— Что было в тексте, сэр? — спросил Бартон нетерпеливо. Хамильтон укоризненно посмотрел на подчинённого поверх пенсне и продолжил его знакомство с содержимым важной папки: — «Инфанту от С. Схему получили. Заинтересованы. Настоятельно просим активизировать работу с проф. Л.: требуется выяснить состав материала в приборе. О результатах сообщить А. Гонорар получите через него». — Ясно, — сказал Бартон. — Скорее всего, речь идёт о профессоре Лоудже и его беспроводном телеграфе. Но отчего вы решили, что агент русских служит в нашем ведомстве? — Письмо было перехвачено цензорами Скотланд-Ярда. Оно было адресовано сестре нашего сотрудника Чарльза Честера. Как известно, вся корреспонденция работников нашего ведомства проходит цензуру. В данном случае цензор перестраховался, увидев знакомую фамилию. В пакете он обнаружил только указанную газету. Это навело его на мысль проверить её на тайнопись. В результате шифрованная запись попала к нашим специалистам. — А откуда было отправлено письмо, сэр? — Из Лозанны. Нашим агентам в Швейцарии было поручено проверить адрес отправителя. Оказалось, что там проживает некая Мари Штамм — вдова сотрудника русского посольства в Лондоне. Она в своё время, когда жила в Англии, была замечена в нежелательных связях с высокопоставленными лицами. Видимо, Чарльз Честер тоже попал под её влияние и продолжает поддерживать контакт. — А где сейчас Честер? Хамильтон с шумом захлопнул папку и бросил её на рабочий стол. Затем аккуратно снял пенсне и сел на своё место. — Чарльз Честер второй день не является на службу. Если брать во внимание выходной, то получается, что третий день мы его не наблюдаем. В квартире, где он проживал, провели обыск, но ничего подозрительного не обнаружили. Разве что куча бумажного пепла в камине. Он был аккуратист, этот Чарльз Честер. — Почему «был»? — Ну, для нас он «был». По всей вероятности, лет пять работал на русскую разведку. Министр в бешенстве. Требует найти его. Мы попросили помощи у Скотланд-Ярда, но результата не дождались. Между тем, пока Честера ищут, необходимо поработать с шифровкой и обеспечить защиту работ профессора Лоуджа. В шифровке указывается некто «А». Через него идут финансовые ресурсы русских. Надо выяснить, кто он, не дожидаясь признания предателя. Необходимо проанализировать все связи Честера: где бывал, с кем встречался, как часто это происходило, какие крупные покупки совершал, когда совершал и есть ли связь этих покупок с его конспиративными встречами. Найдите мне этого «А» во что бы это ни стало, Джордж! Когда Бартон вернулся к себе в отдел, в кабинете его ожидал Ян Мицкевич. Это был уже не тот Абдалла — грязный, бородатый, неухоженный раб, который сопровождал Джорджа в Азии. Теперь перед Бартоном стоял знающий себе цену средней руки чиновник: тщательно выбритый, аккуратно одетый в добротный сюртук и белоснежную сорочку, в начищенной до блеска обуви. Прежние лондонские знакомые вряд ли признали бы в нём прежнего богатого денди Абдаллу Хана. Впрочем, Мицкевич теперь крутился совсем в ином кругу. После того как Ян практически на себе вытащил больного Бартона из Алайской долины, англичанин стал испытывать к нему что-то вроде дружеских чувств, переходящих в доверие. И это несмотря на то, что место службы Джорджа требовало от него сомнения в каждом, даже в самом себе. К тому же бурную радость проявила его невеста Элизабет. Бартон не стал скрывать от неё, что своевременному возвращению из путешествия он целиком и полностью обязан своему помощнику. Лиззи потребовала, чтобы мистер Мицкевич непременно присутствовал на их свадьбе и рассказал о путешествии в подробностях. …В