Мне подумалось, уж не собирается ли он учинить экспромтом небольшое ралли с преследованием, но оказалось, что ехать ему совсем близко. Миновав восемь кварталов, он свернул к ремонтируемому дому со стенами, наполовину обложенными красным кирпичом. Это верный признак достатка владельца, поскольку кирпич на западном побережье – весьма дорогой и дефицитный материал. Во всем Лос-Анджелесе не насчитать и шести кирпичных домов. Лайл вылез из своего грузовичка и вразвалку двинулся в обход здания, на ходу заправляя рубаху. Видок при этом у него был весьма грозный. Припарковав свою старушку у обочины и заперев дверцу, я последовала за ним. По пути лениво размышляла, уж не собирается ли он шарахнуть меня по башке кирпичом, а потом замуровать в стену. Парень не больно-то обрадовался моему появлению на сцене и совсем этого не скрывал. Повернув за угол, я пришла к выводу, что владелец дома намеревался облагородить свой небольшой коттедж за счет нового солидного фасада. И вместо современного калифорнийского бунгало в результате получится что-то типа ветеринарной лечебницы где-нибудь на Среднем Западе, в общем, стандартное, но дорогостоящее доходное заведение. У задней стены дома Лайл уже месил раствор в электрической бетономешалке. А я упорно пробиралась к нему по валявшимся тут и там доскам, из которых торчали ржавые гвозди. После падения на такие доски детишкам гарантированы уколы от столбняка. – Послушай, Лайл, почему бы нам не начать разговор сначала? – обратилась я к нему как можно более неофициально. В ответ он фыркнул и, достав из пачки сигарету, сунул ее в угол рта. Потом закурил, зажав спичку заскорузлыми пальцами, и резко выдохнул мощную струю дыма. Глаза у него сузились, а один вообще зажмурился, потому что дым попал в лицо. Своим видом он напомнил мне сейчас раннего Джеймса Дира – тот же недоверчивый прищуренный взгляд, кривая ухмылка и вздернутый подбородок. Мне подумалось, уж не является ли он тайным поклонником знаменитой картины "К востоку от Эдема", которую иногда крутят по вечерам мелкие телевизионные каналы где-нибудь в Бейкерсфилде. – Давай попробуем. Почему бы нам немного не поболтать? – настаивала я на своем. – Мне нечего тебе сказать. Да и к чему ворошить старое? – Неужели тебя не интересует, кто убил Либби? Он, похоже, решил не утруждать себя ответом. Взяв из штабеля кирпич, плюхнул на стену – примерно на уровне груди, где вел кладку, – толстый слой раствора, напоминавшего серый крупитчатый сыр, и разровнял его мастерком. Потом уложил на него кирпич, несколько раз пристукнул сверху, чтобы тот немного осел, и потянулся за следующим. Согнув ладонь лодочкой, я приложила ее к правому уху и произнесла: – Алло? – будто не расслышала. Он криво ухмыльнулся, так что сигарета чуть не выпала изо рта, и произнес сквозь зубы: – Ты что, считаешь себя такой уж неотразимой? Я улыбнулась: – Слушай, Лайл, какой смысл упираться? Вот ты все отказываешься поговорить со мной, а знаешь, что я могла бы запросто сделать? Потратить всего часа полтора на телефонные звонки в пять-шесть мест и выяснить о тебе абсолютно все, что мне нужно. Причем позвонить, не выходя из своего номера в западном Лос-Анджелесе, и мне это не стоило бы ни цента, все будет оплачено. Да, немало забавного я бы узнала о тебе, как думаешь? Включая твой послужной список и кредитный формуляр. Мне бы сообщили, был ли ты когда-нибудь под арестом, где и как трудился, какие книги брал в библиотеке... – Вот и выясняй. Мне скрывать нечего. – Ну зачем нам все это затевать? – продолжала я. – Мне не составило бы труда просветить твою жизнь насквозь, но если уж после этого я опять вернусь сюда, чтобы побеседовать с тобой, это понравится тебе еще меньше, чем сейчас. Ведь у меня тоже может испортиться настроение. Так что расслабься и не выпендривайся, договорились? – О, я уже вполне расслабился, – сказал он. – Так почему изменились твои планы относительно юридического колледжа? – Просто бросил учебу, вот и все, – буркнул он. – А может, потому, что тебя поймали за курением "травки"? – осторожно выдвинула я предположение. – А не пойти ли тебе на... – огрызнулся он. – Ты что, прокурор? Мне неохота с тобой говорить, поняла? Тоже мне, нашла преступника. – Я тебя сейчас ни в чем не обвиняю, а лишь хочу выяснить обстоятельства смерти Либби. Стряхнув пепел с сигареты, он тут же бросил ее и остервенело вдавил носком ботинка в грязь. Я присела на штабель кирпичей, прикрытых листом рубероида. Лайл глядел на меня из-под полуопущенных век. – А как ты догадалась, что я курю марихуану? – спросил он отрывисто. Пошевелив сморщенным носом, я дала понять, что догадалась по запаху. – Кроме того, вижу, что тебе не больно-то нравится укладывать кирпичи, – заметила я. – Думаю, ты совсем не дурак и не прочь заняться чем-нибудь поинтереснее. Он опять посмотрел на меня и уже выглядел не столь настороженным, как вначале. – С чего ты решила, что я не дурак? – спросил