— Хорошо, мистер Бартон. Что я должен буду делать дальше? И когда мне возвращаться обратно? В это время в доме появилась бабушка Адинай — пришла посмотреть своего подопечного. Разговор мужчин прервался на некоторое время. По обыкновению, повитуха прочитала молитву и приступила к действию: — Ну-ка, посмотрим, что у нас с ногой творится. Абдалла, спроси его, неужели он опять вставал и ходил? Вижу, вижу, что ходил… Ну, пусть пеняет на себя — так и будет хромать. Вот ведь непослушный иноземец! Бабушка Адинай ловко обложила стопу «иноземца» разными травами, намотала тряпку, смоченную в каком-то отваре и прикрепила поверху сухую кору дерева, искусно вырезанную в виде желобка под объём ноги. Таким образом намертво зафиксировала повреждённую ногу. — Вот так-то будет лучше, — заключила она. Затем, погрозив кривым костлявым пальцем Бартону, продолжила наставительно, чуть повысив голос: — Жүргүлө жок![16] Абдалла вышел проводить бабушку во двор. Там её уже ожидал хозяйский сын с ослицей, запряжённой в двухколесную арбу[17]. Адинай забралась на телегу и, прежде чем двинуться в путь, подозвала к себе Абдаллу: — Сынок, пойди сюда, что скажу. Абдалла сделал несколько шагов и приблизился к арбе. — Абдалла, ты хороший человек. Вижу, что у тебя доброе сердце. А вот твой иноземец — настоящий волк в овечьей шкуре. Остерегайся его! Если надо будет, он ради своей Биктора Датки[18] лишит жизни любого. Даже тобой пожертвует, несмотря на то, что ты верно служишь ему. — Кош болуңуз, байбиче! Аллах силерди сактап көрөлү![19] — Иншаллах![20] Арба покатила по улице, поскрипывая несмазанными колёсами, внося сумятицу в вечернюю тишину: гавкнула соседская собака, затем другая, третья. К ним присоединился тонкий лай на другом конце улицы. Затем внезапно всё стихло — охранники выполнили свою миссию, показав хозяевам, что бдят. Абдалла посмотрел ввысь, запрокинув голову, и, словно впервые в жизни, увидел звёздное ночное небо. Величественный вид наполнил его восхищением и трепетом, одновременно манил и пугал своей таинственностью. На мгновение земной мир показался Абдалле крошечным, а сам он себе — ещё более ничтожной частицей Вселенной: над ним сотни, нет, многие сотни тысяч небесных светил… Кто-то видит в их узорах образы зверей, кто-то античных героев, а некоторые — просто россыпь серебристых бусинок. По созвездиям люди тысячелетиями ориентировались в пути, пытались предсказывать будущее… Мужчина тяжело вздохнул. Скоро отправляться в опасный путь, а что там его ожидает, как всё сложится — неизвестно. Может, звёзды подскажут исход?! Но сколько бы он ни вглядывался в бездну ночного неба, так и не находил ответа. Зато в голову пришла мудрая русская пословица: «Утро вечера мудренее!» Произнеся для самоуспокоения вслух эту вековую формулу выхода из затруднительного положения, Абдалла зашёл в дом. Тем более что он уже услышал характерный скрип колёс — арбакеш возвращался домой. — Абдалла, это ты? — спросил из темноты англичанин. — Зажги лампу. — Да, сейчас, мистер Бартон. Абдалла осветил комнату и снова подсел к Джорджу. — На чём мы остановились, Абдалла? — Я спрашивал о том, что я должен буду делать в русском лагере? Какое моё основное задание после встречи с нашим человеком? И когда мне возвращаться обратно? — На месте сориентируешься, Абдалла. Наиболее эффективным способом дезорганизации будет ликвидация руководителя или инженера строительных работ. Командует возведением железнодорожных путей, по нашим сведениям, некто Громбашевич. При упоминании этой фамилии у Абдаллы ёкнуло сердце. Неужели это тот Громбашевич, с которым они вместе заканчивали Варшавское пехотное юнкерское училище?! Да, да! Точно! Ведь Иван указывал в оставленной записке во время ночной встречи