Хорнблауэр встретился с Барбарой глазами и улыбнулся ей; герцог и герцогиня Ангулемские соблаговолили подойти к нему и завязать разговор. Фарватер проходил близко к северному берегу эстуария; миновали Арфлер, обменявшись салютами с батареей. Двигались со скоростью восемь узлов, быстрее, чем если бы ехали в карете; впрочем, Хорнблауэр знал, что дальше река станет извилистой и узкой, так что такую скорость сохранить не удастся. Южный берег надвигался, низкая зеленая равнина различалась все четче, и вот корабль уже вошел в реку, оставив за кормой Кильбеф. Впереди лежал длинный прямой отрезок до Кодбека, на низком левом берегу проплывали средь пастбищ богатые крестьянские усадьбы, правый был высокий и лесистый. Рулевой повернул штурвал, матросы выбрали шкоты, но ветер, дующий вдоль речной долины, по-прежнему был попутный, а приливное течение все так же гнало корабли к Руану. Объявили второй завтрак, и гости толпой хлынули вниз. Дамы взвизгивали, пугаясь крутизны трапа. Часть переборок убрали, чтобы их высочествам было просторнее; Хорнблауэр догадывался, что из-за этого половине команды придется спать на палубе. Герцогские слуги подавали угощенье, им помогали кают-компанейские стюарды. И тем и другим явно было не по себе: слугам – из-за обстановки, стюардам – от сознания, что они прислуживают столь знатным особам. Только приступили к еде, как вошел Фримен и шепотом обратился к Хорнблауэру, сидевшему между герцогиней и одной из фрейлин. – Показался Кодбек, сэр, – сообщил Фримен. (Хорнблауэр оставил приказ позвать его, когда корабль будет приближаться к городку.) Извинившись перед герцогиней и отвесив поклон герцогу, Хорнблауэр незаметно выскользнул из каюты. Придворный этикет предусматривал в том числе и путешествие на корабле: флотским офицерам дозволялось входить и выходить без всяких церемоний, если того требует управление судном. Кодбек был виден впереди и быстро приближался, так что нужда в подзорной трубе отпала уже через несколько минут. Разрушения от взрыва, стоившего Бушу жизни, были видны с первого взгляда. От домов остались руины не выше шести-восьми футов, каменная церковь уцелела, но у нее сорвало крышу, на месте выбитых окон зияли дыры. Из воды рядом с изуродованной пристанью торчали почерневшие обломки мачт. Чуть выше на берегу стояла одна-единственная двадцатичетырехфунтовая пушка – все, что осталось от осадной артиллерии Кио. Людей на улицах почти не было; малочисленные прохожие останавливались и смотрели на идущие по реке военные бриги. – Мрачное зрелище, сэр, – сказал Фримен. – Да, – ответил Хорнблауэр. Здесь погиб Буш; Хорнблауэр почтил память друга молчанием. Он уже решил, что после войны поставит над пристанью скромный памятник. Ему хотелось, чтобы город так и остался лежать в развалинах, – то был бы лучший памятник погибшему другу. Развалины – или пирамида из черепов. – Грота-шкоты! – взревел Фримен. – Кливер-шкоты! Впереди река поворачивала вправо. Вести большой бриг по узкой реке – не шутка. Туго натянутые паруса взревели, поймав отраженный от холмов ветер. Бриг, скользя по инерции, вошел в поворот. Чем сильнее он поворачивал, тем круче обтягивались паруса, и скоро уже «Porta Coeli» шла в крутой бейдевинд курсом, почти противоположным тому, на котором приближалась к Кодбеку. На палубе появился Хау: – Его высочество спрашивает, не можете ли вы сойти в каюту. Он желал бы произнести тост и просит вас присоединиться. – Иду, – ответил Хорнблауэр. Он последний раз глянул на исчезающий за поворотом Кодбек и торопливо сошел по трапу. Солнце било в открытые порты, расцвечивая импровизированную гостевую каюту. При появлении Хорнблауэра герцог встал, пригибаясь под низкими палубными бимсами. – Здоровье его королевского высочества принца-регента! – произнес он, поднимая бокал. Все выпили и посмотрели на Хорнблауэра, которому полагалось ответить. – Здоровье его христианнейшего величества! – провозгласил Хорнблауэр и, как только все выпили, вновь поднял бокал. – Здоровье регента его христианнейшего величества в Нормандии, его королевского высочества герцога Ангулемского! Все