– А что мне тем временем делать на крыше, начальник? Звезды считать? – Ожидать. Спокойно ожидать и слушать, что творится. – И если я услышу шум или что-нибудь в этом роде? – Прислушивайся как можно внимательнее. Если ты услышишь, что я крикну «доктор», то сейчас же спеши мне на помощь. Если же я крикну «Кварц», то ты во всю прыть беги к начальнику полиции и попроси его немедленно прийти сюда. Если же ты ничего не услышишь, то подождешь здесь час и потом тоже отправишься к начальнику полиции. Приведи его сюда и побуди его обыскать каждый уголок в этом доме. Если я через час не появлюсь, то для обыска будет достаточно много оснований. С этими словами Ник Картер отворил дверь и осторожно юркнул вниз. Он сошел по лестнице донизу, там стал прислушиваться и убедился, что его приход остался незамеченным, а затем вынул свой электрический фонарь и надавил на кнопку. При ярком свете фонаря сыщик увидел, что он находится в каком-то шкафообразном помещении, еле вмещавшем лестницу. Прямо перед ним была дверь; легким нажатием ручки он убедился, что она заперта. Сыщик без труда умел открывать всякие замки и в этом отношении мог соперничать с самым искусным слесарем. Для таких целей у него имелась изготовленная им самим переставляемая отмычка; через несколько секунд этот великолепный маленький инструмент выполнил свою функцию – дверь открылась. Ник Картер бесшумно затворил ее за собой и поспешно зашагал в верхний коридор дома, предварительно погасив свой фонарь. Таким образом, Ник Картер в полночное время очутился в доме своего смертельного врага. Более того, он успел уже спуститься с крыши в верхний коридор, и теперь он сознавал, что ему представляется удачная возможность раскрыть некоторые тайны этого загадочного дома. Осторожность не позволяла ему пользоваться карманным фонарем, так как один-единственный луч мог погубить его. Поэтому он передвигался в темноте, ощупью искал направление по перилам лестницы, принимая все возможные меры, чтобы избежать какого бы то ни было шума либо шороха. У Ника Картера были удивительно зоркие глаза, не отказывавшие ему и ночью. Там, где другие чувствовали себя в непроницаемой тьме, он видел достаточно четко, чтобы найти дорогу. Кроме того, из верхнего светящегося окна внутрь дома падал легкий сумрачный свет. Примерно на полпути Ник Картер увидел, что в верхний коридор ведут четыре двери, выходившие, очевидно, из стольких же комнат. Он нажал на все четыре ручки дверей. Оказалось, что двери были незаперты, а комнаты пустовали. Ник Картер, убедившись в том, что на верхнем этаже искать больше нечего, подкрался обратно к лестнице и по ее покрытым ковром ступенькам неслышно спустился в нижний этаж. Он тотчас же убедился, что здесь комнаты были расположены иначе. В нижнем коридоре горел спущенный газовый рожок, распространявший достаточно света, для того чтобы дать сыщику возможность хорошенько оглядеться. Он опять остановился и стал прислушиваться. В доме все было тихо, однако сыщик заметил, что в одной из комнат того этажа, на котором он теперь находился, горел свет: он просачивался через нижнюю щель в двери. Но когда Ник Картер приблизился к двери, он вдруг расслышал чье-то бормотание. Оно было настолько неясно и расплывчато, что сыщик, несмотря на хороший слух, не мог установить, были ли то мужские или женские голоса. Он опустился на четвереньки и приложил ухо к нижней щели прямо у пола. И сразу он испытал восторженную радость, так как по звуку голоса сейчас же узнал своего молодого помощника Патси, хотя и не сумел разобрать ни одного слова из того, что говорил юноша. Сыщик бесшумно привстал и тщательно осмотрел дверь, у которой он стоял. Ему мгновенно бросилось в глаза, что дверь отворялась не вовнутрь, а в противоположном направлении, то есть в коридор. Это было особое устройство, отличавшееся от обычных строительных механизмов в Америке. Кроме того, Ник Картер заметил, что дверь была снабжена железными засовами. С крайней осторожностью, дабы не возбудить внимания находившихся в комнате людей, – ведь можно было предположить, что там находится и доктор Кварц, – Ник Картер отодвинул железные засовы; это оказалось легче, чем он предполагал. Засовы были хорошо смазаны и, вероятно, часто передвигались, так как они отошли свободно и совершенно бесшумно. Ник Картер, как только мог осторожно, немного приоткрыл дверь, чтобы заглянуть в освещенную комнату, не будучи замеченным находящимися в ней людьми. Сыщик сейчас же увидел, что он далеко еще не достиг помещения, так как за открытой им дверью была расположена еще и другая дверь, сооруженная из массивных железных прутьев, наподобие решетчатых дверей в американских тюрьмах. Он быстро взглянул внутрь комнаты. В ней находились