37 Утром следующего дня Марину доставили на заброшенный завод. Джо и Ми встретили ее в бывшей обеденной комнате, в которой из всей мебели остался только один табурет. Джо на правах хозяина сел на него. Девушки остались стоять. – Марина, – закинув ногу на ногу, начал Джо, – завтра я уезжаю за границу. Навсегда. Мой российский период жизни закончен, пора приступать к новому этапу. Я предлагаю тебе поехать со мной. Там, за границей, я куплю большой дом, с садом и бассейном, престижный автомобиль и все такое. Не буду напускать туман и скажу честно: за последние пару дней я заработал денег столько, что и мне, и моим будущим детям хватит на веселую беззаботную жизнь, на круизы по Средиземному морю и отдых в Ницце. Не менее честно признаюсь, что я весь в сомнениях. Вас – двое, и я до сих пор не решил, кому предложить руку и сердце, а кто будет моей любовницей. Но это пока не важно. Приедем на место, там определимся: с кем я пойду в ратушу, а кто будет свидетельницей на свадьбе… М-да, свадьба, белое платье, венок и все такое. Мне эта свадьба на фиг не нужна, но, чтобы пустить пыль в глаза новым соседям, придется организовать… О, я заговорился, прошу прощения! Итак, вас – двое. Если мне надоест первая жена, вы поменяетесь местами. Если надоедите обе, то мы расстанемся. Ми за границей не пропадет, а тебе, Марина, я открою счет в банке на десять тысяч долларов. Счет с момента открытия будет на твое имя, и ты сможешь распоряжаться им по своему усмотрению. Не захочешь оставаться за границей – купишь билет и вернешься домой. Как тебе такой вариант? Марина не знала, что сказать. Джо требовал ответ сразу, а она… – Куда мы поедем, в Ханой? – отрешенно спросила будущая невеста. – Вот еще, что я в Ханое не видел? В Париж поедем. Я воспитывался в семье, где все французское… У Марины подкосились ноги, она стала заваливаться набок и упала бы, если бы Ми не успела подхватить ее бесчувственное тело. – Все-таки, Джо, ты дурак! – воскликнула в сердцах вьетнамка. – Девчонка думала, что ты ее в Азию повезешь, где крысы по улицам бегают, а ты: «Париж! Эйфелева башня! Духи „Шанель № 5“, круассаны по утрам!» – Я про духи ничего не говорил. – Какая разница: говорил, не говорил! Париж и роскошная жизнь неотделимы. – Обсудите это, когда Марина придет в себя. Завтра я жду ее к десяти утра. Марина очнулась на кровати в полупустой спальне Джо. Мягкое кресло и столик с прозрачной крышкой отсутствовали. Чувствовалось, что хозяин больше не вернется в свое временное жилище. – Он не обманет? – спросила Федосеева. – С чем? С деньгами или с женитьбой? – Ми поднесла к губам девушки стакан с минеральной водой. – С деньгами точно не кинет. Джо щепетилен в финансовых вопросах. Как только ты согласишься ехать во Францию, так тут же он откроет на твое имя счет. – Здесь все так поменялось… – Ты об обстановке? Не обращай внимания. Новые хозяева всегда делают перепланировку. Эту комнату, по-моему, хотят переделать в часть женского общежития, отдельное гнездышко для избранных цыпочек. Деньги есть, почему бы не воплотить в жизнь свои эротические фантазии? Я не сказала, что Джо досрочно выдал зарплату за два месяца? Как видишь, он свое слово держит. Ми ошибалась. Ханойский Джо раскошеливаться не спешил. Утром он собрал соратников и выступил перед ними в последний раз: – Друзья! Я уезжаю во Францию и сюда больше не вернусь. Вам я оставляю бизнес, наработанные связи и все имущество, которое принадлежит мне. Распоряжайтесь им, как сочтете нужным. – Кого бы ты порекомендовал на свое место? – спросили парни. – Никого. Мои рекомендации больше ничего не стоят. Кто будет вашим новым лидером, решите сами, без оглядки на мое мнение. …Федосеева села на край кровати, достала сигареты. Ей вдруг захотелось рассказать вьетнамке, что она мечтала выйти замуж за Сергея Козодоева, но как только она бы произнесла его имя, то клубок стал бы совсем уж запутанным: Марина видела Ми в ресторане в новогоднюю ночь и с первого взгляда поняла, что та спит с ее бывшим работодателем и даже понукает им, пьяным. Пока Федосеева пыталась