выпили под общий одобрительный гул. Было что-то мучительно-странное в том, что они пьют и празднуют, в то время как вокруг рушится империя. «Porta Coeli» шла в самый крутой бейдевинд – Хорнблауэр чувствовал это по ощущению палубы под ногами и по звуку воды за бортом. Еще до того, как спуститься в каюту, он приметил, что дальше река изгибается еще круче к ветру. Фримену нелегко будет войти в следующий поворот. С палубы донеслись новые приказы. Хорнблауэр чувствовал себя на детском празднике, где малыши забавляются, пока взрослые управляют миром. Не в силах больше сдерживать волнение, он поклонился и вышел на палубу. Все было, как он и предполагал: «Porta Coeli» шла в самый крутой бейдевинд, может быть – даже круче. Паруса трепетали, скорость замедлилась, а до поворота оставалось еще добрых полмили. Фримен глянул на полощущие паруса и покачал головой. – Вам придется лавировать, мистер Фримен, – сказал Хорнблауэр. – Есть, сэр. Матросы у шкотов, понимая сложность маневра, замерли наготове. Секунду Фримен стоял, оценивая расстояние, затем ненадолго наполнил паруса – бриг ускорился, но зато опасно приблизился к берегу. В следующий миг шкоты выбрали, руль положили на борт, и «Porta Coeli» пронеслась несколько ярдов против ветра, потеряв почти весь ход. Тут же шкоты потравили, руль немного повернули на ветер, и бриг стал набирать скорость. Он вновь шел в крутой бейдевинд, заметно приближаясь к подветренному берегу. – Отлично, – сказал Хорнблауэр. Он хотел добавить, что следующий раз лучше не тянуть до последнего, но, взглянув, как тщательно Фримен оценивает расстояния, промолчал. Тот явно решил больше не терять скорость. Как только паруса захлопали, он обстенил их и положил руль на борт – на сей раз бриг по инерции вылетел почти на середину реки. За кормой «Молния» повторяла маневр «Porta Coeli». Подветренный берег надвигался – вскоре предстояло повторить маневр. Однако Хорнблауэр с облегчением видел, что поворот уже заметно ближе. В это самый миг над люком показалась голова герцога, а вслед за ним на палубу высыпали и остальные придворные. Фримен в отчаянии глянул на коммодора. Хорнблауэр мгновенно принял решение и пригвоздил ближайшего придворного – это оказался шталмейстер – таким взглядом, что тот разом оборвал веселую речь, обращенную к своей спутнице. – Присутствие на палубе его королевского высочества и свиты сейчас неуместно, – громко объявил Хорнблауэр. Смех и восклицания умолкли, словно их отрезали ножом. Лица придворных вытянулись. Они и впрямь были как дети – избалованные дети, которым не дали позабавиться. – Управление судном требует слишком много внимания, – продолжал он, чтобы устранить последние сомнения. Фримен уже отдал команду выбрать шкоты. – Очень хорошо, сэр Орацио, – сказал герцог. – Идемте, дамы. Идемте, господа. Он постарался отступить как можно величественнее; впрочем, последнего придворного едва не затоптали бегущие по палубе матросы. – Руль на ветер! – скомандовал Фримен рулевому и во время передышки, пока они в бейдевинд набирали скорость, повернулся к Хорнблауэру. – Задраить люки, сэр? Дерзкое предложение сопровождалось широкой ухмылкой. – Нет, – отрезал Хорнблауэр, решительно не настроенный шутить. На следующем галсе «Porta Coeli» обогнула излучину. Фримен перебрасопил паруса, и бриг в полный бакштаг заскользил дальше. По одну сторону лежали поросшие лесом холмы, по другую – сочные заливные луга. Хорнблауэр подумал было отправить в каюту мичмана с сообщением, что гости могут на пятнадцать минут выйти проветриться, но тут же решил, что не будет. Пусть остаются внизу, Барбара и все остальные. Он взял подзорную трубу и с трудом взобрался по грот-вантам. С грот-салинга открывался широкий обзор во все стороны. На удивление приятно было сидеть здесь и праздно любоваться видами Франции на манер заезжего иностранца. Крестьяне в полях почти не смотрели на проходящие мимо красавцы-бриги. Война как будто не затронула эти края, нигде не было видно следов опустошения; еще ни одна чужеземная армия не продвинулась в Нормандию дальше Кодбека. Перед следующим поворотом впереди