Во время подготовки к путешествию произошло событие, которое отразилось на дальнейшей судьбе несчастного Спока. К нему приехал Бартон. Несмотря на долгий путь и длительную болезнь, Ричард не выглядел измождённым, наоборот, он был в прекрасной форме: энергичен, слегка возбуждён. Спок даже заподозрил его в приёме морфия и спросил об этом напрямую. Но Ричард не удосужился ему ответить — настолько был увлечён своим рассказом. Оказывается, к нему после отъезда Спока привели то ли шамана, то ли вождя местного племени, который различными натираниями и ужасно противными на вкус напитками быстро, в течение трёх дней, поставил больного на ноги. Перед уходом вождь оставил ему странный предмет, сказав при этом не менее странные слова: — Ты — великий путешественник. Мне об этом нашептал ветер. Ты в этом деле ещё многого достигнешь. Ты — великий воин. Мне об этом сказали птицы. Ты — великий охотник. Мне об этом сказали дикие звери. Но ты об этом ещё пожалеешь. И страдать тебе из-за этого придётся всю жизнь. Никогда больше не бери в руки ружьё. И не встречайся с тем, кто тебя сопровождал до сих пор. У него своя судьба. Даю тебе этот небесный камень. Постарайся не потерять его. Потеряешь — быть тому, о чём я сказал! Бартон достал из внутреннего кармана вещицу, завернутую в белый платок. Развернув, открыл взору продолговатый предмет, похожий на обработанный камень неопределённого цвета. Вернее, цвет можно было определить, но он менялся в зависимости от угла зрения и падения света. Спока непреодолимо потянуло к этому странному предмету. — Вы позволите? Ричард без слов протянул ладонь собеседнику, и Джон не без трепета прикоснулся к камню: он оказался на удивление лёгким и тёплым. Поначалу Джон не придал этому особого значения и, как истинный исследователь, отнёс камень на свой рабочий стол, чтобы рассмотреть через увеличительное стекло. Каменный оберег имел форму цилиндра диаметром полтора дюйма, длиной — три. Его поверхность была отшлифована до такой степени чистоты, что версия природного происхождения отметалась с ходу. По всей видимости, этот предмет когда-то имел другую длину, возможно даже форму, так как один конец был необработанным, по всем признакам сломанным — на это указывала неровная поверхность Случайно это произошло или намеренно — неизвестно. Самым интересным оказалось необъяснимое воздействие камня на человека: пока Спок рассматривал камень, ему стало так спокойно, что даже стоящий рядом Бартон не вызывал раздражения. Наоборот, Джон испытывал к нему чувство глубочайшей признательности за возможность прикоснуться к чудесному предмету. Это было как-то странно, ведь всего несколько мгновений назад он ненавидел этого человека. Неужели тепло, исходящее от странного камня, создаёт такое состояние души? Действительно, камень хранил тепло, несмотря на то что лежал на столе! Это не было тепло от человеческого тела, как подумалось вначале, когда Бартон достал эту вещь из-за пазухи. Тут что-то другое! Спок перенёс камень в более прохладное место, подальше от солнечных лучей, но и тут он не стал менее тёплым. Мало того, в темноте у цилиндра появилось какое-то внутреннее свечение! Нет, отражение солнечных лучей тут было ни при чём. Эту часть комнаты закрывала ширма, создавая достаточное затемнение: даже отражённый свет не падал на камень. Спок не выдержал — принёс плотное покрывало, укрылся им с головой, создав таким образом полную темноту. То, что он наблюдал после этого, было бесподобным, сказочным зрелищем. Камень светился! Светился божественным, непередаваемым небесно-голубым цветом. При более внимательном рассмотрении выяснилось, что свет исходит неравномерно, переливается различными оттенками синего, голубого, лазоревого. При этом камень не освещал всё пространство под одеялом, а заключал свет в самом себе. Камень «жил» своей жизнью. Спок заставил себя оторваться от любования чудесным явлением и спросил: — Вы выяснили, откуда этот камень, Бартон? Что за странный предмет?! Как он к вам попал? — Это нечто иное. Сродни одному из цилиндров фараонов Египта, благодаря которым они поддерживали в себе жизненную энергию и спасались от болезней. Их, правда, должно быть два — по одному на каждую руку… Но и одного цилиндра мне хватило, чтобы за несколько дней полностью оправиться от болезни. Еще скажу, что существуют в мире Семь твёрдых тел, летучих же четыре. Хозяин мой так часто их твердил, Что, наконец, и я их заучил. Летучие — мышьяк, ртуть, также сера И нашатырь. Иная твёрдых мера… Джон Спок непроизвольно подхватил