— Я прочитала у писателя Джона Обри о графе Оксфордском, который во время поклона королеве Елизавете I неожиданно пукнул, отчего ему стало так стыдно, что пришлось уехать из страны на семь лет. Когда же он наконец вернулся, королева приветствовала его словами: «Сударь, я уже давно забыла тот пук!» Маскообразное лицо Чарльза Честера вдруг пришло в движение, образовав гримасу, и из уст вырвалось подобие смешка. Глаза его при этом бегали в разные стороны: мол, не смотрит ли кто за ним. С этого момента Чарльз весь вечер не отходил от миссис Штамм. Она так завлекла его своей непосредственностью, весёлостью и отсутствием английской чопорности, что Чарльзу показалось на мгновение, будто он влюбился в эту женщину. К концу бала они стали почти друзьями, и Марии даже удалось выдавить из него несколько связных предложений. Одно из них было перед расставанием: — Миссис Штамм, а мы можем ещё раз встретиться с вами? — Конечно, мой друг, я вас приглашаю на чай завтра вот по этому адресу. Мария Александровна протянула Чарльзу карточку и слегка пожала его кисть пальцами, затянутыми в белую ажурную перчатку. Чарльз порывисто припал губами к этой руке. Затем вскинул голову и спросил: — А как же ваш муж? — Об этом не беспокойтесь, Чарли! Его не будет дома. Через месяц вся необходимая информация по дислокации английских войск и фортов в Средней Азии была на столе военного агента в Лондоне[18]. И вот теперь, оставшись без прикрытия официального статуса супруга, Марии Александровне ничего не оставалось, как вернуться в Россию… «Такая женщина без дела не останется», — подумал Мицкевич, закрывая конверт. — Дядя Абдалла, от кого письмо? — спросил Мустафа, зайдя в каминный зал, где Ян сидел, читая письмо и предаваясь воспоминаниям. — Письмо от нашей старой знакомой Мари. Помнишь её? — Да, я помню эту красивую женщину. Она меня называла «милый мальчик». — Так вот, она сообщает, что погиб её муж и она возвращается на Родину. — Как печально… Сюда, в Англию? — Нет, Мустафа, в Россию! Знаешь такую страну? — Конечно знаю. Она вела недавно войну с Турцией, где одержала победу над армией Осман-паши. — Что же, тебя неплохо учили в школе, Мустафа. …Трансатлантический пассажирский пароход отходил от порта Ливерпуль. На причале стояло огромное судно; в его чрево устремлялся бесконечный поток пассажиров, чтобы через некоторое время рассеяться на палубах людьми, размахивающими руками в поисках провожающих. — Мустафа, — сказал Мицкевич, положив руку ему на плечо. — Мне будет бесконечно не хватать тебя. Береги себя! — Да, дядя Абдалла! И вы берегите себя. Пишите мне — я буду всегда нуждаться в ваших советах. — Хорошо, Мустафа, напиши мне свой адрес, как устроишься. На обратном пути за Мицкевичем увязался подозрительный тип. Он сопровождал его до посадки в поезд, уходящий в Лондон. Сначала Ян не придал значения этому курьёзу, но по прибытии на Лондон Юстон опять заметил того человека, который следил за ним до самого вокзала Ливерпуля. Неужели за ним установлена слежка?! «Надо связаться с консульством или военным агентом», — подумал Мицкевич. Но всё разрешилось без посещения посольства. Возле его дома на Бедфорд-сквер стоял неприметный хенсомовский кэб[19], блестя боками от непрекращающегося моросящего дождя. Кучер мужественно терпел неудобства, сидя, чуть сгорбившись, сверху-сзади повозки. Капли дождя, превращаясь в ручейки, стекали по его непромокаемому плащу и шляпе. Не успел Мицкевич отпустить наёмный экипаж, как из того кэба выскочил человек, тоже укутанный в бесформенный плащ, и быстро направился в сторону Яна. Мицкевич, встревоженный давешней слежкой, сунул руку за пазуху, где у него на специальном ремне висел револьвер. Но оружие не пришлось вытаскивать, потому что незнакомец на ходу окликнул его по-русски: — Ян Бозидарович, это вы?! Мицкевич остановился и стал молча дожидаться. — С кем имею честь? — спросил Ян, когда тот подошёл вплотную. — Вы не пригласите меня домой?! — спросил незнакомец, пряча лицо под полями широкой шляпы. — Не бойтесь, я вам не враг. — Прошу вас! — Мицкевич показал рукой в направлении крыльца. Войдя в дом, незнакомец снял мокрую шляпу и плащ. Перед Мицкевичем предстал мужчина довольно мощного телосложения, но с неприметным лицом. — Поручик Ермолов Николай Сергеевич, офицер по особым поручениям при военном агенте генерал-майоре