на миг открылся Руан – далекие церковные шпили и колокольни. У Хорнблауэра отчего-то защемило сердце, но тут бриг повернул, и лесистые холмы вновь заслонили город. Хорнблауэр сложил подзорную трубу и спустился на палубу. – Прилив заканчивается, сэр, – сказал Фримен. – Да. Будьте любезны встать на якорь за следующим поворотом. Носовой и кормовой якоря. Просигнальте «Молнии», чтобы там сделали так же. – Есть, сэр. Куда спокойнее иметь дело с природными явлениями – закатами и приливами, – чем с причудами людей – принцев и жен. Бриг встал на якоря, чтобы переждать отлив и на рассвете двинуться дальше. Хорнблауэр принял все меры предосторожности на случай атаки: приказал натянуть абордажные сетки и спустить на воду две шлюпки, которым предстояло всю ночь обходить бриги на веслах. Однако он не опасался нападения в этих уставших от войны крестьянских краях. Будь поблизости армия, веди Бонапарт бои не к западу от Парижа, а к востоку, дела бы обстояли иначе. Однако помимо Бонапарта и его солдат во Франции не осталось желающих обороняться; страна, апатичная и безвольная, обреченно ждала захватчиков. Гости на борту продолжали веселиться. Герцог, герцогиня и свита на «Porta Coeli» постоянно обнаруживали, что нужные им слуги или сундуки на «Молнии» и наоборот, так что между бригами то и дело сновали шлюпки. Впрочем, чего еще было ждать от этих людей? Зато они на удивление мало возмущались теснотой, в которой им предстояло спать. Барбара вместе с еще четырьмя дамами безропотно устроилась в капитанской каюте, где и двоим было бы неудобно. Герцогские слуги под руководством ухмыляющихся матросов натянули себе гамаки, и никто из них не высказал и слова жалобы: уроки двадцатилетних скитаний по Европе не прошли даром. Едва ли кто-нибудь заснул, но в приятном волнении перед завтрашним днем они не сомкнули бы глаз и на пуховых постелях во дворце. Хорнблауэр велел повесить себе гамак на палубе и час или два пытался уснуть (последний раз он спал в гамаке, когда «Лидия» чинилась у острова Койба), затем бросил эти тщетные попытки и остался лежать, глядя в ночное небо. Раза два налетал дождь, и тогда ему приходилось укрываться с головою куском парусины, зато, бодрствуя, он знал, что по-прежнему дует вест, как обычно и бывает здесь в это время года. Если бы ветер переменился или утих, бриги пришлось бы буксировать в Руан шлюпками. С зарею и ветер, и дождь усилились, а еще через два часа начался прилив, и Хорнблауэр приказал поднять якорь. За первым же поворотом показались церковные шпили Руана; после второго – между городом и бригом осталась лишь узкая полоска земли, хотя, чтобы дотуда добраться, предстояло миновать длинную и очень красивую излучину. Еще до полудня «Porta Coeli» обогнула последний поворот, и впереди открылся весь город: остров с мостами, множество суденышек у пирсов, здание торговых рядов за пристанью и устремленные ввысь готические башни, видевшие казнь Жанны д’Арк. Прилив уже заканчивался, и постановка на якорь оказалась делом непростым. Хорнблауэр воспользовался тем, что здесь река немного поворачивала, обстенил паруса и бросил якорь с кормы – в двух кабельтовых дальше от города, чем сделал бы это в иных обстоятельствах. Он разглядывал набережную в подзорную трубу – не едут ли встречающие. Рядом стоял герцог, досадуя на промедление. – Спустите шлюпку, пожалуйста, мистер Фримен, – сказал Хорнблауэр наконец. – Позовите моего рулевого! На пристани уже собрался народ: все глазели на британские корабли, на флаг Белой эскадры и бурбонские лилии, которых в Руане не видели два десятилетия. Браун подвел шлюпку к пристани сразу за мостом, и Хорнблауэр на глазах у зевак поднялся по ступеням – толпа была вялая, тихая, совсем не похожая на обычную французскую толпу – и, увидев человека в форме таможенного сержанта, обратился к нему: – Я желаю видеть мэра. – Да, сударь, – почтительно ответил таможенник. – Подайте мне экипаж, – сказал Хорнблауэр. Таможенник растерянно огляделся, но тут голоса из толпы начали подавать советы, и скоро к пристани подъехала дребезжащая извозчичья коляска. Хорнблауэр уселся, и