– Есть новости? – Сухо спрашиваю я, ненавидя их за это поведение. – Нет, мы ждём, – отвечая, мама возвращается к болтовне. Подхожу к окну, смотря на сумерки, сгустившиеся вокруг нас. Дождь ещё хлеще бьёт по подоконнику, и я чувствую необъяснимое умиротворение внутри себя. Как будто эта непогода за окном помогает мне стоять тут и не наорать на свою семью, которая слишком громко смеётся рядом. Даже мир вокруг меня оплакивает мою жизнь и ситуацию, в которой я оказалась. Раздаётся сильнейший гром, одновременно с ним шум позади меня и я, оборачиваясь, вижу, как врачи везут каталку с отцом. И, наконец-то, мама и Тейра, замолкая, встают и ожидают прогнозов. – Что ж нам удалось провести операцию, и мистер Пейн стабилен. Сейчас ему будут колоть препараты для поддержки результата стентирования. А вы можете отправиться домой, ночь, думаем, он проведёт в таком состоянии. Завтра уже сможет с вами поговорить, – устало произносит хирург, и мы все киваем. Смотрю, как вокруг отца копошатся медсестры, доктор проверяет ещё раз все показания датчиков, и кивает нам на прощание, выходя из палаты, как и остальной персонал. – Тейра, пойди в машину. Мне надо поговорить с Мишель, – требовательно проносит мама, и сестра подчиняется ей даже с улыбкой и наслаждением того, что я снова в эпицентре разборок. – Мишель, ты обидела меня своими словами, но я прощаю тебя. Я понимаю, что это гормоны, которые в этом возрасте сложно контролировать. Но сейчас бы хотела обсудить с тобой кое-что другое, – начинает она, а я поворачиваюсь к ней, складывая руки на груди. – Николас Холд очень тесно общается с Райли Вудом. Ты должна понимать, что Холд не та фигура, которая нужна тебе. Поэтому я советую как-то наладить отношения с Вудом, – заявляет она, а я от шока и от этого гнилого предложения приоткрываю рот, а мои глаза распахиваются, что я чувствую в них сильнейшее давление. – Что? Ты хоть слышишь себя? – Шиплю я. – Хорошо, не хочешь, как хочешь. Но Холд – это временное помешательство. А вот Вуд – стабильность и процветание. Это твоё безбедное будущее до старости, это… – Это ваше будущее без проблем до старости! Да как ты, вообще, можешь о таком упоминать?! – Перебиваю я её, повышая голос. – Не кричи, отец твой только после операции. Хорошо, не хочешь Вуда, оставим Холда. Сейчас пока ты вся в мечтах о красивой и долгой любви, ты вся в этом мужчине. Но пройдёт время, а такие как он долго не интересуются одной женщиной, он устанет от тебя. И тогда тебе следует подстраховаться, – невозмутимо продолжает она. – Забеременей от него, тогда он будет навсегда твоим. – Ушам не верю, – качаю головой. – Мишель, ты уже взрослая, раз решила, что интимная жизнь для тебя. И я говорю с тобой, как мать с дочерью. Я не хочу, чтобы ты прожила мою жизнь. Я не хочу, чтобы ты была такой как я. Со мной тоже так поступили, и поверь, на своём горьком опыте я могу сказать, что это проверенный результат, который приведёт к браку. Даже если Холд не предложит тебе брак, то ни за что не делай аборт. Мы подадим на алименты. Я готова рухнуть оттого, что сейчас слышу. Неожиданно для самой себя оказалась в ужасно снятом сериале с чёрным юмором, и он обращён только на меня. Делаю шаг назад, чтобы даже не дышать тут одним воздухом с матерью, которая предлагает мне отвратительные и жестокие вещи. – Ты ведь не знаешь, как получилось, что мы с твоим отцом поженились. Нет, это не была красивая история любви, и даже не выгода, как мы всем рассказываем. Я забеременела тобой. Он специально это сделал, говорил, чтобы я не травила себя такой гадостью, как таблетки. Он позаботится о контрацепции, но как-то странным и волшебным образом я оказалась в руках с тестом с двумя полосками, и я ненавидела