— Я видел их президента. Худой, но невысокого роста. Как думаешь, умник, лучше быть худым, но невысокого роста или толстым и высоким? Рекуэрда намекает на себя, и, будь он сейчас не полицейским, а безобидным инструктором по фитнесу, Габриель сказал бы: «Лучше быть худым и высоким». Но перед ним, на ворохе жалоб в вышестоящие инстанции, восседает беспредельщик, и Габриель учтиво замечает: — Лучше быть высоким, тогда женщина рядом с вами сможет ходить в туфлях на каблуках, а женщинам так нравятся туфли на каблуках! — Точно? — Точнее быть не может. — А жиры, свисающие с боков? — Я же говорил вам, для женщин жиры, свисающие с боков их приятелей, не так существенны, как отсутствие возможности ходить в туфлях на каблуках. — Малышка Чус не любила каблуки. — Моя девушка Христина тоже не любила каблуки, но они — полицейские… А это совсем другой взгляд на мир. Вы не согласны? — Согласен, но я спросил про жиры. — Мы ведь уже обсуждали эту проблему. Вы не толще Копполы. — Не толще, но я не Коппола. Не мировая знаменитость. Если взять меня и Копполу, то шансов у него больше, так? — Коппола давно женат. — Габриель, миротворец и конформист, увиливает от прямого ответа. — А ты хитрый, умник. О чем еще вы разговаривали? — О бриссаго. Это такие сигары. И она спросила, есть ли у меня бриссаго. — Что ответил ты? — Сказал, что как раз бриссаго у меня нет. — Почему же у тебя их не оказалось? Ведь говорят, что в твоей лавчонке очень хороший выбор сигар… — Кубинских сигар. А эти сигары — не кубинские. — Зачем Ей вообще понадобились сигары? Она курит? — Понятия не имею. — Хотела купить их для кого-то другого? — Не в курсе дела. Мне показалось, что эти бриссаго для нее — лишняя возможность вспомнить о чем-то из прошлого. Или о ком-то. — О ком? — Она не уточняла. — На этом разговор закончился? — Почти… После сигар мы немножко поговорили о книгах. Она любит их читать, но сейчас на это не остается времени. Потом я рассказал ей о своей сестре — Марии-Христине и упомянул, что она писательница. — У тебя есть сестра, вот как. — Я постоянно забываю об этом. И потом — мы редко видимся и не испытываем от встреч никакого удовольствия. Моя сестра совсем не такая, как ваша малышка Чус. Единственная идея, которой она одержима, — как бы загрести побольше денег и прославиться. Или — наоборот, последовательность тут не имеет значения. — Таковы все писаки? Габриелю хочется сказать «нет», но под тяжелым взглядом Рекуэрды он произносит прямо противоположное по значению слово. Да. — Ха-да-да! Так я и знал. — Рекуэрда удовлетворен. — Давно пора вывести писак на чистую воду. Бесполезные коптильщики неба — вот кто они такие. — Но Снежная Мика выразилась в том смысле, что быть писателем — потрясающе. И что она хотела бы когда-нибудь познакомиться с настоящим писателем… — Настоящие писатели, о! Наверное, и среди них встречаются тюленьи туши. Самые настоящие бочонки. Брикеты с салом. — Таких среди писателей больше, чем где-либо. Таких среди писателей полно. — Наверное, я чего-то не понимаю в этой жизни, — в голосе полицейского сквозит разочарование. — А ты сам… случаем не пишешь чего-нибудь? Те бесхребетные умники, которые нравились моей малышке, тоже пописывали втихаря, рылись в мировой заднице, пытаясь извлечь хотя бы одну многомудрую мысль. Говорили, что сочиняют романы на тысячу страниц, но никогда ничего никому не показывали. — Я не пытаюсь извлечь ничего такого, — уходит от прямого ответа Габриель. — …и постоянно кляли других бумагомарателей, которые хоть чего-то добились и опубликовали хоть бы одну книжонку, пусть и не в тысячу страниц, а в сто. Называли их клоунами, смердящими кусками дерьма, бездарными пачкунами и еще теми, кто ворует, что плохо лежит, забыл, как они называются. — Плагиаторами? — Во-во! А это всего лишь зависть, она кого угодно доведет до ручки. Все писаки завистливые. — Как и люди. Есть завистливые люди, а есть — совсем другие. Писатели тоже бывают разными. — Может, они и разные, но в основном мудаки. Гении с голой жопой, смотреть на них тошно. Сидели на шее у моей малышки, бесконечно кормя ее завтраками: вот, мол, напишу книжонку, и на нас просыплется золотой дождь. А знаешь, что получалось в результате? — Что? — Пшик. Нуль. Зеро. Значит, Ей нравятся писаки… — Совсем не факт, — утешает Рекуэрду Габриель. — То есть, может, и нравятся, но не настолько, чтобы она искала их целенаправленно. Думаю, она вообще никого не ищет. Она слишком занята. — Да. Она слишком занята. Но вы виделись и потом. — Это была случайная встреча. Прямо на улице, когда она возвращалась с рынка. — Не в тот ли раз, когда к Ней приклеилось двое наших китаез? — Китаеза — один. Второй — кореец. — Один черт, узкоглазые и узкоглазые. Я бы давно турнул их отсюда, но документы у них в порядке. Так что приходится с ними мириться, хотя они мне — нож в сердце, хуже бельма… Так вы встретились с Ней на улице — и что? — Ничего. Я проводил ее до ресторана, нам было по пути. В тот раз мы почти не говорили, но я попал сюда. И встретил вас. — Я помню. И нельзя сказать, чтобы я сильно обрадовался, когда увидел твою физиономию. Твою и китаез. Но потом вроде как привык. И эта игра мне нравится, все время забываю ее название. — Маджонг. — Маджонг, да. Китаезы — совсем не дураки. — Кто спорит! — Теперь — еще один вопрос, умник. Чего хотят от Нее китаезы? — Я не знаю, — честно признается Габриель. — То есть я знаю, чего хочет кореец. А чего хочет китаец — нет. — Ну, и чего же хочет этот, как ты говоришь, кореец? — Он работает на турагентство в Сеуле. Снимает фоторепортажи о разных городах мира. О разных людях. Ищет самые интересные человеческие типы, самые занятные. Или просто красивые лица. Необычные. — Все так и есть, — вздыхает Рекуэрда. — Она красивая. А ты? Чего хочешь от нее ты? Будь осторожен, недоумок! Будь осторожен! От Снежной Мики Габриелю не нужно ровным счетом ничего, кроме как рассказать историю о тетке-Соледад, тем самым предупредив те несчастья и ту фатальность, что была заложена в его видениях. И мимолетное желание прижаться к Мике сильно-сильно, как в детстве, закрыть глаза и позабыть обо всех неурядицах — его тоже можно сбросить со счетов. Это только поначалу Габриель думал, что мог бы увлечься русской, полюбить ее, — теперь совершенно ясно: он не влюблен. И эту мысль просто необходимо донести до толстяка-полицейского. — Ничего не хочу. Если вы имеете в виду ухаживания… То у меня есть девушка. — Что ж тогда ты здесь околачиваешься? — Моя девушка далеко. Она живет не в Испании… А мне просто нравится приходить сюда, пить кофе… — Здешний кофе — самая большая пакость. Любой автомат, пусть он и стоит рядом с вонючим сортиром, выдаст бурду поприятнее. — Не важно… Если ты одинок — качество кофе не имеет решающего значения при прочих, довольно симпатичных факторах. — С чего бы тебе быть одиноким, если у тебя есть девушка?