стих: — И знак иной: у злата — солнца знак, у серебра — луны ущёрбный знак. Кентерберийские рассказы Джефри Чосера[5]… — Затем спохватился: — Это вы к чему? Неужели Чосер знал тайну этого цилиндра?! — Нет, не думаю. Просто вспомнил, когда вождь вручал мне этот предмет, сказал, что даёт мне лунный камень, упавший с небес… Я полагаю, сей предмет был изготовлен из метеоритного осколка. — Значит, существует ещё и солнечный камень — золотой? — Возможно. — Будете искать? — Нет, Джон, я планирую в ближайшее время отправиться в Северную Америку. По возвращении меня ждёт должность консула в Фернандо-По. А вы, я слышал, снова отправляетесь в Африку. И сопровождает вас на сей раз Джеймс Трамп?! — Да, сэр, верно! От вас ничего не скроешь! — Хм-мм, об это весь Лондон говорит. Тут и скрывать нечего! Тем более вы знаете, в каком департаменте я служу… Сын состоятельных родителей, Ричард Френсис Бартон — человек в высшей степени рассудительный и толковый, ограниченный, пожалуй, только надменностью викторианской эпохи, — являлся офицером-разведчиком армии Её Величества. Он любил посещать индийские базары, переодевшись нищим, смешиваться с толпой паломников или с пришедшими на свадьбу гостями. Новый язык никогда не был для него препятствием. Хинди, например, он выучил ещё до того, как отправился в Индию. Мастерство переодевания пригодилось ему однажды, когда он под видом мусульманского паломника посетил святые города Мекку и Медину, куда христианам доступ был категорически запрещён. Джон Спок помнил, как Бартон, во время совместного путешествия на полуостров Сомали, переодевшись арабским купцом, пробрался в эфиопскую провинцию Харэр, где никогда не бывали европейцы. Правда, в следующем году, когда они сделали попытку проникнуть вглубь страны, были атакованы сомалийцами и получили тяжёлые ранения. Тогда Спок попал в плен к сомалийцам и получил копьями одиннадцать ран, прежде чем ему удалось вырваться. А в Бартона попал дротик, запущенный так метко, что пробило обе щеки. Ему так и пришлось убегать — с торчащим из головы древком… Джон непроизвольно коснулся бедра своей правой ноги, повреждённой в ту злосчастную экспедицию с наиболее ощутимыми последствиями: место ранения до сих пор ныло в хмарную погоду. — Что ж, сэр, когда вернётесь из Америки, дайте знать, возможно, мы с вами поохотимся в предместьях Бата! Бартон стоял у стола вполоборота к собеседнику, и поэтому от Спока ускользнула его загадочная усмешка. Гость аккуратно завернул цилиндр в платочек и вышел из комнаты. — До свиданья, сэр… Джон не успел договорить, как дверь уже закрылась. Ему оставалось только досадовать на своего недавнего компаньона по путешествиям за то, что тот проигнорировал его увлекательное предложение. Глава 2 1864 год, Королевское Географическое общество В один из дней сентября 1864 года Джона Спока и капитана Бартона ждали в Королевском Географическом обществе с доказательствами относительно своих взглядов на водоём Виктория-Ньянза. Ричард Бартон жаждал дебатов. Слава богу, на этот раз он не лежит в малярийной лихорадке, как это случилось после возвращения из похода к истокам Нила. Сейчас этот выскочка Джон не уклонится от ответа. Основной темой своей критики, крайне неприязненной по отношению к Споку, Бартон избрал Викторию-Ньянзу. Он категорически отвергал нераздельность этого огромного озера и утверждал, что оно состоит из нескольких отдельных озёр. Утверждение Бартона основывалось на измерениях высотных отметок, сделанных самим же Споком, — они заметно отличались в северной и южной частях озера. Хотя сам Спок считал целостность открытого им озера безусловным фактом — и был в том совершенно прав, в пользу своей точки зрения он мог привести только собранные им устные сведения, которые, конечно, нельзя было рассматривать как несомненное доказательство. Бартон в ожидании оппонента сидел у окна за столиком и курил сигару. В его тёмных глазах периодически вспыхивал огонь — то ли это был отблеск кончика горящей сигары, то ли в зрачки изнутри долетали искорки разгорающегося пламени предстоящей битвы с бывшим другом. Так или иначе, Ричард испытывал воодушевление. Но нежданно-негаданно в зале поднялся непонятный шум. Бартон надменно обернулся, надеясь увидеть оппонента. Но это был не он, а совершенно незнакомый человек, который что-то объявил и протянул записку Президенту общества Мерчисону. — Господа! — сказал Мерчисон. — Прошу внимания! Диспут не состоится! Бартон с удивлением и досадой раздавил сигару в пепельнице и встал со своего