два человека, прикованных к продольным стенам друг против друга таким образом, что они могли смотреть друг другу в лицо. В одном из этих людей Ник узнал своего помощника Патси. А другой человек… Глаза сыщика при виде этого лица чуть не затуманились, так как он готов был поклясться, что это была та же дивно красивая молодая девушка, воскресшая к новой жизни, которую он видел распростертой на постели в товарном вагоне, мертвую и набальзамированную, с кинжалом в груди. Ни Патси, ни девушка, которой, по-видимому, было не более двадцати лет, ничего не подозревали о близости сыщика. А тот не осмеливался дать им знать о себе, не убедившись предварительно, что, кроме двух пленников, никто не может его услышать. Железная дверь была массивной работы и плотно запиралась. Это Ник Картер определил сразу же, причем сознавал, что даже ему будет нелегко открыть эту решетку. Он уже собрался уйти, чтобы продолжать осмотр дома, так как ни за что не хотел допустить возможности быть не вовремя настигнутым в доме до освобождения Патси, как вдруг услышал голос девушки: – Я надеюсь, вы храбро будете смотреть опасности в глаза, молодой человек. – Полагаю, мне придется страдать меньше, чем вам, – ответил Патси. – Я предпочту вынести на себе всевозможные мучения, чем беспомощно смотреть, как другого человека терзают и пытают. Ник Картер ясно разглядел в слабо освещенной комнате, как девушка печально взглянула на его помощника. – До сего времени, – сказала она, – я присутствовала на некоторых пытках, и он заявил, что мне тоже придется скоро пройти это испытание. Он исходит из того постулата, что может заставить даже самого нежного и мягкосердечного человека отупеть настолько, что тот будет видеть страдания других, не испытывая решительно ничего. – Что даже самые ужасные и мучительные сцены, которые могут быть придуманы лишь дьявольской фантазией, не произведут на свидетеля никакого впечатления и не вызовут у него даже сердцебиения, не говоря уже о чувстве сожаления или сострадания. Правда, я еще не видела, как он пытал кого-нибудь так ужасно, как он собирается сделать это с вами, если верить его клятве. Надеюсь, он не заставит меня смотреть на все это до конца. – Давно вы уже сидите в этом ужасном доме? – Не знаю. Понятия о времени и пространстве исчезли из моей памяти, и я ничего не могу вспомнить. Либо меня одурманивают, либо я живу в тисках какого-то властного гипнотического внушения. – Но ведь вы разговариваете так разумно, – ответил Патси, – что я не могу себе и представить, чтобы ваши умственные способности пострадали столь сильно. – Умственные способности я пока сохранила, хотя живу как бы во сне и все кажется мне, словно несуществующим. Чтобы объяснить вам это, скажу, что мною овладела из-за вас большая печаль, но это не страх, который, быть может, я испытывала раньше, когда я еще не жила в этом доме. Доктор Кварц говорит, что я представляю собою наилучший объект для опытов, когда-либо ему попадавшийся под руки, и что я должна считать себя счастливой, потому что могу много сделать для науки. Ник Картер отчетливо заметил, что его молодой помощник задрожал. Он уже опять собирался уйти, как услышал вопрос Патси: – А скоро ли он возвратится? – Он сказал, что оставит нас вместе на один час. С тех пор, наверно, прошло уже около получаса. – Я думаю, больше, срок уже истек, – с дрожью в голосе возразил Патси. Как бы в подтверждение этого замечания Ник Картер услышал в этот момент на самом нижнем этаже шум приближающихся шагов. Сыщик немедленно закрыл наружную дверь, привел в порядок засовы и быстро скользнул на лестницу, ведущую на верхний этаж, чтобы не быть замеченным тем, чьи шаги гулко отдавались в тишине. Едва только он успел скрыться, как уже услышал, что шаги приблизились к двери комнаты, в которой находились несчастные пленники. В коридоре было достаточно светло, и Ник Картер сразу узнал доктора. Почти не сознавая, что делает, как бы повинуясь повелению свыше, сыщик вынул револьвер и прицелился в это чудовище. Он решил прикончить дальнейшую преступную карьеру этого демонического существа. Но его благородство не позволило ему выстрелить в человека, сидя в засаде, как бы преступен тот ни был. Поэтому Картер в нерешительности опустил руку с револьвером и стал зорко наблюдать за доктором. Доктор Кварц отодвинул засовы наружной двери, открыл ее, отпер решетчатую дверь, отодвинул ее и вошел в помещение, служившее тюрьмой. Он и не подумал запереть ту или другую дверь, через которые он вошел, а оставил их открытыми, достиг середины комнаты и там остановился между двумя своими пленниками. Он врос в пол совершенно неподвижно и смотрел то на девушку, то на юношу с таким выражением в лице и глазах, которого сыщик