в горах, что командира сапёров зовут Бронислав. Всё сходится — Бронислав Громбашевич. После окончания училища они были одновременно произведены в прапорщики и назначены служить во вновь сформированный 14-й Туркестанский линейный батальон. «Боже мой, как давно это было… — подумал Ян Мицкевич. — Подумать только, больше двадцати лет прошло». Абдалла лёг в свою постель и долго не мог уснуть, предаваясь воспоминаниям. В том памятном году они, юные прапорщики, приняли участие в настоящем военном походе на Кокандское ханство под предводительством знаменитого Скоблова. Ян ходил в сабельную атаку и участвовал в одном большом сражении с алайскими киргизами. Полторы тысячи джигитов заняли позиции в труднодоступном горном районе недалеко от Гульчи. Битва продолжалась целый день. В конце концов русским удалось вытеснить противника с занимаемых позиций: понеся значительные потери, алайцы были вынуждены отступить. Через несколько месяцев остатки киргизских войск вместе с их предводительницей по прозвищу «Алайская царица» были окружены при отходе в Афганистан. Прапорщики Мицкевич и Громбашевич находились в городе Маргилане при штабе Скоблова, когда туда с великими почестями доставили Курманжан Датку[21]. В комнату вошла, высоко подняв голову, небольшого роста, немолодая, но миловидная киргизка. Генерал, соблюдая традиционный восточный обычай, угостил её сладостями, обращался к правительнице не иначе, как «княгиня». — О мать стольких храбрых сыновей! — сказал генерал. — Считай и меня своим сыном! Алайская царица благосклонно склонила голову. Было видно, что она польщена таким обращением. — Княгиня, прошу оказать влияние на ваших сыновей. Вы же видите, что бесполезно сопротивляться русскому оружию. Дальнейшая война приведёт к ненужным и многочисленным жертвам среди ваших джигитов. — Хорошо, Ак Паша, я напишу сыновьям, чтобы они прекратили воевать. Но взамен прошу о помиловании всех сопротивляющихся, а также назначить моих сыновей на правящие должности во вновь образованных волостях Туркестанского генерал-губернаторства. Генерал согласился, и тогда Курманжан Датка официально объявила о присоединении земель алайских киргизов к Российской империи. После этого генерал собственноручно накинул на её плечи парчовый халат, отороченный соболями… — Абдалла! — хриплый сонный голос Бартона вызволил Яна из плена воспоминаний. Или это был сон?!. — Да, мистер Бартон! — откликнулся Мицкевич, вынужденный снова натянуть на себя постылую личину Абдаллы. Что же поделать — такова участь всех разведчиков Генерального штаба Русской императорской армии. — Помоги мне встать, Абдалла. Эта старуха заковала меня так, что чувствую себя как в кандалах. — Мистер Бартон, давайте я позову хозяйского мальчика и он принесёт горшок. Ведь бабушка сказала, что ходить вам нельзя — это чревато дальнейшими последствиями. — И ты туда же? Прекрати! Английскому джентльмену не пристало ходить под себя. Помоги! — Как скажете, мистер Бартон. Абдалла помог Джорджу подняться на ноги. Тот опёрся с одной стороны на костыль, а с другой — на плечо Абдаллы и медленно запрыгал на одной ноге в сторону выхода. С непривычки это ему удавалось с трудом и поэтому нет-нет да и наступал на больную ногу. Гримаса боли искажала лицо Бартона всю дорогу до отхожей ямы. Через два дня Абдалла засобирался в путь. Ему несказанно повезло — в кишлаке остановился на кратковременный отдых караван, идущий с Хорога. Его дальнейший путь пролегал почти рядом с перевалом Талдык. Только Абдалле нужно будет свернуть на север, а караван уйдёт дальше на восток. Заплатив положенную плату караванщику, Ян Мицкевич двинулся в дорогу на двух мулах, оставив Джорджа Бартона на попечении хозяев дома и бабушки Адинай. Глава 6 Туркестанское