– Это ваша неформалочка? – мечтательно прищуривается этот… волчара, не переставая меня при этом обнимать. – Тёмненькая такая, вечно в коже, макияже и с татуировкой бабочки прямо под грудью? Что… Как… Да как он, вообще?!.. – Логичная моя, я пошутил, – снова смеётся Илья. – За годы практики единственная студентка, с кем я переспал – это ты. Самая красивая. Он резко поднимается, вжимая в себя. – Самая умная. – Хриплым, пробирающим до самого не того, шёпотом на ухо. – Самая сексуальная. – Укусом в чувствительное место на шее, из-за которого меня обдаёт жаром. – Самая охрененная, Маш. – А-ах… – Это я? Увы, но да. Я прогибаюсь в его руках, наплевав на всё и всех, и почти мечтая оказаться в спальне. Я впиваюсь ногтями в его шею. Наверняка до боли, но какое там… – Единственная моя… Пусть говорит что хочет, только не отпускает. Сейчас – нет. Пусть не останавливается. Пусть обжигающе страстные руки продолжают гулять под футболкой, а язык творить такое, что первой волной удовольствие меня прошивает прямо здесь. В этой самой гостиной перед огромными безшторными окнами. И это отрезвляет ровно настолько, чтобы с тихим обречённым стоном отстраниться. Издевательство какое-то! И втройне издевательство, когда я слышу, пока тихие и отдалённые, но всё же голоса. – У нас что, такой маленький дом?! – раздражённо выдыхает Илья, уткнувшись носом мне в макушку. – Тот же вопрос, – вздыхаю я, отстраняясь. И получаю в ответ восхищённый взгляд. – Радость моя, я говорил, что ты мне нравишься? – Да. – А что я тебя… – Чудесный дом, просто невероятный! – И Илья не договаривает, прикрыв на мгновение глаза. – Татьяна Михайловна, преклоняюсь перед вашими талантами. Не хотите попробовать себя в дизайне интерьеров? – Старовата я уже для таких проб, – качает головой Татьяна Михайловна. – Машенька, поможешь мне на кухне? Я ей? – Конечно. Кухня? Не-ет, это целое кухонное царство, уютное, тёплое и какое-то живое. С огромным островом, барными стульями, крупами в стеклянных банках и с кастрюлей, испускающей невероятный ягодный аромат из-под крышки. – Чем помочь? – я с улыбкой осматриваю фронт работ, которого нет. – В основном разговором, – подмигивает Татьяна Михайловна, доставая из холодильника огромную сырную тарелку, а из-под металлической круглой крышки вазу с фруктами. – Как ты уже, наверное, догадалась, поговорить я люблю. – Я с удовольствием. – Присев на, стоящий у острова, стул, я кладу подбородок на сцепленные руки. – Чем вас развлечь? Но о развлечении и речи не идёт. – Ты знаешь, Илья здесь практически не бывает, и это грустно, Машенька. Не такой я видела свою семью сорок лет назад, совсем не такой… – Татьяна Михайловна… – Что тут скажешь? Что сказать матери, которая видит сына в лучшем случае раз в пять лет? – Я… – Маш, у меня есть к тебе одна просьба, – помедлив, она поднимает на меня взгляд, вдруг ставший старческим. – Может, она покажется тебе глупой, но… – Я всё сделаю, обещаю! – Потянувшись, я накрываю её ладонь своей. И верю в то, что говорю. – Всё, что вы хотите. – Даже если я попрошу оставить Илью? – Неожиданный вопрос, но, судя по её настроению, требующий ответа. Внутри вдруг и разом становится как-то пусто. – Даже если так. – Очередная правда, на которую она недовольно качает головой. – Не смей, Маш, об этом и думать! Никогда в себе не сомневайся и не отдавай то, что тебе важно! По-настоящему важно, наплевав на все причины и аргументы. – Вы меня запутали, – тяжело вздыхаю я. – И ещё немного, и запугаете… – Я тороплюсь, – улыбается Татьяна Михайловна как