— Я же сказал — она далеко. Но скоро, возможно, станет ближе. Я просто жду ее. Нахожусь в ожидании… — Значит, здесь ты убиваешь время? — Провожу его в приятной беседе, за тихими играми. — Лучше бы ты ходил в спортзал… «Лучше бы ты сам ходил в спортзал, слоняра!» — огрызается про себя Габриель, и зачем ему нужно было выдумывать историю про девушку, которую он якобы ожидает? И кого конкретно он имел в виду? Таню Салседо. Конечно же Таню. Веб-камера, купленная три недели назад и опробованная через день, приблизила Таню и ее второй глаз на почти интимное расстояние. На интимное отсутствие расстояния. Целые сутки Таня и Габриель списывались едва ли не через каждые четыре часа, уточняя время сеанса, а в промежутках Габриель выбирал подходящую к случаю рубашку (чтобы в конечном итоге остановиться на футболке), слюнявил брови, придавая им решительную прямоту и законченность. За час до сеанса он вымыл голову и выдернул парочку торчащих из носа неэстетичных волосков. Это — финальные штрихи, завершающие образ старины Хэма (Таня непременно останется довольна). А перед этим Габриель занимался собственной бородой. До сих пор она была предоставлена сама себе и росла, как бог на душу положит. Что не совсем правильно — ведь за бородами необходим уход. Парикмахерам Габриель не доверяет, последний раз он посещал bariberia[45] с сеньором Молиной, еще будучи ребенком — что же это было за мучение!.. Выход нашелся в лице специалиста по триммингу и собачьим стрижкам, Габриель обнаружил соответствующее объявление в соседнем квартале. БЫСТРО НЕДОРОГО ВАША СОБАКА ВЫЙДЕТ ОТСЮДА АЛЕНОМ ДЕЛОНОМ Постаревший Ален Делон выглядит сейчас, мягко говоря, не важно, но и специалисту по триммингу никак не меньше семидесяти. — Возьму с тебя, как с ретривера, — заявил специалист. — Работенка уж больно деликатная. Неизвестно, становятся ли ретриверы Аленами Делонами после посещения специалиста, но от своей бороды Габриель был в полном восторге, теперь она представляет собой среднее арифметическое между бородой Фиделя и бородой Че. После того как была подкорректирована внешность, Габриель переключился на аксессуары. Их немного — всего-то два. Сигара «8-9-8» и веснушчатая орхидея из «Троицкого моста». Зачем он умыкнул ее из patio — непонятно. Да нет же, речь идет о прокате на время — чтобы украсить пространство перед монитором, ведь веснушчатая орхидея — необычный цветок. Это не банальные розы, фиалки, фрезии, гардении или saltaojos[46], от которых без ума любая девушка. Таня — не любая. В пальцах у нее зажата сигара «Боливар». Цветок орхидеи не был похищен, тем более что Габриель не взял его исподтишка. Просто аккуратно снял вазу со столика. Это видели Ким и Ван, и Рекуэрда мог бы увидеть при желании, но он как раз отлучился в туалет. Это видел манекен Васко, как обычно сидевший в кресле и сверливший пустыми глазами противоположную стену. — Я одолжу у вас цветок на пару часов, — громко сказал Габриель, обращаясь прежде всего к Васко. — И сразу же верну. Никакого ответа, что можно расценивать как согласие. …Сигара слева, пепельница — справа, веснушчатая орхидея — вместе с Габриелем — посередине. За пять минут до появления на мониторе Тани Салседо Габриель раскурил «8-9-8» и теперь восседает в облаках дыма. Не менее живописного, чем дым с постановочной фотографии, присланной Таней. Живая Таня, возникшая на экране, много интереснее, чем ее дерзкие письма. И она не просто хорошенькая, она красива, как богиня. Красота, запечатленная на снимке, была лишь оболочкой: теперь в воздушный шар по имени Таня Салседо вдохнули воздух. И если до сих пор он лежал на вытоптанной траве, рядом с плетеной приготовленной для путешествия корзиной, то теперь — оторвался от земли и несет Габриеля к таким высотам, что дух захватывает. Где-то там, далеко внизу, в долине воспоминаний, остались Ульрика, Христина, мерзавки Габи и Габи и все прочие девушки. Они исчезают из поля зрения даже быстрее, чем можно было предположить, они не больше спички, нет — не больше спичечной головки, нет — их не существует вовсе. — Привет, Габриель! — говорит Таня. Техника, пусть и продвинутая, все же несовершенна: слова, произнесенные Таней, не успевают за артикуляцией ее губ, отчего возникает немного комический эффект. Он-то и спасает Габриеля с его плетеной корзиной от дальнейшего вторжения в стратосферу и — впоследствии — в мезосферу, где температура приближается к минус девяносто. При минус девяносто кого угодно ждет неминуемая смерть. А Габриель больше не согласен умирать от любви. Это и в ранней юности не входило в его планы, что уж говорить о сегодняшнем дне. — Э-э! Привет, Габриель. — Таня машет ему рукой из монитора. — Ты меня слышишь? — Я слышу. Привет, Таня. Несколько секунд кубинка бесцеремонно рассматривает Габриеля, хмурится, растягивает губы в улыбке, облизывает их кончиком языка, морщит переносицу — и снова улыбается. — Что-то не так? — интересуется Габриель. — Все так. Ты красавчик и отпустил бороду! О-о!!! Это же здорово! — Я не отпускал. Она сама выросла. Я вижу, что твой второй глаз такой же замечательный, как и первый. И с ним все в порядке… — Смешной! Ты смешной! Но все равно красавчик. У нас вечер, а у вас? — У нас ночь. Это тебе, — спохватывается Габриель и придвигает веснушчатую орхидею поближе к монитору. — Это тебе, от всего сердца. Я рад тебя видеть. Картинка на секунду теряет четкость и распадается на пиксели, но слезы умиления, выступившие на глазах Тани, все равно очевидны. — Какой красивый цветок. Никогда не видела таких. — Я выбрал его для тебя. Специально. — Спасибо, Габриель, спасибо. Ты мечтатель, я так и знала. Ты нежный. — Конечно, я ведь курю «8-9-8». — В подтверждение этого Габриель затягивается и выпускает клубы дыма. — Тебе идет сигара и идет борода. Ты просто вылитый Фидель. Вылитый Че. Обещай мне не сбривать ее… — Обещаю. — Привет тебе от деда. — Привет и ему. Он стал реже писать. Что случилось? — Он болел. — Что-нибудь серьезное? — Нет-нет, — пугается Таня на той стороне монитора. — Был сердечный приступ, но все обошлось. Теперь дела идут на поправку. Расскажи, что у тебя происходит? — Все как обычно. Работа. — Ты много работаешь, да? — Не без этого. — Но, надо полагать, и отдыхаешь? — Время от времени. — А как ты отдыхаешь? — Встречаюсь с друзьями. Играю с ними в шахматы, играю в маджонг. — Что такое маджонг? — Игра, где очень много красивых костей. Ее еще называют «Китайской игрой четырех ветров». А кости в ней похожи на домино, но только отчасти. Рисунки на них другие. — Что же там нарисовано? — Самые разные символы. Иероглифы. Птицы. Люди. Цветы. И названия костей прекрасны. — Назови хотя бы несколько. — Три дракона — красный, зеленый, белый. Четыре ветра. Бамбуки и доты. Сезоны… — Мне бы хотелось сыграть в эту замечательную игру! Сыграть с тобой. — Не получится. — Почему? — Таня совершенно по-детски фыркает и надувает губы. — В эту игру нельзя играть вдвоем, только вчетвером. — Вчетвером, да? От четырех отнять одного — получится три. У тебя трое друзей? — Пожалуй, что так. — Ты же писал, что у тебя проблемы с друзьями. — Эти проблемы — не глобальные. Есть люди, с которыми мне приятно общаться, вот я и называю их друзьями. — Расскажи про них. Чем они занимаются?