секунду, Маш… Пользуясь тем, что её отвлекли, я беру ноут и аккуратно поднимаюсь наверх, в этом конкретном случае предпочтя невоспитанность лжи. Всё-таки отвлекаюсь. Обсудив с клиентом пожелания по сайту, обещаю сделать его за неделю и ввязываюсь в домашку по программированию. Ту самую, которую мне «помогал» сделать Артур. И, конечно, не слышу ни звука открывшейся двери, ни шагов, очнувшись только после лёгкого поцелуя в шею. – Помочь? – Не мешать, – вздыхаю, понимая, что затекло всё и разом. И, как наяву, снова видя шёпот бывшей ему на ухо. – Идём, внизу накрывают на стол. – Выпрямившись, Илья начинает умело разминать мне плечи и шею. – Сколько времени у меня есть? – на выдохе. Ладно, за такой массаж я прощу ему и бывшую, и претензии на меня любимую. – Чтобы доделать. – Минут пятнадцать, если я уговорю маму подождать. – А ты уговоришь? Стул резко прокручивается вокруг своей оси, оставляя меня лицом к лицу с Ильёй, которого придётся как-то отучаться называть по имени. Как-то, потому что руки, опёршиеся о подлокотники по обе стороны от меня, вообще, не способствуют. – Если ты перестанешь сбегать. – В считанных миллиметрах от моих губ, которых не хватает ни чтобы успокоить дыхание, ни чтобы держать себя в руках. – У меня сессия, – шёпотом, и на последнем усилии воли. – У тебя я, сладкая… – Едва коснувшись языком моей верхней губы. – … веду программирование. – И недопоцелуи – как отдельный вид пытки. – Серьёзно думаешь, что не сдашь? – Вообще, не думаю. Зачем это глупое занятие, если можно обнять его за шею, притягивая к себе. И закончить издевательство, поцеловав первой так, что вчерашние крылья одномоментно разворачиваются во всю свою соблазнительную мощь. – Двадцать минут, – выдыхает Илья, не открывая глаз, когда я отстраняюсь. – Спасибо! – легко чмокнув его в подбородок, я снова разворачиваюсь к ноуту. – Машенька… – слышу после недолгой и какой-то изумлённой паузы, но мне некогда, у меня каталоги. – Двадцать минут, – напоминаю, не поворачиваясь. Хмык за спиной почти совпадает с поцелуем в шею, а через несколько секунд дверь закрывается с той стороны. Всё! Удовлетворённо выдохнув, я откидываюсь на спинку кресла. Неисчерпанные ещё семь минут как раз пригодятся, чтобы подготовиться к ужину. Хотя расчесаться я могу и за одну. Но мне не дают. Открывшаяся дверь демонстрирует бывшую, во всей красе широких брюк, шёлкового топа и идеальной укладки. Она сюда весь свой гардероб перевезла? Не определившись завидовать ей или сочувствовать, тащившему чемоданы, Добронравову, я смотрю на её приближение, изумлённо подняв бровь. Нервничать? Дёргаться? Пф. Мне нечего с ней делить, чего бы она сама себе не придумывала. – Можно? – Красиво оперевшись бедром о стол, за которым я сижу. – Вы уже вошли. – Легко пожав плечами, я закрываю файлы и захлопываю крышку ноутбука. – Маша, давай договариваться? А вокруг-то всё чудесатее и чудесатее… Вот и «Маша» выходит у неё ласково и с материнской заботой. – О чём? Смотреть на бывшую снизу вверх некомфортно, но я терплю. Внутренности пытаются скрутиться в узел то ли от страха, то ли от волнения, но мне хватает воли, чтобы держаться. Хотя вот эта вся краса, особенно в непосредственной близости, подавляет. Напоминая, нервируя, убеждая, что я всё та же Маша Морозова, которая боялась сказать Артуру лишнее слово. Тому Артуру, от которого за сегодня уже два пропущенных. – О ненападении. – Мягкая улыбка и заботливое движение руки, заправившее выбившуюся прядь мне за ухо. Я передёргиваюсь, даже не скрывая этого, под её довольный взгляд. – Ты такая лапочка, что мне даже не жалко, пусть Илья играется. Всё равно рано или поздно ему надоест и он вернётся ко мне, а пока дружно сделаем вид, что всех всё устраивает… Приоткрыв рот, я просто смотрю, потому что слов нет. Даже нецензурных. Финиш. Вакуум. Полный абзац. – И причём здесь я, раз всё так прекрасно? – Ну, как же, милая… – Кажется, кто-то принимает наши двенадцать лет разницы за все тридцать. – Я обещаю не трогать тебя сейчас, чтобы ты спокойно вернулась домой, без неврозов и тика. А ты пообещаешь, что, когда Илью начнёт тошнить от вашего прелестного тандема, не будешь рыдать, цепляться за него, угрожать самоубийством или выкидывать ещё какие-нибудь бредовые глупости. Договорились?