сообразить, как ей вести себя в будущем треугольнике с переменными сторонами, Ми продолжила: – Не обращай внимания на браваду. Джо женится на тебе. Русская жена – это всегда престижно. Русские женщины умные, надежные, преданные. Для вьетнамца жениться на красивой русской девушке – большая удача. – А ты? – Давай не будем делить шкуру неубитого медведя. Приедем в Париж, там сориентируемся. Я, кстати, под венец не спешу и в кровать к вам лезть не собираюсь… Марина, ты еще сомневаешься? Посмотри в окно. Кем твои дети будут здесь, в России? Что их ждет? Нищета, бандиты на каждом углу, инфляция, морозы? Там, за границей, у них будет будущее, здесь – нет. – Откуда ты знаешь? Может, все наладится. – Ага, держи карман шире! Хуже будет, лучше – нет. Пока есть возможность, пока границу не закрыли, надо валить отсюда. Марина! Не упускай свой шанс. Второй раз состоятельный мужчина в столицу цивилизованного мира не позовет. Вьетнамка проводила Марину во двор, усадила в автомобиль. – Завтра в девять утра за тобой приедет машина. Много вещей с собой не бери, все равно в Париже гардероб менять придется. Не забудь паспорт, чтобы нам новый не пришлось за взятки делать. Дома Марина надолго не задержалась, взяла пачку сигарет и пошла на улицу – пройтись по знакомым с детства дворам, поразмышлять об отъезде. «Как объяснить родителям, что я завтра уеду? Или ничего не объяснять, а послать из Москвы письмо, так, мол, и так, не хотела вас расстраивать… Как только я стану собирать вещи, мама поинтересуется, куда собралась, надолго ли. У нее сердце слабое, если признаюсь, что в Париж… Я-то, здоровая, в обморок упала, а мама… Представляю: „Мама, папа! Я выхожу замуж за вьетнамца…“ Дальше я сказать ничего не успею, и мать, и отец в обморок грохнутся. Наверное, вьетнамка права – ничего брать не надо, только паспорт». Марина вновь вспомнила, как Ми появилась с Козодоевым в ресторане, и первые сомнения закрались в ее душу. «Так ли все благостно, как они рассказывают? Увезут меня черт знает куда и бросят одну в незнакомой стране. Вьетнамке этой верить нельзя. Она с Козодоевым жила, по ресторанам с ним ходила, а теперь… Как бы узнать: что с Козодоевым, почему Ми бросила его? Джо сказал, что большие деньги появились на днях… Деньги появились, интерес к Сергею пропал. Скорее всего, вьетнамцы втянули Козодоева в какую-нибудь авантюру, обобрали до нитки и теперь спешат смыться, пока разборки не начались». Марину нисколько не смущало, что ее бывшего начальника могли обвести вокруг пальца и разорить. Зарождающийся капитализм в России шел по проторенной дорожке: первоначальный капитал не мог взяться ниоткуда, он мог быть нажит только преступным путем. Тот, у кого в 1990 году за душой не было ни гроша, не мог накопить с зарплаты на покупку завода в 1992 году. Первоначальный капитал создавался за счет разграбления государства или обмана его граждан. Главным принципом начинающих бизнесменов было создание денежной массы любым путем: занял – не отдал, взял продукцию на реализацию – кинул деловых партнеров – стал преуспевающим бизнесменом. За что осуждать Джо, если все вокруг Марины мошенничали и ловчили? «Если вор у вора дубинку украл, то это не преступление, а перераспределение средств», – вспомнила Марина разговор в кафе. Федосеева нервно докурила сигарету, щелчком отправила окурок в сугроб. «Я – дура. Мне ничего не известно об отношениях Козодоева и вьетнамки, а я уже ее в измене обвиняю. Дает Джо гарантию, что обеспечит меня во Франции, почему бы не воспользоваться? Десять тысяч долларов – деньги немалые. Здесь я столько за всю жизнь не заработаю, а там – это только страховка, заначка на „черный“ день». Вернувшись домой, Марина ничего не стала объяснять родителям, наскоро поужинала и ушла в свою комнату. Ночью она не спала, рассматривала в темноте потолок и думала, думала, думала… «В Москве я была никому не нужна. Джо где-то мотался, а я скучала в номере. В Париже будет то же самое, с той только разницей, что в Москве я могла поговорить с первым встречным, а во Франции меня, иностранку, никто