– Это научило бы матросов не дезертировать, сэр, – упорствовал Буш. Хорнблауэр по двадцатилетнему опыту знал, что дезертирство – постоянный кошмар каждого британского капитана, который половину бодрственного времени гадает, где взять матросов, а вторую половину – как сделать, чтобы они не сбежали. – Возможно, – ответил Хорнблауэр, – однако сильно в этом сомневаюсь. Он не мог придумать никакой пользы (зато легко мог вообразить вред) от того, что матросов заставят смотреть, как беспомощного человека, не способного даже стоять на ногах, просовывают в петлю и вздергивают на рее. Буш не мог смириться с тем, что повешения не будет. Доводы свои он исчерпал, но лицо хранило прежнее выражение, и протесты готовы были сорваться с языка. – Спасибо, капитан Буш, – сказал Хорнблауэр. – Мое решение окончательно. Буш не понимает и, возможно, никогда не поймет, что слепая месть ради мести всегда бессмысленна. Глава восьмая «Бланшфлер» почти наверняка притаился у острова Рюген. Мыс Аркона – самое подходящее место, чтобы подстерегать купеческие суда, идущие из русских и финских портов; здесь они будут зажаты между сушей и Адлергрундской мелью. Французский капитан еще не знает о появлении британской эскадры и о том, что освобождение «Мэгги Джонс» так быстро его выдало. – Надеюсь, господа, вам все понятно? – спросил Хорнблауэр, обводя взглядом капитанов, собравшихся в его каюте. Послышался согласный гул. На лицах обоих капитан-лейтенантов – Викери с «Лотоса» и Коула с «Ворона» – читалась суровая решимость. Каждый надеялся, что именно его кораблю выпадет схватиться с «Бланшфлером»: успешный одиночный бой с почти равным противником – самый верный путь к повышению. Викери молод и горяч – это он командовал шлюпками при захвате «Севра», Коул – сутул и сед. Маунд с «Гарви» и Дункан с «Мотылька» – оба молодые лейтенанты. Фримен с тендера «Моллюск» – смуглый, с черными, как у цыгана, длинными волосами, куда больше похож на контрабандиста, чем на капитана британского военного корабля. Следующий вопрос задал Дункан: – Скажите, сэр, нейтральна ли Шведская Померания? – Уайтхолл был бы рад услышать ответ на ваш вопрос, мистер Дункан, – с улыбкой произнес Хорнблауэр. Ему хотелось выглядеть суровым и недоступным, но с такими милыми юношами трудно все время держаться сухо. Они заулыбались; со странным щемящим чувством Хорнблауэр осознал, что подчиненные его уже полюбили. Он виновато подумал, что просто они не знают о нем всей правды. – Еще вопросы, господа? Нет? Тогда вы можете вернуться на свои корабли и занять ночные позиции. На заре, когда Хорнблауэр вышел на палубу, над морем висела дымка. Западный ветер улегся, холодное течение из Финского залива, где сейчас таяли льды, остужало воздух, влага конденсировалась в облака. – Видал я туман гуще, но редко, сэр, – проворчал Буш. Со шканцев была видна фок-мачта, но не бушприт. Ветер дул с севера, очень слабый, «Несравненная» шла на фордевинд, почти не качаясь на гладком море. Тишину нарушало только поскрипывание такелажа и перестук блоков. – В шесть склянок я приказал бросить глубоководный лот, – доложил Монтгомери. – Девяносто одна сажень. Серая глина. Это должна быть Арконская мель, сэр. – Очень хорошо, мистер Монтгомери, – ответил Буш. Хорнблауэр почти не сомневался, что Буш, сухо отвечая своим лейтенантам, копирует его манеру. – Пробираться ощупью по лоту, – с отвращением проговорил Буш, – словно какая-нибудь рыболовная посудина на Доггер-банке. А помните, что пленные сказали про «Бланшфлер», сэр? У них там лоцманы, знающие здешние воды как свои пять пальцев. Большие двухпалубники строят не для того, чтобы пробираться в тумане по мелководью, однако «Несравненная» в этой кампании ценна другим. По эту сторону Зунда не много кораблей, способных помериться с ней мощью; под ее защитой эскадра может курсировать где угодно. У датчан, шведов, французов и русских много мелких судов, но теперь, когда «Несравненная» в