Горлове. Я к вам по просьбе Александра Павловича. — Проходите сюда, к камину, Николай Сергеевич, — сказал Мицкевич. — На улице опять дождь. Никак не привыкну к этой лондонской сырости. — Вскорости вы избавитесь от этого… Мицкевич вопросительно посмотрел на Ермолова, греющего руки перед камином. После некоторой паузы поручик продолжил: — Вам грозит опасность, Ян Бозидарович. До сих пор вас спасала легенда опекуна богатого наследника. Но с отъездом вашего подопечного в Америку контрразведка Британии активизировала деятельность по сбору информации относительно вашей персоны. Александр Павлович связался с Санкт-Петербургом — там высоко оценили вашу работу в Англии, особенно перспективным считают налаживание контакта с лабораторией профессора Лоуджа. Приказано передать мне дальнейшую разработку этого объекта, а вам рекомендовано уехать из Лондона. — Хорошо. У меня на случай моего исчезновения подготовлен пароль и отзыв для моего человека. — Прекрасно. — Куда мне приказано уехать? — Вам предоставляется выбор: вернуться в Россию или продолжить работу в азиатском направлении. Во втором случае вам необходимо выехать в Египет. — Я выбираю второе. Надоела мне эта сырость. Надо погреть кости в песках. — В таком случае все указания по дальнейшей работе получите от военного агента в Каире. Повторяю, необходимо уехать незамедлительно. …Пароход с величественной медлительностью отошёл от причала, затем стал набирать ход, оставляя на морской глади пенящийся след. Солнце ласково улыбалось с небес, словно извиняясь за недельную дождливую погоду. Ян восторженно смотрел с палубы вдаль — на восхитительную линию прибрежных гор: величественная гряда то устремлялась гордыми вершинами вверх, к облакам, то полого спускалась к пенной кромке прибоя, — она тянулась на десятки километров, словно соперничая с морем в бескрайности. И хотя Мицкевичу взгрустнулось, вместе с тем, по мере удаления корабля от берега, в нём нарастала жажда знакомства с новыми удивительными местами. Он усмехнулся — не думал, что бегство из Англии вызовет в нём столько эмоций. Глава 7 Англия, Оксфордский университет, август 1894 года Джордж Бартон находился в числе приглашённых на заседание Британской ассоциации содействия развитию науки в Оксфордском университете. Оливер Лоудж, давний подопечный его отца, проводил демонстрацию радиосигнала. Во время опыта радиосигнал, отправленный из лаборатории в соседнем корпусе, был принят аппаратом на расстоянии сорока четырёх ярдов. «Жаль, что отец не дожил до этого дня», — подумал Джордж, унаследовавший от Ричарда Бартона работу на разведку британского правительства. Контроль за опытами Оливера Лоуджа в радиотелеграфе стал первым серьёзным поручением молодого Бартона: в случае успеха было приказано ни в коем случае не допустить дальнейших открытых исследований в области практического применения радиотехнических наработок. — Добрый день, мистер Лоудж! — Ах, Джордж! — воскликнул Оливер Лоудж, увидев молодого Бартона. — Как я рад вас видеть и как печально, что нет здесь вашего отца. Ведь именно благодаря его подарку случилось сегодняшнее событие. — Да, мистер Лоудж, сегодня замечательный день для Англии. Как раз об этом я и хотел с вами поговорить. — Я весь внимание, мистер Бартон. — Мистер Лоудж, вы же знаете, какое ведомство я представляю?! — Да, конечно, мистер Бартон. — Так вот, уважаемый профессор, мы будем вынуждены засекретить ваши исследования в этой области. Отныне британское правительство требует проводить опыты исключительно под нашим патронажем. Профессор Лоудж растерянно уставился на собеседника. Весь его вид говорил о категорическом несогласии с такой постановкой вопроса. — Но, Джордж, поймите, это открытие принадлежит всему миру. Вы представляете, какие перспективы открывает беспроводное общение между людьми, между городами, странами… — Вот поэтому, именно поэтому… — Вы не понимаете, мистер Бартон, что если не будет открытого исследования, возможности советоваться и делиться с коллегами, то мы безнадежно отстанем в этой области. — А разве есть такие наработки у других? — спросил Бартон. — Конечно, дорогой Джордж, конечно! У итальянцев Маркони давно проявляет интерес к беспроводной передаче сигналов, у русских Попов читает лекции и демонстрирует прибор с опытами Герца, в Америке — Никола Тесла достиг