– Я не любитель, – хмыкаю в ответ, не став добавлять, что из хобби на ближайшее время у меня Машенька, и тысяча и один способ довести её до брака. Или хотя бы до оргазма. – Дамы? – предлагает Добронравов и от одной только никакой вероятности, что моя прелесть будет сидеть с ними голая в одном полотенце, хочется убивать. Добронравова как минимум. Но нет, Машенька умница, Машенька коротко мотает головой, угнездясь в моих руках ещё больше. Мама с Данкой тоже не в восторге и мы остаёмся вчетвером. – Дана, вы хотели посмотреть дом, провести вам экскурсию? – с улыбкой предлагает мама. Единственная, неповторимая и самая любимая. – Конечно, буду рада. – Ещё бы ты не была, после своих-то дизайнерских заявлений… Заговаривая Дане зубы, мама уводит её из гостиной. – Ну, что, – я разворачиваюсь к Машеньке, приподнимая её лицо за подбородок, – по какому поводу истерика на этот раз? – Всё прекрасно, – спокойно убрав мою руку, Машенька даже не отмораживается. – Просто эту часть мы обговорить не успели. – Можем обговорить сейчас. – Бесшумно заглянувшая в гостиную Марина Евгеньевна также бесшумно исчезает. – Радость моя, ты когда хочешь замуж? В майское цветение или в январские морозы? – Какая разница когда, если главное – за кого, – пожимает она плечами, отодвигаясь. – Мне нравится твой подход, – насмешливо хмыкаю я и, под её подозрительным взглядом, нежно перебираю пальчики правой руки. – Шестнадцать с половиной? Семнадцать? – Подняв глаза, натыкаюсь на её недоумение. – Размер кольца, Маш… – Не знаю. – Моя прелесть нервно выдёргивает руку, прижав её к груди. – Причём тут, вообще, это? – Ты же невеста. – Тормози, конь ретивый! Кто говорил, что ещё рано? – А невеста без кольца всё равно, что… – … секс без оргазма, но это договаривать вообще необязательно. – Вроде приятно, но как-то не по-настоящему. – То есть, как и должно быть? У нас, – ехидничает Машенька, встав и подойдя к окну. – А где у вас баня? – С той стороны дома, отсюда не видно. Уже можно восторгаться ею, в безразмерной футболке и джинсах на фоне огромного окна? Хотя у меня мозг и так слился ещё в самолёте, сейчас даже корень из ста не найдёт. И это вот так я планировал отвлекать родителей Машенькой?! Как бы самому от неё отвлечься хоть на час… – Почему ты боишься собак? Встать за ней несложно, гораздо сложнее держать при себе конечности. – Потому что добрая очень, – хмыкает она и сама, сама, отступает на шаг, прижимаясь спиной к моей груди. – Насколько? – Всё, кончилась математика, пошла сплошная лирика. Уткнувшись носом в распущенные волосы, я глубоко вдыхаю. Страшно представить, за что мне такое счастье, но за неё я готов расплачиваться вечно. – До идиотизма. – Повернув голову, моя любимая прелесть легко трётся щекой о мой подбородок. До инфаркта, дрожащих рук и бесконечной нежности, от которой меня едва не разрывает. – Мне было лет десять, когда около нашего дома появилась жутко красивая, но ничейная овчарка. Худая до такой степени, что торчали кости. Конечно, родители запрещали её трогать, но куда там… – Укусила? – Вздохнув, я прижимаю её ещё крепче. – Естественно, – качает головой моя прелесть, не отрывая взгляда от окна. – Я как-то не подумала, что тот кусок колбасы она возьмёт зубами мне по руке. Острыми зубами, и сильными. – Машенька ёжится, а мне хочется защитить её даже ту, десятилетнюю. – Конечно, уколов мне поставили не сорок, а всего шесть, но впечатлило. И ты сам видел до какой степени. – И теперь добрая Машенька не такая добрая? – Теперь Машенька не суёт пальцы в рот… волкам. – Она поворачивается ко