Балтике, им ее не остановить. – Простите, сэр, – сказал Монтгомери, козыряя. – Это не пушка сейчас выстрелила? Все прислушались. В густом тумане слышались только корабельные шумы да стук капель – это влага сгущалась на такелаже и стекала на палубу. И тут все различили глухой хлопок. – Пушка, сэр, или меня зовут не Сильванус Монтгомери! – Со стороны кормы, – сказал Хорнблауэр. – Простите, сэр, но мне показалось, что с левой раковины. – Черти бы побрали этот туман! – воскликнул Буш. Если французы поняли, что их преследует британская эскадра, то «Бланшфлер» просто исчезнет, как иголка в стоге сена. Хорнблауэр послюнявил палец, поднял его и взглянул на нактоуз. – Ветер северный, – сказал он. – Может, северо-северо-восточный. Это успокаивало. Под ветром, куда, скорее всего, поспешит «Бланшфлер» – так это Рюген и Шведская Померания, Лони всего в двадцати милях отсюда. Если «Бланшфлер» не выскользнет из расставленной англичанами сети, то окажется заперт. – Прикажите бросать лот, мистер Монтгомери, – распорядился Буш. – Есть, сэр! – Еще выстрел! – сказал Хорнблауэр. – С левой раковины, теперь уже точно. С мачты донесся пронзительный крик: – Парус! Парус прямо по курсу! В том направлении туман редел. Всего в четверти мили впереди различался призрачный корабль, скользящий сквозь дымку. – Прямые паруса, гладкая палуба, – сказал Буш. – «Бланшфлер», даю руку на отсечение! Корабль исчез в следующем сгустке тумана так же внезапно, как появился. – Право руля! – заорал Буш. – К брасам! Хорнблауэр был у нактоуза, торопливо брал пеленг. При слабом ветре капер с его высокими мачтами будет идти куда быстрее громоздкого двухпалубника. Все, что они могут, – это оставаться в наветренной позиции, чтобы отрезать «Бланшфлеру» путь в открытое море. – Свистать всех наверх! – крикнул Буш. – Все по местам! Застучали барабаны, матросы бросились занимать места по боевому расписанию. – Выдвинуть пушки! – продолжал Буш. – Один бортовой залп – и ему крышка! Взревели катки под тремя тоннами металла. У каждого орудия столпился взволнованный расчет. Медленно тлели фитили. – Эй, на мачте! Не зевай! – заорал Буш, потом, уже тише, заметил Хорнблауэру: – Он мог повернуть назад и сбить нас со следа. Всегда оставалась вероятность, что наверху туман реже и впередсмотрящий различит стеньги «Бланшфлера», даже если с палубы ничего не видно. Несколько минут слышались только крики лотового; «Несравненная» легонько покачивалась на волнах, но того, что она движется вперед, не чувствовалось совсем. – Метка двадцать! – крикнул лотовый. Еще до того, как он произнес последнее слово, Буш и Хорнблауэр переглянулись. До сих пор оба подсознательно слушали крики лотового, даже не замечая их на сознательном уровне. Однако слово «метка» означало, что под ними не больше двадцати саженей. – Мелеет, сэр, – заметил Буш. Тут впередсмотрящий заорал снова: – Парус с подветренной раковины, сэр! Буш и Хорнблауэр кинулись к борту, но в липком тумане ничего было не различить. – Эй, на салинге! Что видишь? – Теперь ничего, сэр! Мелькнули брамсели и пропали. А, вот они опять, сэр. Два румба… три румба за левым траверзом. – Какой курс? – Тот, что и у нас, сэр. Теперь опять ничего не видно. – Дать по ним залп, сэр? – спросил Буш. – Пока нет, – ответил Хорнблауэр. – Приготовиться батарее левого борта! – крикнул Буш. Даже с такого расстояния бортовой залп может сбить мачту, и тогда каперу уже не уйти. – Велите канонирам не стрелять без команды, – сказал Хорнблауэр. – Это может быть «Лотос». – Верно, черт побери! – воскликнул Буш. Когда эскадра шла к Рюгену, «Лотос» был на левом траверзе «Несравненной». Кто-то определенно стрелял – возможно, «Лотос». В таком случае он устремился в погоню за «Бланшфлером» и сейчас должен быть ровно там, где впередсмотрящий заметил брамсели; в таком тумане брамсели шлюпа и брамсели француза будут настолько схожи, что даже опытному моряку недолго их перепутать.