– Где-то в пределах верной колонии его величества на Ямайке. Точнее не скажу. – Похоже, скоро рассвет, – слабым голосом проговорил Спендлав. – Да, скоро. Никто не обращал на них внимания. Похитители, всю дорогу хранившие полную, почти дисциплинированную тишину, теперь оживленно переговаривались. Гул голосов мешался с шумом небольшого водопада – Хорнблауэр сообразил, что слышал его все время подъема. Говорили на английском с таким сильным акцентом, что Хорнблауэр не разбирал почти ни слова, однако он не сомневался, что бандиты ликуют: они расхаживали взад-вперед, не в силах успокоиться и сесть, несмотря на усталость. Среди голосов слышались и женские. – Прошу извинить меня, милорд, но я не думаю, что мы на вершине, – произнес Спендлав. Он указал наверх. Небо уже стало светлее, звезды гасли. Прямо над собой Хорнблауэр видел нависающий каменный уступ, а выше, силуэтом, – ветки на фоне неба. – Странно, – сказал он. – Должно быть, это что-то вроде карниза. Справа небо самую чуточку порозовело, слева было по-прежнему темно. – Обрыв смотрит на север-северо-запад, – заметил Спендлав. Быстро светало; когда Хорнблауэр вновь повернулся к востоку, розовый оттенок уже сменился зеленовато-оранжевым. Они были на огромной высоте; карниз обрывался почти у их ног, и далеко внизу призрачный мир, скрытый пока легкой утренней дымкой, понемногу обретал очертания. Хорнблауэр внезапно вспомнил, что одежда на нем мокрая, и задрожал. – А это, должно быть, море. – Спендлав указал рукой. Это и впрямь было море, далекое и прекрасное. Между ним и обрывом, на котором они сидели, тянулась полоса в несколько миль шириной, все еще скрытая туманом. Хорнблауэр встал, сделал шаг вперед, к невысокому грубому парапету из наваленных камней, и тут же отшатнулся. Потребовалось усилие, чтобы заставить себя взглянуть снова. Под ним не было ничего. Карниз, выступающий из обрыва, располагался на высоте грот-марса фрегата, около шестидесяти футов. Внизу текла река, которую Хорнблауэр переплыл, держась за хвост мула. Веревочная лестница, по которой он сюда взобрался, висела на прежнем месте. Собрав всю силу воли, он перегнулся через карниз и увидел мулов, понуро стоящих на узкой полоске земли между водой и основанием обрыва. Карниз и впрямь сильно выдавался вперед; наверное, за долгие годы река в половодье промыла длинную нишу в склоне. Никто не мог подобраться к ним сверху, а если убрать лестницу, то и снизу. Карниз был ярдов сто длиной и ярдов десять шириной. С одного края по обрыву сбегал водопад, который Хорнблауэр слышал раньше; вода разбивалась о груду мокрых камней и текла дальше вниз. Хорнблауэр внезапно понял, как сильно хочет пить, и подошел к водопаду. Страшно было стоять здесь, в облаке брызг, между каменной стеной по одну руку и вертикальной пропастью по другую, но он набирал воду в ладони и пил, набирал и пил, затем ополоснул разгоряченное лицо и намочил волосы. Только отступив на шаг, он заметил, что Спендлав дожидается своей очереди. На густых темных волосах, за левым ухом и на шее запеклись черные сгустки крови. Спендлав встал на колени, попил, умылся, затем осторожно ощупал голову. – Ударили от души, – заметил он. Мундир на нем тоже был в крови. На боку болталась пустая перевязь. Обернувшись, они увидели шпагу в руках у одного из похитителей, который стоял рядом, дожидаясь, когда они закончат пить. Это был не совсем негр, скорее мулат, приземистый и коренастый, в грязной белой рубахе, драных синих штанах и стоптанных башмаках с пряжками. – Значит так, лорд. Он говорил с карибским акцентом, растягивая гласные и проглатывая согласные. – Чего тебе надо? – Хорнблауэр говорил самым суровым голосом, какой только мог изобразить. – Напиши для нас письмо, – сказал мулат. – Письмо? Кому? – Губернатору. – Пригласить его сюда, чтобы он вас повесил? – спросил Хорнблауэр. Главарь мотнул головой: – Нет. Мне нужна бумага. Бумага с печатью. Помилование. Для нас всех. С печатью. – Кто ты такой? – Нед Джонсон. Имя ничего не сказало Хорнблауэру. Всеведущему Спендлаву, судя по выражению лица, тоже. – Я был с Гаркнессом. – А… Вот это имя оба британских офицера знали. Гаркнесс был одним из последних мелких пиратов. Чуть больше недели назад «Клоринда» перекрыла его шлюпу выход в море у Саванны-ла-Мар и начала обстреливать его с дальнего расстояния. Под огнем фрегата команде оставалось только выбросить шлюп на мели в устье реки Свит и скрыться в мангровых зарослях на побережье. Капитана нашли на палубе, разорванного пополам ядром с «Клоринды». Значит, это команда шлюпа, оставшаяся без вожака, если, конечно, не считать вожаком Джонсона. Как только «Клоринда» вернулась в Кингстон с известиями, губернатор отрядил на поимку сбежавших пиратов два батальона. По совету Хорнблауэра он разместил солдат во всех прибрежных деревушках, чтобы пираты не повторили цикл, который, вероятно, прошли: кража рыбачьей лодки, захват суденышка побольше и так далее, пока они вновь не станут грозой торговцев. – Пираты амнистии не подлежат, – сказал Хорнблауэр. – Да, – ответил Джонсон. – Напиши письмо, и губернатор нас помилует. Он поднял с камня