Зато господин Ленорман работал с неиссякаемым жаром. Труд ужасный, работа муравья, совершавшаяся в удушливых потемках. Ладони его кровоточили. Он изнемогал от голода и с трудом вдыхал малое количество имевшегося воздуха, а вздохи Гуреля напоминали ему время от времени о чудовищной опасности, притаившейся в глубине этого логова. Однако ничто его не обескураживало, ибо он наконец нащупал перед собой зацементированные камни стены прохода. Впереди было самое трудное, но цель приближалась. – Вода поднимается! – сдавленным голосом крикнул Гурель. – Вода поднимается! Господин Ленорман удвоил усилия. Внезапно конец задвижки, которой он орудовал, вырвался в пустоту. Проход был прорыт. Оставалось лишь расширить его, что теперь стало гораздо легче, ведь отходы можно было выбрасывать вперед. Гурель, обезумев от страха, выл, как умирающий зверь. Ленормана это не волновало. Спасение было у него в руках. Однако на несколько секунд его охватило беспокойство, когда по звуку падающих отбросов он понял, что и эта часть прохода тоже наполнена водой – что было естественно, ведь дверь не могла служить непроницаемой дамбой. Но какое это имело значение! Путь был свободен… Последнее усилие… Ленорман выбрался. – Иди сюда, Гурель! – крикнул он, возвращаясь за своим товарищем. Он вытащил его за руки полумертвого. – Давай, приходи в себя, дурачина, ведь мы спасены. – Вы думаете, шеф… Вы думаете?.. Воды по грудь… – Пускай… Пока она не закрывает нам рот… А твой фонарь? – Он больше не работает. – Тем хуже. Вдруг Ленорман радостно воскликнул: – Ступенька… две ступеньки!.. Лестница… Наконец-то! Они выбирались из воды, из той проклятой воды, которая едва не поглотила их, и это было сладостное ощущение. Освобождение воодушевляло их. – Стой! – прошептал Ленорман. Он уперся во что-то головой. Вытянув руки, ощутил препятствие, которое тут же поддалось. То была крышка люка, и, открыв этот люк, они очутились в подвале, куда через отдушину просачивался свет ясной ночи. Откинув крышку, он поднялся по последним ступенькам. На него тут же упал какой-то покров. Его схватили чьи-то руки. Ленорман почувствовал, как его окутывает что-то вроде одеяла или мешка, а потом его обвязали веревками. – Теперь другой, – послышался чей-то голос. Такую же операцию должны были проделать с Гурелем, и тот же голос произнес: – Если они закричат, сразу убей их. Твой кинжал с тобой? – Да. – В путь. Вы, двое, берите этого… вы, двое – того… Никакого света и никакого шума… Дело серьезное! С самого утра обыскивают сад… Усердствуют человек десять или пятнадцать. Возвращайся во флигель, Гертруда, и чуть что, звони мне в Париж. У Ленормана создалось впечатление, что его куда-то несут, а через какое-то время ему показалось, что они на улице. – Подгони свою колымагу, – произнес голос. Ленорман услышал шум экипажа, запряженного лошадью. Его положили на пол. Рядом с ним втиснули Гуреля. Лошадь пошла рысью. Переезд длился около получаса. – Стой! – приказал голос. – Спускайте их. Эй, возница, поверни колымагу так, чтобы задняя часть упиралась в парапет моста… Хорошо… На Сене никаких судов? Нет? Тогда не будем терять времени… Эй, вы привязали им камни? – Да, булыжники. – В таком случае действуйте. Препоручи твою душу Господу, господин Ленорман, и помолись за меня, Парбери-Рибейру, более известного под именем барона Альтенхайма. Ну как? Все готовы? Что ж, счастливого пути, господин Ленорман! Ленормана поместили на парапет. Его толкнули. Он почувствовал, что падает в пустоту, и снова услышал насмешливый голос: – Счастливого пути! Через десять секунд настала очередь инспектора Гуреля. Парбери-Рибейра-Альтенхайм I В саду под присмотром мадемуазель Шарлотты, новой сотрудницы Женевьевы, играли девочки. Раздав им пирожки, госпожа Эрнемон вернулась в комнату, служившую сразу и гостиной, и приемной. Она расположилась за столом и принялась приводить в порядок бумаги и книги записей. Внезапно она почувствовала чужое присутствие в комнате. Встревожившись, обернулась. – Ты! – воскликнула она. – Откуда ты явился? Каким образом вошел?.. – Тише, – молвил князь Сернин. – Выслушай меня, и не будем терять ни минуты. Женевьева? – Пошла к госпоже Кессельбах. – Когда будет здесь? – Не раньше, чем через час. – Тогда я дождусь братьев Дудвиль. У меня встреча с ними. Как Женевьева? – Очень хорошо. – Сколько раз после моего отъезда она виделась с Пьером Ледюком за эти десять дней? – Три раза, и сегодня должна с ним встретиться у госпожи Кессельбах, которой она его по твоему приказанию представила. Только я должна сказать тебе, что лично мне этот Пьер Ледюк мало интересен. Женевьеве лучше найти какого-нибудь хорошего парня ее уровня. Например, учителя. – Ты с ума сошла! Женевьеве выйти замуж за какого-то школьного преподавателя! – Ах, если бы ты прежде всего думал о счастье Женевьевы! – Какого черта, Виктория! Ты попусту донимаешь меня своей болтовней. Разве у меня есть время сентиментальничать? Я играю шахматную партию, переставляя свои фигуры и не беспокоясь о том, что они думают. Когда я выиграю партию, то озабочусь узнать, есть ли сердце у коня Пьера Ледюка и королевы Женевьевы. Она прервала его: – Ты слышал? Чей-то свист… – Это Дудвили. Сходи за ними и оставь нас. Как только братья вошли, князь спросил с присущей ему определенностью: – Я знаю все, что сообщили газеты об исчезновении Ленормана и Гуреля. Вам известно что-нибудь еще? – Нет. Дело взял в свои руки помощник, господин Вебер. Вот уже неделю мы обыскиваем сад пансиона, и нам не удается понять, как они могли исчезнуть. Вся служба в смятении… Такого никогда не случалось… Не оставив следов, исчезает начальник полиции! – Две служанки? – Гертруда пропала. Ее разыскивают. – А Сюзанна? – Ее допросили господин Вебер и господин Формери. Против нее ничего нет. – Это все, что вы можете мне сказать? – О нет! Есть и другие вещи, то, о чем мы не рассказывали газетам. И они поведали о событиях, отметивших два последних дня господина Ленормана, о ночном посещении бандитами виллы Пьера Ледюка, затем о попытке похищения на следующий день, совершенной Рибейрой, и охоте в лесу Сен-Кюкюфа, потом о прибытии старика Стейнвега, о его допросе в Уголовной полиции в присутствии госпожи Кессельбах и его бегстве из Дворца правосудия.