его за это, когда узнала. Но у меня не было выбора, меня заставили выйти замуж за Тревора. И я не хочу, чтобы и ты попала в такую ситуацию. Возьми этот козырь в свои руки, крути им, как ты хочешь и заслуживаешь. Обезопась себя и своё будущее, Мишель. Ты уже достаточно взрослая, чтобы иметь детей. И я уверена, что Николас Холд будет заботиться о своём ребёнке, как и о его матери, и это означает о нас. А мы нуждаемся в помощи. У нас нет ничего… ничего не осталось из денег. Мы уже в долгах. И одна надежда на тебя. Тейра ещё маленькая для такого, у неё будет иная жизнь. Но ты… пора тебе поработать на свою семью, которая дала тебе образование и место в обществе. Тем более у вас, как понимаю, всё хорошо в отношениях. Потом ещё спасибо скажешь, что я помогла тебе подтолкнуть его к важному шагу. – Ты умом тронулась, – кривлюсь я. – Знала, что ты меня не любишь, да и особо мной не занималась. Была Лидия. И сейчас… вот это всё… боже, кто тебя сотворил? Я никогда такого делать не буду, потому что в отличие от вас двоих, уважаю Ника. Ни за что на свете не заставлю его быть со мной, привязав ребёнком, поэтому я предохраняюсь. Не собираюсь беременеть, потому что… да я даже не думала об этом. Я сделала укол! Жаль, что мир не создал ещё средство, которое защитило бы меня от вас, от вашего маниакального желания продать меня для собственной выгоды. Да ещё предложить мне такое! Мне противно, до костей ты отравила меня сейчас своими словами. И мне снова не жаль тебя, как и всех нас. Мы получили по заслугам, потому что воротили нос от таких как Ник. Только вот ты ни черта не знаешь о том, что на самом деле происходит, как и отец, как и Тейра. И я безумно хочу увидеть ваши лица, когда вы об этом узнаете. Я никогда не буду просить у Ника денег, хотя я глупая… я просила помощи уже. Но вы не заслуживаете этого. Мы, наконец-то, начнём жить по средствам, и вы вернётесь с небес на землю. Отец стал тем, кто разрушил твою жизнь, заставив родить меня. И мне жаль, что ты не сделала аборт. Лучше бы я не рождалась на самом деле, потому что терять то, чего у меня никогда не было не больно, всего лишь ужасно и грязно. Прощай, мама. Выхожу из палаты, слыша только громко бьющее сердце внутри, голова пульсирует так сильно от потока информации, что я сжимаю её, выбегая на лестничный проём. Суть слов и речи матери, наконец-то, укладываются в сознании. Громкие рыдания вырываются из груди, и я падаю на пол, позволяя себе утонуть в этой боли, которая сейчас разрывает все мои тонкие нити, связывающие меня с этими людьми. Горько. Господи, как же горько понимать, что ты была необходимостью для отца. Была всего лишь средством, ты с рождения была пешкой и никем больше, и тебе предлагают сделать то же самое. Понимать, что до этого всё, что тебе рассказывали, было иллюзией, выдуманной параллельной реальностью для окружающих – скользко и мерзко. А на самом деле это обнажённая сладкая ложь может быть опаснее всего, что я знала. Теряю счёт времени, медленно успокаиваясь, вижу всё через мутную призму своего восприятия. Отпустило. Опустошила меня сейчас эта истерика, которая назревала давно. Чувствую сильнейшую усталость тела и души. Больше не могу быть тут, не могу противостоять никому и ничему в этой жизни. Невероятными усилиями я заставляю себя подняться с пола и, шатаясь, словно я оставила позади часть себя, хотя это так и есть, бреду к выходу. Прохладный ветер бьёт по лицу, как и капли дождя. Я поднимаю к небу голову, только бы узнать, почему с каждым днём моя жизнь рушится, и я не знаю, к чему мне готовиться завтра. Неожиданно обзор закрывает что-то чёрное, и я моргаю, уже полностью готовая признать себя сумасшедшей. Моя голова опускается, и я понимаю, что это