у основания обрыва какой-то предмет – книгу в кожаном переплете. Это был второй том «Веверлея», как увидел Хорнблауэр, когда Джонсон вложил книгу ему в руки. Вместе с «Веверлеем» Джонсон вручил ему огрызок карандаша. – Пиши губернатору, – сказал пират, раскрывая книгу в начале и указывая на форзац. – И что я, по-твоему, должен написать? – Пиши, чтобы нам дали помилование с печатью. Очевидно, Джонсон когда-то слышал от друзей-пиратов о «помиловании, скрепленном большой печатью», и слова запали ему в память. – Губернатор на это не пойдет. – Тогда мы пошлем ему твои уши. Потом нос. У Хорнблауэра упало сердце. Он глянул на Спендлава и увидел, как тот побледнел. – Ты адмирал, – продолжал Джонсон. – Ты лорд. Губернатор нас простит. – Сомневаюсь, – ответил Хорнблауэр. Он вызвал в памяти образ брюзгливого старого генерала сэра Огастеса Хупера и попытался вообразить, как тот воспримет ультиматум Джонсона. От одной мысли о том, чтобы отпустить пиратов, губернатор придет в состояние, близкое к апоплексии. Британское правительство, узнав о происшествии, разозлится – в первую очередь на человека, который по глупости дал себя похитить и тем поставил всех в неловкое положение. Из этих рассуждений естественно вытекал вопрос. – Как вы оказались в саду? – спросил Хорнблауэр. – Ждали, когда ты поедешь домой, но ты вышел раньше. Если они планировали… – Ни с места! – заорал Джонсон. С неожиданным при своей комплекции проворством пират отскочил назад и принял стойку: колени полусогнуты, тело напряжено, шпага наготове. Хорнблауэр в изумлении обернулся и увидел, что Спендлав, изготовившийся для прыжка, бессильно уронил руки. Если бы он успел завладеть шпагой и приставить ее Джонсону к горлу, все бы переменилось. На крик прибежали другие пираты. У одного в руках было древко от пики, которым он изо всех сил ткнул Спендлава в лицо. Тот отшатнулся, и пират занес древко над его головой. Хорнблауэр бросился между ними. – Нет! – закричал он. Несколько мгновений все стояли, приходя в себя. Затем один из пиратов с мачете шагнул к Хорнблауэру. – Отрезать ему ухо? – спросил он Джонсона через плечо. – Нет. Пока нет. Сидеть, вы оба! Хорнблауэр и Спендлав по-прежнему стояли, и голос Джонсона перешел в рев: – Сидеть! Под угрозой мачете им оставалось только подчиниться. – Будешь писать? – спросил Джонсон. – Минуточку, – устало проговорил Хорнблауэр. Он тянул время, словно ребенок, которого строгая нянька загоняет в постель. – Давайте позавтракаем, – предложил Спендлав. В дальнем конце обрыва горел костерок, в неподвижном утреннем воздухе тонкая струйка дыма ползла по обрыву вверх. На треноге висел котелок, и две женщины, нагнувшись, что-то в нем помешивали. У дальней стены карниза стояли бочки, сундуки и стойка с ружьями. Хорнблауэр подумал, что угодил в положение, которое так любят описывать романисты: он в логове пиратов. Быть может, эти сундуки полны несметных сокровищ – золота и жемчуга. Пиратам, как любым морякам, нужно пристанище на берегу, и они устроили его здесь, а не на каком-нибудь уединенном островке. Чуть больше года назад «Клемент», бриг из эскадры Хорнблауэра, уничтожил одно из таких пиратских островных поселений. – Пиши, лорд, – потребовал Джонсон. Он приставил шпагу к груди Хорнблауэра. Острие прорвало тонкую манишку и кольнуло грудину. – Чего ты хочешь? – спросил Хорнблауэр. – Помилования. С печатью. Хорнблауэр знал, что у пиратов в Карибском море дела плохи. Американские корабли на севере, французские в окрестностях Малых Антил, его собственная эскадра здесь, на Ямайке, сделали морской разбой одновременно невыгодным и опасным. А эта шайка и вовсе в отчаянном положении: она лишилась корабля и его, Хорнблауэра, усилиями отрезана от моря. Похитить адмирала, чтобы спасти свою шею, – дерзкий и остроумный план. Получается, что все придумал и осуществил этот туповатый с виду мулат. Внешность обманчива. Или просто в безвыходной ситуации даже неповоротливые мозги начинают ворочаться быстрее. – Ты меня слышишь? – Джонсон вновь кольнул Хорнблауэра в грудь, прервав течение его мыслей. – Скажите, что напишете, – шепнул Спендлав. – Выгадайте время. Джонсон повернулся к молодому человеку и направил шпагу ему в лицо: – Молчать! – Тут ему пришла в голову новая мысль, и он вновь глянул на Хорнблауэра. – Пиши, или я выколю ему глаз. – Я напишу, – сказал Хорнблауэр. Теперь он сидел с огрызком карандаша и томом «Веверлея», раскрытом на чистом форзаце. Джонсон отошел на несколько шагов – видимо, чтобы не спугнуть его вдохновения. Что писать? «Дорогой сэр Огастес»? «Ваше превосходительство»? Так будет лучше. «Меня и Спендлава держат в заложниках уцелевшие пираты из шайки Гаркнесса. Податель сего, вероятно, объяснит вам подробнее. Они требуют полной амнистии в обмен на…» Хорнблауэр задержал карандаш над бумагой, выбирая слово. «Нашу жизнь»? Он мотнул головой и написал: «…нашу свободу». Незачем разводить мелодраму. «Вашему превосходительству, безусловно, виднее, какие действия предпринять. Ваш покорный слуга…» Хорнблауэр еще мгновение помедлил и ограничился подписью. – Вот, – сказал он, протягивая Джонсону книгу.