они покатили по тряской мостовой. Мэр, узнав о приезде британского офицера, торопливо вышел к дверям ратуши. – Почему его королевское высочество не встречают? – резко спросил Хорнблауэр. – Где салют? Почему не звонят колокола? – Сударь… ваше превосходительство… – Мэр не знал, что означают парадный мундир и звезда, поэтому предпочел не рисковать. – Нас не предупредили… мы не были уверены… – Вы видели королевский штандарт. Вы знали, что его королевское высочество направляется сюда из Гавра. – Да, слухи такие были, – нехотя признал мэр. – Но… Мэр хотел сказать, что рассчитывал совсем на другое. Он надеялся, что герцог вступит в город с большим войском и мэрии не придется устраивать торжественную встречу, свидетельствуя таким образом свою верность Бурбонам, – а именно этого добивался от него британец. – Его королевское высочество, – продолжал Хорнблауэр, – очень раздосадован. Если вы хотите сохранить его благоволение и благоволение короля, который прибудет следом, вам следует немедленно загладить промах. Депутация – вы, советники, префект и супрефект, если они еще здесь, все заметные граждане города – должна быть на пристани через два часа и приветствовать герцога, когда он сойдет с корабля. – Сударь… – Запишите, кто придет. И кто уклонился. Звонить в колокола можно уже сейчас. Мэр умоляюще заглядывал ему в глаза. Он по-прежнему страшился Бонапарта, по-прежнему трепетал, что тот вернется и снимет с него голову. Хорнблауэр прекрасно понимал, что, если власти Руана устроят герцогу торжественную встречу, они трижды подумают, прежде чем сдать город Бонапарту, даже если военная удача вновь тому улыбнется. Он хотел отрезать им путь к отступлению и таким образом заполучить союзников. – Двух часов вполне довольно, чтобы собрать депутацию, украсить улицы и подготовить резиденцию для его королевского высочества и свиты. – Сударь, вы не понимаете, что это значит, – запротестовал мэр. – Это значит, что вы либо заслужите расположение короля, либо нет. Выбор целиком за вами. Хорнблауэр делал вид, будто не понимает, что есть и другой выбор, кроме как рисковать своей шеей. – Разумный человек, – с нажимом произнес он, – не колебался бы и минуты. Мэр колебался так долго, что Хорнблауэр уже готов был скрепя сердце пустить в ход угрозы. Он мог пригрозить жестокой расправой завтра, когда подойдет армия. И даже действеннее: пообещать, что разнесет город из корабельных пушек прямо сейчас. Однако приводить угрозы в исполнение ему хотелось меньше всего. Он желал создать видимость, будто народ, измученный тиранией, восторженно встречает своих правителей, и обстрел Руана никак бы с этим не вязался. – Время не терпит, – сказал он, глядя на часы. – Хорошо. – Мэр принял наконец решение, которое могло стоить ему жизни. – Я все сделаю. Что ваше превосходительство посоветует? На обсуждение деталей ушло всего несколько минут: о том, как встречать монархов, Хорнблауэр за последнее время много узнал от Хау. Затем он откланялся, проехал в коляске мимо безмолвных толп и спустился в шлюпку, где ждал встревоженный его долгим отсутствием Браун. Едва успели оттолкнуться от берега, как Браун навострил уши. Звонили колокола – сперва в одной церкви, затем к ней присоединилась вторая. На палубе «Porta Coeli» герцог выслушал рассказ Хорнблауэра. Город готовился к встрече. Когда они высадились на пристани, там уже ждали кареты с лошадьми и обещанная депутация. В окнах плескали белые флаги. И еще вдоль улиц стояли толпы – молчаливые, оглушенные свалившимся на город несчастьем. Однако это значило, что Руан покорился. Следующие дни проходили мирно, на приемах в честь герцога все старательно изображали веселье, и Хорнблауэр с Барбарой каждый вечер ложились в постель вымотанные. Хорнблауэр повернул голову на подушке: он наконец понял, что в дверь уже некоторое время громко стучат. – Войдите! – рявкнул он и, все еще не до конца проснувшись, потянулся раздвинуть полог. Барбара рядом заворочалась. Это был Доббс, в домашних туфлях, без сюртука, со спущенными подтяжками и всклокоченной головой. В одной руке он держал свечу, в другой – депешу.