мне лицом, серьёзно глядя своими обалденными глазищами. – А то откусят до локтя и никакие прививки не помогут. – Радость моя, – нараспев, легко коснувшись носом её носа, – волки нынче дохнут как тараканы без таких добрых Машенек. Это я тебе как специалист отвечаю. – Как много у тебя специальностей… Очень. Сейчас, например, учусь на укротителя Маш. – Последние сорок четыре года мне нечем было заняться, – хмыкаю, коснувшись губами приоткрытых губ. По мне от такой сладости скоро сахарный диабет вдарит. Да и хрен с ним, потому что по-другому уже не можется. – А сейчас? Это что-то за гранью, но стоит ей меня коснуться, хоть как, и всё, выносите готовенького. – А сейчас я в полном твоём распоряжении… Прижать её к стеклу. Одной рукой зафиксировать заведённые кверху ладони. Вторую просунуть между моей сладкой девочкой и стеклом. Чтобы не замёрзла, ага. Если кто-то из нас вообще в состоянии мёрзнуть… Медленный и тягучий, поцелуй перерастает во что-то запредельное, когда Машенька решает, что подчиняться скучно. Наверное, решает, потому что взрослый опытный мужик в моём лице сдох ещё на полпути до этого всего. Думая только о том, что время позднее и всем пока по кроваткам. Нам точно пора. И плевать, что на часах ещё семи нет. – И как мне… распорядиться? – выдаёт, прижимающаяся ко мне, прелесть. А, то есть мы ещё в состоянии разговаривать? – Могу сходу накидать десяток вариантов. И ещё столько же подумав. Хреново то, что в нашей неконтролируемой беседе она всё-таки прижимается к стеклу. И только поэтому я делаю два шага назад, устраиваясь на подлокотнике кресла, утягивая Машеньку за собой, чтобы поставить между своих ног. – И всё мне одной? – веселится она, пока я приподнимаю край её футболки. – А ты хочешь с кем-то поделиться? – Идеальный живот напрягается, стоит мне коснуться кожи губами. И ещё раз. И ещё, медленно, но верно шалея. Знал бы, что так бывает, не разменивался бы на меньшее! Но Машенька молчит и, вздохнув, я возвращаю футболку на место, продолжая её просто обнимать. – Что, Маш? – Обещай, что не скажешь об этом, – кивок на меня, – никому в универе? Маша Раздражённо прищурившись, Илья смотрит на меня снизу вверх. Может, глупость, но я хочу это от него услышать. – Радость моя, ты меня стыдишься? Стыдиться мужчину, перед которым щеголяет грудью даже Пермякова? Не в этот раз. – Не в этом дело… – Прикусив губу, перевожу взгляд на противоположный угол дивана. – А в чём? – вопрос с большим таким намёком. – А то ты не знаешь, какая у тебя репутация! – Резко взмахиваю я руками. – Я не хочу, чтобы все думали, что ты попользовался мной и бросил! Встречаясь с нечитаемым взглядом Ильи, меньше всего я ожидаю, что, спустя несколько мгновений, он тихо рассмеётся мне в лицо. – Маш, – отсмеявшись, он притягивает меня ещё ближе, – я на тебе женюсь. Чтобы никто не подумал, что я попользовался и бросил. Внутренности совершают опасный кульбит, доводя меня до паники. Руки леденеют, не хватает воздуха и очень хочется в обморок. – Ты же шутишь? – хрипло, и боясь услышать ответ. – Конечно, шучу, – весело хмыкает Илья. Слава богу! Нет у меня чувства юмора, просто нет и всё! Со мной нельзя так шутить! – И какая у меня репутация? – Странный вопрос от того, кто её и создал. – Плохая, – выдохнув, у меня получается улыбнуться. Даже искренне. – Если верить слухам, ты переспал с половиной универа. Исключительно одноразово. – М-м… Из ваших я тоже с кем-то спал? – продолжает веселиться Илья. – Да ладно, Маш, колись уже, мне интересно. – С Аней Мироновой. Она ведь врёт? Не мог же он и в самом деле…