генерал-губернаторство. Перевал Талдык Вдруг совсем рядом кто-то быстро и тонко выкрикнул: — Ходи! Ходи! Ходи! Ян пристально всмотрелся в сторону источника голоса, но никого не увидел. Впрочем, через пару мгновений ему навстречу из-за камней выскочил солдат и стал подгонять палкой довольно уставших мулов Мицкевича: — Ходи, говорю! Ну! Ян, поддавшись тревоге в голосе солдата, тоже стал торопить животных. Наконец они завернули за камни, и перед взором Мицкевича открылась просторная дорога, на которой работали множество солдат и почти такое же количество киргизов. Неожиданно прогремел оглушительный взрыв, который снёс половину скалы, мимо которой минуту назад проехал Ян верхом на муле. — Кто таков? — спросил грозным голосом невесть откуда взявшийся фельдфебель, закручивая кончики пышных усов. Ян слез с мула и, отряхнув одежду от дорожной пыли, ответил: — Меня зовут Иван. Я русский, пришёл с афганской стороны. Отведите меня к вашему командиру. — С какой целью сюда прибыл, Иван? — Я буду разговаривать только с вашим командиром. Я требую отвести меня к нему! — Отвечай на вопрос! — не унимался фельдфебель. — А что делать с тобой — потом решим. То ли со скалы сбросить, то ли к командиру вести. — Вы всех путников так встречаете? — спросил, ухмыльнувшись, Мицкевич. — Я на первый вопрос дал ответ. А остальное вам знать не положено. — А ну-ка, ребятки, — приказал фельдфебель, подбоченясь. — Свяжите ему руки и отведите умника к штабс-капитану. Он быстро развяжет ему язык. Мицкевичу сноровисто связали руки, и двое солдат повели его, подталкивая в спину прикладами. Службу они знали хорошо — шли за конвоируемым правильно, чему позволяла широкая дорога. Ян помнил, как по этой самой дороге лет двадцать назад ходил в поход на алайцев. Тогда это была узенькая тропа, где двое верховых не могли разъехаться. А сейчас — настоящий тракт, на котором могут разминуться две повозки, не задев друг друга. Да, серьёзную работу провели подчинённые подполковника Громбашевича. Ещё пару месяцев — и они выйдут на Алайскую долину, тогда им сам чёрт не страшен, не то что англичане. По этому тракту можно при необходимости целый полк одновременно с артиллерией перебросить за считанные дни. И впрямь, чья бы ни была идея с устройством дороги — придумано умно и своевременно. Англичане поздно проснулись со своим желанием дезорганизовать работы. — Господин штабс-капитан! Вот, кажись, лазутчика поймали. Господин фельдфебель приказали к вам отвести. В просторной, тёплой палатке, отапливаемой железной печкой, за походным столом сидел офицер и пил чай из большого самовара, который стоял рядом на подставке. На самовар был водружён фарфоровый чайник. В одной руке штабс-капитан держал пиалу[22], а в другой — полотенце, которым периодически вытирал пот. Пил он чай со знанием дела и, надо сказать, с большим удовольствием. — Ну, Ерофеев! — сказал недовольно штабс-капитан. — Сколько раз можно повторять? Прежде чем войти, надо испрашивать разрешение. — Виноват, господин штабс-капитан. Дозвольте повторить? — Дозволяю, — устало махнул полотенцем офицер и с шумом пригубил чай из пиалы. Ерофеев вышел из палатки и громко прокричал: — Господин штабс-капитан! Дозвольте войти? — Заходи. Солдат вошёл и, вытянувшись в струнку, встал у входа, поедая глазами начальника. Штабс-капитан посмотрел на него поверх пиалы и снова шумно прихлебнул чай. — Ну?! — А! — встрепенулся Ерофеев. — Кажись, лазутчика поймали. Господин фельдфебель приказали к вам отвести. — Ну, так заводи! Солдаты втолкнули Яна в палатку и встали с двух сторон, придерживая его за локти. — Ну-с, господин хороший, кем будете, куда путь держите? — Господин штабс-капитан, прошу встречи с вашим командиром подполковником Громбашевичем.