поразительных успехов. Наука, мистер Бартон, не стоит на месте. — Тем не менее у них нет возможности работать с новым материалом, который есть у вас, уважаемый профессор. Все наработки, имеющиеся в других странах, мы будем оперативно доставлять вам. Так что недостатка в научном материале у вас не будет, мистер Лоудж. Работайте, никто вам мешать не собирается. Более того, мы только будем помогать. В том числе материально. Единственное ограничение — на открытые публикации принципов работы вашего прибора, в первую очередь на разглашение использованных для этого материалов. Невзирая на то что профессор Лоудж имел прямое отношение к науке, был серьёзным учёным и изобретателем, его рано лысеющую голову посещали и далеко не научные замыслы. В частности, он на вполне серьёзном уровне занимался исследованиями, изучающими возможность жизни после смерти. Лоудж также интересовался природой эфира — среды, заполняющей всё пространство. Чаще всего он брался за эти работы, когда находился в состоянии аффекта, расстройства или возбуждения. Вот и сейчас, когда молодой Бартон покинул его лабораторию, профессор уселся за письменный стол, достал из выдвижного ящика папку с бумагами и продолжил писать ранее начатую статью: …Физики постепенно начинают понимать, что эфир является материальным и намного более плотным, чем любой вид материи. Сначала мы говорили только о том, что он, по всей вероятности, плотнее свинца, золота и платины, но теперь мы знаем, что он намного плотнее. Я оценил его плотность в свете электромагнитной теории, и она оказалась огромной. Каждый кубический миллиметр содержит столько вещества, что если бы это была материя, то измерение шло бы на тонны. Но так как эфир — это не вещество в принятом смысле этого слова, то обычные единицы измерения здесь не годятся, но по аналогии с материей эфир в миллионы и миллионы раз плотнее, чем вода. Все его свойства сверхъестественны. Его частота вибраций, позволяющая нам видеть любой обычный предмет, составляет 5*10^14 колебаний в секунду, это такая огромная цифра, что представить себе её просто немыслимо. Число секунд, прошедших со времён древнейших геологических периодов 20-миллионной давности, примерно равно этому числу. И всё же мы по привычке используем эти вибрации. Наш удивительный орган, глаз, создан таким образом, чтобы справиться с этим. И большинство людей пребывает в незнании относительно удивительного эфирного окружения, в котором мы живём, вибрации которого передают нам столько информации и пробуждают наше чувство прекрасного…[20] Но оставим профессора наедине с его размышлениями и отправимся следом за Джорджем Бартоном. С чувством выполненного долга молодой человек направился в разведывательный департамент министерства иностранных дел, к своему непосредственному начальнику сэру Хамильтону — участнику подавления сипайского восстания, а также Второго англо-афганского военного конфликта в составе Корпуса разведчиков. Восемнадцать лет назад, после заключения мирного договора между Афганистаном и Англией, он командовал конвоем британской миссии в Кабуле. Однажды на немногочисленный отряд миссии напал целый полк афганской армии, несогласный с нахождением англичан в их стране. Почти сутки конвой оборонял резиденцию миссии, но был полностью уничтожен, за исключением лейтенанта Хамильтона. Он попал в плен к афганцам и несколько лет просидел в зиндане, пока не закончились боевые действия, возобновлённые в связи с нападением на миссию. Крайне измождённого, потерявшего счёт времени и неспособного ориентироваться в пространстве лейтенанта освободили разведчики корпуса. За мужество и отличие Хамильтон был награждён Крестом Виктории и списан из Королевы Отдельного Корпуса разведчиков Пенджабских пограничных войск. Но лейтенант недолго пребывал в отставке — для него нашли новую работу. Вот уже пятнадцатый год сэр Хамильтон возглавляет департамент разведки при министерстве иностранных дел Британского правительства. — Ну что, Джордж, какие успехи? — спросил Хамильтон, когда Бартон доложил о прибытии. — Профессор правильно понял наши требования, сэр! — Ещё бы, при таком бюджете, которое правительство выделяет ему для исследований, он должен молиться на нас. Ладно, пусть занимается пока… У нас возникла другая проблема, Джордж. — Слушаю вас, сэр! — Присаживайтесь. Разговор будет долгий.