раньше, заботливо и по-семейному, – и иногда говорю глупости. – Она задумывается. – Или не иногда… – Просьба, – напоминаю я, решив, что в этих семейных проблемах маленькая и наивная я заблужусь с концами. – Мне бы очень хотелось провести Новый год с сыном и с тобой. – Она наклоняется вперёд, оперевшись руками об остров. – И я хочу, чтобы ты мне в этом помогла. – Уговорить Илью приехать? Чтоб тебя. Я не могу отказать, но плохо представляю, как буду выполнять обещание. Что я могу сделать? Подойти после пар и потребовать поездки сюда, потому что по собачкам соскучилась? Или специально что-то здесь забыть? Боже, какая каша у меня в голове! – Машенька, я понимаю, что просьба наглая и сложная, зная Илью, но… – Татьяна Михайловна как-то судорожно вздыхает. – Мне столько лет, что каждый новый день может стать последним… – Что вы такое?.. – Ты тоже прекрасно это понимаешь, – останавливает она меня, подняв руку. – Ты умная девочка, а я говорю это не для того, чтобы себя пожалеть. Это жизнь, и другой не будет, но, – она качает головой, – не Глеб, не Илья, не ты – я. Я хочу провести Новый год в кругу семьи, даже если она будет считать это капризом, выжившей из ума, старухи. Я предупреждала, что начну материться? Похоже, что прямо сейчас, потому что… – Мы приедем. Как? Почему? Зачем? Не знаю, но приедем. Если надо, после так любимого некоторыми шантажа и абьюза в моём исполнении. – Что? – теряется на мгновение Татьяна Михайловна. – Я всё устрою, мы приедем к вам отмечать Новый год. – Чего бы это мне не стоило. – Маша!.. – И я постараюсь убедить Илью помириться с Глебом Ильичём. – Если получится за оставшиеся два дня. Татьяна Михайловна смотрит на меня долгим, каким-то неверящим взглядом. Чтобы после подойти и крепко обнять, обдавая аромат тяжёлых, но очень подходящих ей духов. – Спасибо! Доброта меня когда-нибудь погубит. Собираясь ответить ей что-то вроде «не за что», я замираю с открытым ртом. Из гостиной резко, без предупреждений и подготовки раздаются громкие голоса и слышатся звуки шагов. – Что-то случилось? – Отстранившись, я разворачиваюсь ко входу. – Татьяна Михайловна! – В двери залетает всклокоченная и запыхавшаяся бывшая. Как будто на Эверест поднималась, а не два шага сделала! – Татьяна Михайловна, там… – Что? Дана бросает дёрганный взгляд на меня, переводит его на неё. – У Глеба Ильича приступ. И понеслось… Бардак, суматоха, громкие приказы и тошнотворный запах сердечных капель. Последнее – Татьяне Михайловне и молча драматизирующей бывшей, которая сидит, бледнеет и тревожно держит за руку маму Ильи. Прелесть, а не картина. Вот только Татьяне Михайловне глубоко всё равно, кто там сейчас рядом, хоть чёрт, хоть сам дьявол – она, беспокойно хмурясь, вглядывается в проём двери, но Ильи нет. Он, вообще, зашёл буквально на несколько секунд – чтобы найти меня взглядом и убедиться, что с Татьяной Михайловной всё нормально. Относительно, конечно, но и этого ей хватает, чтобы отдать всю власть в руки сына, и Добронравова, который весь и разом вдруг подчинился опальному наследнику. За окном видны отсветы Скорой, которая примчалась едва ли не быстрее, чем у нас в городе. В кухне тишина, а мы всё также ждём, сами не зная чего. – Машенька, – зовёт Татьяна Михайловна, словно очнувшись. – Я здесь. – Несколько шагов и я рядом, держу её протянутые ко мне руки. Где-то на задворках явно недовольна бывшая. – Что-то нужно? Лекарства принести? – Нет-нет, надо… – Судорожно вздохнув, она, морщась, хватается за сердце. – Татьяна Михайловна! – В два обеспокоенных голоса.