места. В зале послышались возгласы, вопросы: — Что случилось? — Джон Спок отказался? Испугался? — Признал свою неправоту? Сэр Бартон, примите поздравления! Мерчисон поднял правую руку, призывая к тишине. Дождался, когда все успокоятся, и только после этого объявил: — Господа! Нас постигла печальная весть. Сэр Джон Ханнинг Спок погиб от огнестрельного ранения. Эта новость ввергла в шок Ричарда, а зал снова многоголосо зашумел. Нет, не этого хотел Бартон. Он жаждал реванша, спора, диспута, а этот несчастный выскочка взял и умер. Капитан был возмущён и не испытывал ни капли жалости к усопшему. Сколько дней и бессонных ночей он провёл в заочном споре с Джоном, доказывая собственную правоту. И один злосчастный выстрел свёл на нет все доводы Ричарда. Ему нет дела до этих напыщенных членов общества, ни разу не выезжавших даже за пределы своего графства, смакующих теперь новость о смерти Джона. Лишь ему, и только ему, он хотел доказать, что сэр Ричард Бартон прав. Раздосадованный капитан армии Её Величества покинул здание Географического общества, даже не попрощавшись. Роскошный экипаж, запряжённый в четвёрку бело-серых лошадей, быстро домчал его до родового поместья. Кинув шляпу и плащ в руки камердинера, Ричард поднялся в кабинет. Открыл потайной сейф, прикрытый его собственным портретом в массивном золочёном багете, и достал предмет, завёрнутый в белую ткань. Это был тот самый камень, который он демонстрировал Джону. Прав был Спок — камень даёт странное ощущение покоя, недоступное другими средствами. Даже курение гашиша, к которому Ричард пристрастился в одно время, не способствовало такому блаженству. В дверь кабинета постучали. Только камердинеру Джейкобу позволялось нарушать покой хозяина. Ричард оторвался от созерцания камня и, завернув в тряпку, убрал в сейф. Подвинул картину на место и отозвался: — Заходи, Джейкоб! — Сэр, к вам пожаловала какая-то мисс. — Она не назвала себя? — Нет, сэр. Она очень возбуждена, хотя и не лишена очарования. — Хмм… — Бартон удивлённо хмыкнул. — Джейкоб, ты стал сентиментальным. — Я стал наблюдательным, сэр! — Ну, что же. Проводи её в библиотеку. Я скоро приду. — Хорошо, сэр! Что-нибудь подать?! — Подашь чай, если позвоню! — Слушаюсь, сэр! — сказал Джейкоб, слегка поклонившись, и удалился попятным шагом. Ричард не стал спешить — закурил сигару, с наслаждением вдыхая аромат: этим неуравновешенным дамам нужно дать время, чтобы не натворили глупостей и не наговорили лишнего. Бартон быстро устаёт в их обществе, другое дело мужчины. Хотя старший Бартон — отец Ричарда, требует завести жену. Мол, хватит скитаться, нужно продолжение рода Бартонов. Ричард, как настоящий денди, прежде чем выйти к даме, осмотрел себя в зеркале, снял парчовый халат и надел фрак. Его костюм отличался сдержанностью и изысканной лаконичностью. Каждая деталь элегантного костюма — цвет жилета, ткань сорочки, узел галстука — была тщательно продумана. При этом он выглядел непринужденно, как будто подбор костюма не стоил его хозяину никаких усилий. Стройный, холёный, идеально выбритый, в безукоризненно белоснежной сорочке — этому образу Ричард Бартон никогда не изменял. Капитан толкнул дверь в библиотеку и едва уклонился от пули, выпущенной из дамского однозарядного пистолетика. Отменная реакция, тренированная многолетними опасными приключениями, не подвела Бартона. Ещё в кабинете он ожидал нечто подобное — кидания предметами, возмущённых речей, — но никак не хладнокровного прицельного выстрела. Ричард посмотрел на косяк двери — ещё на пару дюймов ниже, и труп хозяина дома валялся бы у ног этой разъярённой красотки. — И чем же я вам не угодил, мисс? — спросил капитан совершенно спокойно. — Вы! Вы — чудовище! Вы — убийца! Я вас ненавижу! Я вас убью! Разгневанная красивая девушка в чёрной шляпе с вуалью выкрикивала слова, нервно теребя чёрный платочек от досады за промах. Пистолет она уронила тут же после выстрела. — Я не отрицаю этих эпитетов в мой адрес, — сказал Ричард. — Возможно, я чудовище — многое пришлось пережить и проделать за время путешествий по миру. Приходилось и убивать, но, поверьте, никогда в пределах Англии. Пока что это вы меня чуть не отправили на тот свет, мисс! — Вы убили моего брата! — выкрикнула девушка. В это время прибежал камердинер с ружьём наперевес. Он непонимающе уставился на присутствующих. — Всё в порядке, Джейкоб! — сказал хозяин. — Это был случайный выстрел по неосторожности. Спасибо! Ты можешь идти! Ах, да! Подай нам чаю. А то что это мы на ногах беседуем… — Слушаюсь, сэр…