не поймет. Джо зовет меня в золотую клетку. Поиграет год-другой и отправит на родину, к маме с папой объясняться, какого черта помчалась за призрачным счастьем, вместо того чтобы в Сибири мужа найти… Или поехать? Язык можно выучить, работу искать не надо. Если у меня в Париже родится ребенок, то он будет французским гражданином. Кто-то говорил, что за границей только на одно пособие по уходу за ребенком можно безбедно жить». Под утро Марина уснула, так ничего и не решив. Проснувшись, она прошла на кухню. Раковина в мойке была завалена грязной посудой. «Черт возьми! – разозлилась девушка. – Каждое утро гора посуды. Позавтракали, свалили тарелки в кучу и пошли на работу. Марина помоет! Марина в квартире приберет и мусор вынесет. Хватит! Надоело прислужницей быть. Сами посуду мойте. Я больше к ней не притронусь». Стараясь не выплескивать эмоции на бумагу, Марина написала прощальное письмо, оставила его на кухонном столе. Без вещей, с одним паспортом, она вышла на улицу. Водитель-вьетнамец привез ее не на завод, а в гостиницу в центре города. Джо и Ми дожидались ее в одноместном номере на первом этаже. Судя по двум подушкам на измятой кровати, эту ночь они провели вместе. «Я не смогу жить втроем, – поняла Марина. – Эта вьетнамка всегда будет стоять между нами. Ребенок, не ребенок – нормальной семьи у нас не будет. Жить в треугольнике – не по мне». – Ты без вещей? – спросил Джо. – Оно, наверное, правильно. К чему старье за бугор тащить? В Москве переоденешься. – Я никуда не поеду, – отчетливо произнесла Федосеева. – Серьезно? – удивился Джо. – Ты хорошо подумала? – Я остаюсь. – Как хочешь! – равнодушно пожал плечами вьетнамец. – Я дважды не предлагаю. Джо подхватил туго набитую спортивную сумку и вышел, вычеркнув Марину из своей жизни. Ми несколько секунд постояла, рассматривая странную русскую девушку, хмыкнула: «Зря!» – Ничего не зря! – огрызнулась Федосеева. Вьетнамка не стала спорить. Во дворе ее ожидало такси, чтобы увезти на вокзал. Оставшись одна, Федосеева устало опустилась на кровать. «Ну, вот и все! – подумала она. – Я осталась у разбитого корыта. Был шанс выбраться из нищеты, но я от него добровольно отказалась». В коридоре раздались мужские шаги. Федосеева с надеждой прислушалась. «Если это Джо, я скажу: „Извини! Сама не знаю, что на меня нашло. Я готова, поехали!“ Он должен понять меня. Не может мужчина, предлагавший руку и сердце, бросить избранницу только потому, что она, не подумав, поторопилась с ответом». Мужские шаги затихли в другом конце коридора. Это был не Джо, а какой-то постоялец, вероятно, забывший в номере кейс с документами или записную книжку с номерами телефонов местных проституток. Робкий лучик надежды вспыхнул и угас. На смену ему пришли женские голоса. Дверь в номер распахнулась, на пороге стояли две тетки в рабочих халатах, с тряпками, ведрами и швабрами в руках. – Слышь, красавица, выметайся отсюда! – скомандовала одна из них. – Нам порядок наводить надо. Марина вышла на улицу, вспомнила про записку, оставленную родителям. «Черт возьми! Если мама раньше с работы вернется, вот история будет!» Она остановила частника и помчалась домой. Родители пришли только вечером, когда Марина наплакалась вволю, успокоилась и вновь стала послушной, заботливой дочерью. Пока Марина оплакивала свою несчастную судьбу, Джо и Ми заняли двухместное купе в скором поезде до Москвы, заказали у проводника чай. – Мог бы оставить девчонке пару тысяч, – устраиваясь у окна, сказала Ми. – Зачем? – пожал плечами Джо. – Она же не проститутка, которой я обязан оплатить интимные услуги. Я считал ее своей подругой. Ошибся. С кем не бывает! – Джо, только не злись. Когда я получу свою долю? – Как только оформим внутренний заем, так можешь валить на все четыре стороны. – Фу, как грубо! Немудрено, что Марина не захотела за тебя замуж. – Она не захотела, а ты пойдешь? Нет? Ну и черт с вами, вертихвостками! Женюсь на француженке. С деньгами любая аристократка за меня пойдет. В браке возьму фамилию жены и буду зваться граф Де Бурбон де ла Фер. Звучит?