всего лишь зонт. А рядом стоит человек, аромат которого даёт мне новый толчок, чтобы дышать. – Ник? – Сипло произношу я, смотря в спокойные карие глаза. Неужели, брежу? Неужели, он тут? Он только укоризненно качает головой из-за моего вида. – Ты приехал… зачем? – Придвигаюсь ближе к нему, дотрагиваясь холодными пальцами до его руки, держащей зонт. – Напомнить, что тебе надо снять швы, – отвечает он. – Только поэтому? – Шепча, сжимаю его руку, и он отрицательно качает головой. – Нет, – его ладонь проходит по моей щеке, стирая влагу, и я прижимаюсь к ней, закрывая глаза и чувствуя, как грудь наполняется лёгкостью и безграничным счастьем. – Зачем же ты делаешь сама себе больно, крошка? Зачем так мучаешь себя? – Тихо спрашивает он, и я распахиваю глаза, из которых выкатываются слёзы облегчения. Я не одна. – Я должна была, но теперь всё поняла, Ник. Не всё… многое из того, что ты говорил. И я в тебе так нуждаюсь, ты и представить себе не можешь. Я тебя так ценю, не имея возможности назвать даже примерный размер этих чувств. Я хочу домой. С тобой. Мне здесь больше нечего делать, – шепча, постоянно всхлипываю, и готова снова разрыдаться от честного ответа. От всего, что сегодня узнала о себе и о своей семье. И оттого что решение, которое я приняла вчера, было самым правильным в моей жизни. – Крошка, ты самая непонятная женщина в моей жизни. И я… – он глубоко вздыхает, отнимая ладонь от моей щеки. – Я такой же, даже для самого себя. Потому что сначала мне хотелось наорать на тебя, за волосы притащить к себе. Но понял, что пока ты сама не обожжёшься, ты не поверишь мне. Только вот твои ожоги… они останутся внутри тебя. А я не хочу этого, и если у меня есть хоть немного силы, чтобы помочь тебе в этом, то я всегда готов. И я приехал, потому что знал – тебе потребуется моё присутствие, как мне твоё. Потому что я больше не одинок, и моя задача забрать свою глупую и маленькую крошку с собой. Ведь она только и успевает, что попадать в неприятности и эмоциональные ямы. – Она до жути глупая, Ник, потому что не слушает тебя. Ты был прав, всегда во всём прав. Но она считает, что может как-то поправить положение, как-то улучшить его и найти в этой темноте, которая окружает её, немного света, чтобы вернуться к тебе. Ей так тебя не хватало за эти несколько часов. Она очень глупая, потому что будет всегда верить в хорошее, как бы её ни ранили внутри. И она так рада, что сейчас ты тут, не бросил её, ведь она решила иначе. Она боялась… всегда боится, что завтра не увидит тебя, не дотронется до тебя. Сегодняшний день её многому научил, и она так хочет вернуться домой к тебе, – сквозь слёзы я улыбаюсь, смотря на мужчину, вселившего в меня уверенность, что любовь существует. Ник обнимает меня одной рукой, продолжая держать над нами зонт. И я прижимаюсь к нему, согреваясь его теплом и этой невероятной мужской аурой, проникающей в моё горюющее сердце от потери семьи. Когда есть человек, с которым можно разделить не только солнечное небо, но и вот такое пасмурное, хмурое и дождливое. Это и означает правильность всего происходящего. Счастье, которого можно достичь, лишь потеряв то, что когда-то считалось необходимым. – Я восхищен тобой, Мишель, – шепчет Ник, целуя меня в волосы. И моя улыбка на лице становится умиротворённой и живой. – Пойдём. Майкл уже отогнал твою машину на парковку в комплекс, – Ник отстраняется, обнимая меня за талию, ведёт к белому «Рендж Роверу». – Как долго вы тут? – Спрашиваю я. – Примерно часа три. Твоя мать и сестра вышли из здания больницы около сорока минут назад, и я уже собрался идти за тобой, пока ты сама не появилась. Расскажешь, что там произошло? – Ник подводит меня к машине, где Майкл перехватывает у него