он. – Ведь ты почти десять лет был близок с Либби Гласс, – ответила я, пожав плечами. – Все равно мне ничего не известно, – довольно грубо бросил он. – И тем не менее ты знаешь намного больше, чем я на данный момент. Судя по всему, он уже заколебался, хотя плечи были еще заметно напряжены. Мотнув головой, Лайл вернулся к своей работе. Он опять поддел мастерком влажную цементную массу, шлепнул ее на стенку и разгладил, словно подтаявший торт-мороженое. – Она отшила меня, как только познакомилась с этим мужиком с севера. Этим адвокатишкой... – наконец буркнул он. – Лоренсом Файфом? – Угу, кажется. Она никогда ничего: о нем не рассказывала. Началось у них все с обычных деловых отношений – что-то связанное со счетами. Его юридическая фирма в тот момент как раз расширяла свой бизнес, и он решил перевести всю отчетность на компьютер, понятно? В общем, чтобы установить оперативный контроль за расходами и доходами. Это довольно сложная штука, непрерывные согласования, уточнения, звонки туда-сюда... Он несколько раз здесь объявлялся, приглашал ее после работы выпить с ним, иногда на обед в ресторан. Ну, в общем, она в него втюрилась. Вот и все, что я знаю. Он взял небольшую железную арматурину и вбил ее под прямым углом в деревянную стену, а сверху положил намазанный раствором кирпич. – Для чего это? – поинтересовалась я. – Ах, это. Чтобы кирпичная кладка не упала, а держалась за внутреннюю стенку, – объяснил он. Я понимающе кивнула, борясь с искушением попробовать самостоятельно положить кирпич. – Значит, после этого она с тобой порвала? – спросила я, возвращаясь к основной теме. – Да, почти совсем. Время от времени мы еще встречались, но я прекрасно понимал, что между нами все кончено. Голос его звучал уже не столь напряженно, в нем теперь чувствовалась скорее горечь, а не злость. Намазав раствором следующий кирпич, Лайл уверенным движением уложил его на место. Мне в спину било нестерпимо жгучее солнце, поэтому я слегка откинулась на рубероид, опершись на локти, и задала новый вопрос: – От чего, по-твоему, она умерла? – Возможно, покончила самоубийством, – ответил он, испытующе взглянув на меня исподлобья. – Самоубийство? Мне это даже в голову не приходило. – Ты спросила – я ответил что думаю. Она была просто помешана на нем, – добавил он. – До такой степени, что смогла наложить на себя руки, узнав о его смерти? – Кто знает? – сказал он, резко взмахнув рукой. – Откуда она узнала о его смерти? – Кто-то позвонил ей и сказал. – А ты откуда это знаешь? – Потому что она сама мне позвонила. В первый момент Либби просто не знала, что делать. – Она очень горевала о нем? Плакала? Это ее потрясло? Похоже, он мысленно возвращался в то, уже далекое прошлое. – Действительно, она была расстроена и в сильном замешательстве. Я обратил на это внимание, когда приехал к ней. Она сама позвала меня, но потом вдруг передумала и сказала, что не хочет говорить об этом. Либби была слишком взволнована и не могла ни на чем сосредоточиться. Меня разозлило, что она так бесцеремонно дергает меня туда-сюда, и я ушел. Последнее, что я узнал, было известие о ее смерти. – Кто нашел труп? – Управляющий дома, в котором она жила. Два дня Либби не появлялась на работе и не звонила, так что ее начальник забеспокоился и приехал к ней выяснить, в чем дело. Управляющий попытался заглянуть в окно, но шторы были плотно задернуты. Они пытались достучаться, но в конце концов открыли дверь отмычкой. Она лежала в халате на полу в ванной комнате и уже три дня, как была мертва. – А как выглядела ее постель? Либби ложилась спать в тот день? – Не знаю. Полиция этого не сообщила. Я на минуту задумалась над тем, что узнала. Выходит, она могла выпить капсулу в тот же вечер, что и Лоренс Файф. Мне по-прежнему казалось, что это могло оказаться одно и то же лекарство – тот самый антигистаминный препарат, в который кто-то неизвестный подмешал пыльцу олеандра. – У нее не было каких-нибудь аллергических реакций, Лайл? Она не жаловалась на простуду или еще на что-нибудь в этом роде, когда вы встречались с ней в последний раз? Он пожал плечами: – Возможно, но я ничего подобного не припомню. Последний раз я видел ее живой в четверг вечером. А в среду или в четверг на той же неделе ей сообщили о смерти того самого адвоката. Официальное же сообщение гласило, что она умерла в субботу вечером. Так они и записали во всех бумагах. – А как насчет того адвоката, с которым она встречалась? Не знаешь, он не хранил в ее квартире каких-нибудь своих мелочей? Может, зубную щетку? Бритву? Или еще что? Возможно, он держал у нее какие-нибудь нужные лекарства. – Откуда мне знать? – огрызнулся Лайл. – Я не сую нос в чужие дела. – А у нее не было подруги? Которой бы она доверяла? – Если только на работе. Никого особенно не припомню. Да у нее в общем-то, и не было подруг. Достав отрывной блокнот, я записала там телефон мотеля, где остановилась, и протянула ему вырванный листок: