— Один — полицейский, очень серьезный человек. Еще один — профессиональный фотограф, и уж поверь, он снял бы тебя потрясающе. А еще один… Тут Габриель ненадолго замолкает, он и понятия не имеет, чем занимается китаец Ван. Ван мог нагрянуть к родственникам, которые держат забегаловку с фастфудом, он мог оказаться туристом, слегка подзадержавшимся в Городе (но какой турист будет возить за собой сундук с маджонгом?); мог оказаться студентом, аспирантом или представителем фирмы по изготовлению игрушек сомнительного качества, приехавшим для изучения рекламаций, но все это выглядит блекло на фоне полицейского и фотографа-профессионала и — особенно — на фоне Габриеля и его бороды. — А еще один — китаец. Чем он промышляет, я не знаю. Но ходят слухи, что он стоит во главе самой мощной из мафиозных группировок Триады в Европе… — Правда? — …или занимается промышленным шпионажем в пользу Поднебесной. — Правда? — Правда — одно из двух. — А твой друг-полицейский в курсе? — В курсе, но игроки в маджонг никогда не сдают друг друга. — Ты смешной! Смешной! — Таня и сама начинает смеяться, а следом за ней улыбается Габриель. — И ты милый. «Ты милый» звучит как приговор, не подлежащий обжалованию, любая апелляция будет отклонена. Генеральный прокурор Таня больше не улыбается: — Ты милый. И ты красавчик. — Нет. Настоящая красавица — ты. — Так я тебе нравлюсь? — Конечно. А где твой «Боливар»? — Опс! Вот он!.. Это не полноценный «Боливар», а лишь две трети от него. На то, чтобы раскурить сигару, у Тани и десяти секунд не уходит. После чего она полностью скрывается в дыму. Но это не бессмысленный дым, какой время от времени выпускает Габриель, — между Таней и ее дымом существует связь, он похож на собачонку при хозяйке. Или на собаку покрупнее. На ретривера, путем нехитрых манипуляций с ножницами обращенного в подобие Алена Делона. Он похож на самого Алена Делона, когда тот еще был молодым и немыслимо голубоглазым — и любил таких же (молодых и голубоглазых) женщин. Впрочем, глаза другого цвета тоже приветствуются. Глаза у Тани как раз другого цвета, но она и сама — другая. Не такая, как все остальные девушки. Вот и дым это признает, ластится к ней, сочиняет самые немыслимые послания, создает самые немыслимые фигуры; чтобы их расшифровать, понадобятся годы. Но и сейчас, при желании, можно кое-что прочесть: земное блаженство небесное блаженство найденное сокровище небесные близнецы. Странно, что в клубах дыма вырисовалось именно это. Что его завитки в какой-то момент стали символами, часто встречающимися на костях для маджонга. Что они сложились в комбинацию. «Найденное сокровище» и «небесные близнецы» ни разу не выпадали Габриелю во время игры, а земное и небесное блаженство он относил к Снежной Мике. Теперь появилась Таня Салседо, значит, она и есть — «найденное сокровище»? Но кто такие «небесные близнецы»? Таня и кто-то еще? А может, Таня и Габриель? — но у Габриеля и в мыслях не было затевать роман с темпераментной кубинкой, слишком она далеко и слишком многого может потребовать, если вдруг случайно приблизится. — Ты собираешься уехать куда-нибудь в ближайшее время? — спрашивает Таня. — В ближайшее — нет. — А как же твоя поездка в Тунис? Теперь Габриель вспомнил: он что-то писал Тане про Тунис, интересно только — почему он выбрал именно его. Ах да, — путеводитель. Путеводитель по Тунису он выудил из интернет-рассылки крупного издательства (то ли «Пти Футе», то ли «Альфагуарра») и заказал сразу несколько экземпляров: очень красочное издание на четырех языках, с картографическим приложением и десятистраничной брошюркой-бонусом «Карфаген в Пунических войнах». Габриель польстился на картинки да еще на подробные схемы передвижения по стране, они бы очень пригодились для очередного географического вранья. И потом — Тунис уравновесит Марокко, ведь перекос в сторону Марокко наблюдается уже давно. Марокко разросся до размеров целого континента, а ведь это совсем небольшое государство. — Поездка в Тунис откладывается. — Надолго? — На неопределенное время. — Ну так это просто замечательно. В том плане, что мы могли бы поехать в Тунис вместе. Ты не возражаешь? Возражать своенравной Тане Салседо так же бесперспективно, как пытаться сделать хирургический разрез зубочисткой. — Не возражаю. И когда же ты хочешь отправиться со мной в Тунис? — В голосе Габриеля звучат похоронные нотки, а он-то хотел выразить радость и нетерпение. — Когда-нибудь. В будущем. — Каком будущем? — Ближайшем. Ну, не в самом ближайшем… А давай там и встретимся! — Где? В Тунисе? — В Тунисе, да! Как называется этот цветок? — Способность Тани переключаться с темы на тему просто потрясающа. — Я зову его веснушчатой орхидеей. Но, думаю, это не очень правильное название. — Это очень, очень правильное название! Помнишь, я писала тебе, что еще никогда не влюблялась по-настоящему, но чувствую, что это вот-вот произойдет… — Помню. И что? — Это произошло. Поздравь меня. — Поздравляю. Кто он? — Один человек. — Таня подпирает рукой подбородок и смотрит на Габриеля не отрываясь. — Ты его знаешь. — Знаю? Ты писала мне о нем? — Ты его знаешь. — Тот парень, который мечтает стать оператором? — Нет. — Немец, у которого ты одолжила веб-камеру? — Нет. — Кто-нибудь из тех, кто учится с тобой в университете? — Нет. — Кто-нибудь из тех, кто курит «Боливар»? — Нет, нет и нет! Он курит совсем другие сигары. Ты озадачился? — Скажем, я заинтригован, — изрекает Габриель очередную неправду. — Вот и замечательно. Помучаю тебя немножко. — Только немножко. Я, знаешь ли, не люблю мучиться. — А ты по-прежнему кормишь голубей? — Конечно. — А как поживают твои знакомые собака и кошка? — Они в полном здравии. — Ты думаешь обо мне? — Думаю. — Как часто? — Достаточно часто.