совершенно не знал за ним и которое привело его в ужас. «Он имеет вид лунатика, собирающегося совершить преступление, о котором душа его даже и не ведает», – подумал сыщик. Доктор Кварц продолжал стоять как вкопанный. Картер наклонился вперед, чтобы лучше видеть, что будет делать его смертельный враг. Лицо доктора было бледно, как смерть. Кровь, казалось, совершенно ушла из него, а выражение по мертвенности напоминало лицо покойника. Глаза его были безжизненны и как бы механически перебегали от одного пленника к другому, похоже, не замечая их присутствия. «Возможно, – подумал Ник Картер, – что этот тип представляет собой жертву какой-нибудь отвратительной страсти? Может быть, он морфинист или курильщик опиума? Такое впечатление, что он находится под действием одного из этих наркотических средств. Несомненно, он не в полном сознании». На устах доктора уже не играла та насмешливая улыбка, которая обычно не сходила с его лица. Его прежде красные губы обнажали теперь мясо на деснах, причем они были грязновато-серого цвета. Ник Картер все больше недоумевал, так как субъект, стоявший там посередине комнаты, совершенно не был похож на того, которого еще недавно видел перед собой сыщик. Глаза ужасного доктора все еще переходили от девушки к юноше и обратно, причем жалкий вид пленников, способный возбудить сожаление даже у бесчувственного камня, не вызывал никакого изменения в его лице. К крайнему своему изумлению, Ник Картер услышал, как молодая девушка, не взирая на присутствие своего мучителя, заговорила. – Мы можем спокойно продолжать беседу, – обратилась она к Патси, – он нам не будет препятствовать, и даже если услышит нас, не обратит внимания на наши слова. Я его уже раз видела в таком состоянии – Боже, как это было ужасно! Это было тогда, когда он на моих глазах убил мою двоюродную сестру, – вероятно, это было очень, очень давно. Я и не знаю, когда это произошло, но, наверно, это случилось в каком-нибудь другом городе. – Вашу двоюродную сестру? – воскликнул Патси. – Тогда в товарном вагоне на постели мы нашли, вероятно, ее труп с кинжалом в сердце? – Да, – отозвалась девушка, – наверно, то была она, хотя он ее не заколол – нет, он задушил ее своими руками. Боже мой, это было ужасно! В тот час он имел такой же вид, как и теперь. Он тогда подскочил ко мне и убил бы и меня, если бы в тот самый момент злой дух не вышел из него. Краска опять вернулась к нему, он обернулся к трупу моей несчастной сестры и уставился на него с выражением такого беспредельного изумления, точно не сознавал, что именно он-то и задушил ее. А теперь он, быть может, убьет нас обоих! Дай Бог мне стать первой по очереди! Тише! Доктор Кварц повернулся к девушке, как будто расслышал наконец звук ее голоса. Затаив дыхание, оба пленника в ужасе смотрели на своего мучителя, а за дверями Ник Картер опять поднял револьвер и прицелился в голову доктора, твердо решив пристрелить его раньше, чем совершится новое злодеяние. Но уже в следующую секунду голова недвижно стоявшего врача опустилась на грудь, как будто душа его снова отправилась в странствия. Через несколько минут девушка все-таки осмелилась заговорить с Патси: – Неправда ли, вы ужасаетесь, что я так безучастно спокойна при всех этих ужасах? – спросила она. – Но вы не удивлялись бы этому, если бы знали все, чего только мне довелось насмотреться с того времени, как я в его власти. Он – дьявол! Он не человек, никогда этому не поверю! Он заставил меня привыкнуть к ужасу так, что я не узнала бы самой себя, если бы еще обладала способностью ужасаться! Я с дрожью ощущаю, что все больше теряю способность различать добро и зло! Сострадания во мне давно уже нет! Я знаю, доктор Кварц убил моего отца и мою мать точно так же, как он убил мою несчастную двоюродную сестру Алису и ее родителей, – и все-таки я могу говорить и думать об этом, даже касаться его руки и беседовать с ним без того, чтобы меня охватывало дикое отвращение. Он твердит, что не успокоится до тех пор, пока не сделает из меня вторую Занони. Но если он действительно исполнит это, то моим первым делом будет – убить его! – Кто такая Занони? – еле слышно спросил Патси, так как в противоположность молодой девушке он с трудом мог говорить в присутствии ужасного демона, недвижно стоявшего между ними и все еще глядевшего то на одного, то на другого пленника. – Занони? Это единственное существо в мире, которого боится даже ужасный доктор Кварц. Посмотрите – он задрожал, когда только произнесли ее имя. Занони роковая… Занони – ведьма! Посмотрите, как он дрожит, как он извивается! И действительно, доктор Кварц, этот дьявол, состоявший как будто только из железа и стали, не способный чувствовать по-человечески, – задрожал.