– По крайней мере, не этой пьесы. Он смотрит на меня, безуспешно пытаясь скрыть стыд в своих глазах. – Прости, – снова говорит он. – Зачем ты это делал? – Мой голос едва слышен; я силюсь собрать в кучу свои смятенные мысли и чувства. Печально качает головой и закрывает глаза. – Я увлекся, – неубедительно говорит он. Я хмурюсь, и он вздыхает. – Ана, лишение оргазма – стандартное средство в… ты никогда… – Он замолкает. Я ерзаю у него на коленях. Он морщится. Ах да. Я вспыхиваю. – Прости. Он закатывает глаза, затем неожиданно отклоняется назад, увлекая меня с собой, и вот уже мы оба лежим на кровати, я – в его объятиях. В сдвинутом лифчике неудобно, и я поправляю белье. – Помочь? – тихо спрашивает Кристиан. Качаю головой. Не хочу, чтобы он касался моей груди. Он поворачивается так, чтобы видеть меня, и, неуверенно подняв руку, нежно гладит пальцами мое лицо. На глазах опять выступают слезы. Ну как он может быть то таким бесчувственным, то нежным? – Пожалуйста, не плачь. Этот мужчина не перестает изумлять меня и приводить в замешательство. В минуту душевного смятения гнев покидает меня… и приходит оцепенение. Хочется свернуться в клубочек и уйти в себя. Я моргаю, стараясь сдержать слезы, когда смотрю в его полные муки глаза. Что же мне делать с этим властолюбивым тираном? Научиться подчиняться? Это вряд ли… – Я никогда что? – Не делаешь, как тебе сказано. Ты передумываешь, не говоришь мне, где ты. Ана, я в Нью-Йорке был злой как черт из-за собственного бессилия. Если б я был в Сиэтле, то привез бы тебя домой. – Значит, ты наказываешь меня? Он сглатывает, потом закрывает глаза. Ему незачем отвечать, я и так знаю, что наказание было его истинным намерением. – Ты должен это прекратить. Он хмурится. – Во-первых, ты же сам потом чувствуешь себя гадко. Он фыркает. – Это верно. Мне не нравится видеть тебя такой. – А мне не нравится чувствовать такое. Ты сказал на «Прекрасной леди», что женился не на сабе. – Знаю, знаю. – Тихим, хриплым голосом. – Ну так перестань обращаться со мной как с сабой. Я сожалею, что не позвонила тебе. Больше такой эгоисткой не буду. Я знаю, что ты обо мне беспокоишься. Он смотрит на меня пристально, вглядывается печально и встревоженно. – Ладно. Хорошо, – говорит он в конце концов. Наклоняется, но приостанавливается, прежде чем коснуться губ, молча спрашивая разрешения. Я поднимаю к нему лицо, и он нежно целует меня. – Твои губы всегда такие мягкие после того, как ты поплачешь. – Я никогда не обещала повиноваться тебе, Кристиан, – шепчу я. – Я знаю. – Справься с этим, пожалуйста. Ради нас обоих. А я постараюсь быть более терпимой к твоей… склонности командовать. Он выглядит потерянным и уязвимым. Он в полном смятении. – Я постараюсь. – В голосе искренность. Я судорожно вздыхаю. – Пожалуйста, постарайся. Кроме того, если б я была здесь… – Знаю, – отвечает он и бледнеет. Откинувшись на спину, закрывает лицо рукой. Я свиваюсь рядышком и кладу голову ему на грудь. Мы лежим молча несколько минут. Ладонь его скользит к моему «хвосту». Он стаскивает резинку, распускает волосы и нежно их перебирает. Вот она, подлинная причина всего этого – его страх… иррациональный страх за мою безопасность. У меня перед глазами – Джек Хайд с глоком, лежащий на полу… Да, возможно, страх Кристиана не так уж иррационален. – Что ты имел в виду, когда сказал «или»? – спрашиваю я. – Или? – Что-то насчет Джека. Он вглядывается в меня. – Ты не сдаешься? Я лежу, купаясь в его расслабляющих ласках. – Сдаться? Никогда. Говори. Не люблю оставаться в неведении. Ты, похоже, одержим какой-то идеей и считаешь, что мне нужна защита, а сам даже не умеешь стрелять. А я умею. Ты думаешь, я не смогу справиться с чем-то, о чем ты мне не рассказываешь, Кристиан? Твоя бывшая саба наставляла на меня пушку, твоя бывшая любовница-педофилка тебя преследует… И не смотри на меня так! – бросаю я, когда он грозно насупливает брови. – Твоя мама относится к ней точно так же. – Ты говорила с моей матерью об Элене? – Голос Кристиана поднимается на несколько октав. – Да, мы с Грейс говорили о ней. Он потрясенно таращится на меня. – Она очень переживает по этому поводу. Винит себя. – Не могу поверить, что ты говорила с моей матерью. Черт! – Он откидывается на спину и снова закрывает лицо рукой. – Я не вдавалась в подробности. – Надеюсь. Грейс незачем их знать. Господи, Ана. С отцом тоже? – Нет! – Я мотаю головой. С Карриком у меня нет таких доверительных отношений, и его обидные слова о брачном контракте до сих пор у меня в ушах. – Как бы то ни было, ты опять пытаешься меня отвлечь. Джек. Что насчет Джека? Кристиан на секунду поднимает руку и смотрит на меня, укрывшись за непроницаемой маской. Потом вздыхает и снова кладет руку на лицо. – Хайд замешан в истории с «Чарли Танго». Служба безопасности нашла частичный отпечаток, но идентификация не удалась. Потом ты узнала Хайда в серверной комнате. Когда он еще был несовершеннолетним, в Детройте его судили. Отпечатки сверили, и они совпали. Я силюсь осмыслить информацию; пока голова идет кругом. Джек замешан в инциденте с «Чарли Танго»? – Сегодня утром в здешнем гараже обнаружили фургон. На нем приехал Хайд. Вчера он доставлял какую-то фигню тому парню, который недавно переехал. Ну, тому, с которым мы встретились в лифте. – Я не помню, как его зовут. – Я тоже, – говорит Кристиан. – Но именно так Хайду удалось проникнуть в здание законным путем. Он работает в какой-то службе доставки. – И?.. Что такого важного в фургоне? Молчит. – Кристиан, скажи мне. – Копы обнаружили в фургоне… кое-какие вещи. – Он вновь замолкает и крепче меня сжимает. Молчание затягивается, и я уж было открываю рот, чтобы напомнить о себе, но он опережает. – Матрас, лошадиный транквилизатор – столько, что хватило бы усыпить дюжину лошадей, – и записку. – Голос падает почти до шепота, ужас и отвращение идут волнами. Вот жуть. – Записку? – Я вторю его интонациям. – Адресованную мне. – Что в ней?