зонт, и я поворачиваюсь к нему. Вспышка молнии озаряет его лицо, и это явление природы словно даёт мне знак, которого я даже не ждала. Качаю головой, мягко улыбаясь Нику. – Узнала, что вся моя жизнь была не той, какую себе я придумала. И я хочу эту фантазию оставить там, а с тобой очнуться в реальности. Она стала для меня смыслом. – Хорошо, крошка, – кивает Ник, подавая мне руку и помогая мне забраться в салон. Следом садится он, притягивая меня к себе. Майкл заводит мотор, и поворачивается к нам, уже не скрывая своего хорошего настроения. – Куда едем, мистер Холд? – Спрашивает он. – Куда едем, мисс Пейн? – Обращается ко мне Ник, и я удивлённо моргаю, а затем начинаю смеяться, даже не знаю почему. Но сейчас я почувствовала, что у меня появилась другая семья. – Домой, мальчики, домой, – довольно говорю я, обнимая Ника и дыша новым ароматом, наполнившим салон машины. Шестнадцатый шаг – Ник, – откладывая приборы, поднимаю голову. – Да? – Он с улыбкой отпивает чай, и я вбираю в себя больше воздуха, чтобы набраться смелости для просьбы. – Ты мог бы… я не хочу ехать в больницу, там я лишняя. Но я переживаю за отца, и… – Хочешь знать, как он себя чувствует, – заканчивает он за меня, и я киваю. – У меня есть информация. Я звонил туда, и мне доложили, что твой отец пришёл в себя, чувствует себя, как человек, перенёсший операцию. Стабильно. Ему будут вкалывать препараты, поддерживающие результат операции. И он пробудет в клинике от пяти до десяти дней, в зависимости от его состояния, – чётко отвечает он, и я позволяю себе вскочить и подпрыгнуть к его стулу, плюхнуться на его колени и обнять. – Спасибо тебе. Спасибо, что понял меня, – шепчу я, оставляя поцелуй на его щеке, покрытой щетиной. – Ты должна знать, я хорошо понимаю тебя, Мишель. Я просто пытаюсь уберечь тебя от всего, с чем ты можешь столкнуться. Не имел права запрещать тебе, ты была права. Но я эгоист, наверное, потому что вот сейчас я рад, что ты здесь, – нежно произносит он. И я расцветаю, даже внутри меня всё наполняется красивым и ярким светом. – Чем мы займёмся? Сегодня воскресенье, учёбы нет, как и у тебя работы, – интересуюсь я, приглаживая его волосы за ухом. – У меня есть одна идея. Сейчас, – он поднимает меня с себя, встаёт и, разворачиваясь, быстрым шагом уходит. Перевожу удивлённый взгляд на Шторма, лежащего рядом, и опускаюсь к нему, почёсывая его за ухом. – Я счастлива, только ему не говори, а то испугается ещё, – хихикая, шепчу я, а собака довольно переворачивается на спину, прося новой порции ласки. И со смехом начинаю играть со Штормом, пока он, заливисто лая, вскакивает и носится вокруг меня. – Ты избалуешь его, Мишель, – укоризненный голос Ника раздаётся сбоку в тот момент, когда собака уже взобралась на меня, чтобы лизнуть. – Шторм, отстань от неё. Она моя, – Ник пальцем указывает собаке на выход, но Шторму удаётся лизнуть мне щёку напоследок прежде, чем убежать. Я, вытирая щёку, сажусь на пол, и замечаю у Ника в руках пакет. – Вот. Ты так и не опробовала его. Сегодня солнце, а потом обещают снова дожди. Поэтому я подумал, что ты захочешь немного расслабиться в чёрно-белой гамме, – он достаёт из пакета фотоаппарат и вспышку, крутя в руках. И не знаю, как ещё больше можно любить его. Я не умею, но чувствую, что никогда не полюблю так другого мужчину. – Но ты мне обещал, что если я приму этот подарок, то ты станешь моей моделью, – напоминаю, вставая на ноги. – Да, – Ник издаёт обречённый вздох, и я смеюсь. – Тогда я только за. Куда поедем? Сейчас? – Подскакивая к нему, беру в руки тяжёлый фотоаппарат, ощущая приятные волны возбуждения от предстоящего дня. – Да, сейчас. Мы позавтракали, проспали всё на свете, поэтому можем ехать, – кивает он.