день прибытия с перевала Талдык Ян обнаружил англичанина в постели без сознания. Бабушка Адинай была рядом. — Говорила я ему, что нельзя вставать. Так нет же, залез на коня и решил ехать за тобой. Ладно не успел далеко уехать… Сын Ахмада, альхамдулилляху, привёз обратно на своей арбе. Вот с тех пор лежит. Но ничего, скоро приступ пройдёт, жар спадёт. Я ему дала настой на козьем молоке. — Чоң рахмат, апа![1] — Иншааллах, айыгып кетет![2] Ещё три дня метался Бартон в горячечном бреду, пока, наконец, не пришёл в себя. Когда очнулся, увидел рядом с собой Мицкевича, который дремал с блокнотом в руке. В нём Ян вёл записи и делал зарисовки с места строительства дороги на перевале. Они с подполковником Громбашевичем, в последнюю ночь Мицкевича в Талдыке, внесли существенные изменения в записи, чтобы ввести в заблуждение англичан. По его данным, получалось, что русские только приступили к прокладке дороги, хотя на самом деле уже заканчивали строительство. Кроме того, в записях была описана ситуация со взрывом склада динамита. Здесь не стали ничего придумывать, а лишь добавили, что взрыв нанёс существенный урон и затормозил работы ещё на несколько месяцев. — Абдалла! — позвал Бартон слабым голосом. — Ты вернулся?! — Да, мистер Бартон. Три дня как здесь… — Очень рад, что ты вернулся, Абдалла. А я вот всё лежу — немощный. — Ничего, мистер Бартон, бабушка Адинай быстро поставит вас на ноги. Вы, главное, слушайтесь её. А то видите, как получилось. — Надо срочно возвращаться в Англию, Абдалла! Нельзя терять ни дня. Иначе я опоздаю на собственное бракосочетание. — Вы ещё слабы, мистер Бартон. Вряд ли сможете выдержать дорогу. — Нет, Абдалла, ты не понимаешь. Решается моя судьба. Я прошу тебя, придумай что-нибудь! — Хорошо, мистер Бартон. Вы пока отдыхайте, набирайтесь сил, тогда посмотрим. Когда Джорджу стало лучше, Мицкевич вкратце рассказал о том, чем завершилась поездка к русским. Не преминул описать и «геройскую» гибель Кирпал Сингха. Джордж был доволен работой Абдаллы. Жалел только об утере перстня со львиной головой. На самом деле перстень остался в качестве трофея у подполковника Громбашевича. — Это была память об отце, — сказал Джордж. — Кирпал Сингх нашёл то, что искал. Мне его не жаль. А то пришлось бы тащить его с собой в Англию. Потом пришла бабушка Адинай и опять поила его своей настойкой на козьем молоке. Приказала пить её три дня подряд. И в самом деле, на третий день Бартону стало настолько лучше, что он смог уже вставать без посторонней помощи; отёк на ноге спал, появилась лёгкость в теле; опять начал говорить про поездку домой. Наконец, на четвертый день, изготовив на хозяйской арбе ложе для больного Бартона, выехали из села в направлении Гиссарской долины. Предполагалось, что маршрут их будет пролегать не через Кабул, а через кишлак Дюшамбе-Бозор с выходом к городу Термез на Амударье и далее южнее — на Герат, один из центров караванной торговли на Великом шёлковом пути. Затем им предстоит миновать персидский город Эсфахан, потом Багдад и Дамаск. А там уже рукой подать до египетского Порт-Саида, где они сядут на пароход, чтобы уйти морем до родины Бартона. Мул, запряжённый в арбу, оказался спокойным и послушным — он стоил тех денег, что заплатил за него Джордж. Первая часть пути — до кишлака Дюшамбе-Бозор прошла довольно удачно: погода была благоприятной, больной чувствовал себя относительно спокойно. Накупив в кишлаке необходимые припасы и дав отдохнуть лошадям и мулам, путешественники двинулись дальше. По мере приближения к Амударье погода стала портиться, пошёл трёхдневный моросящий дождь, который совсем измучил не имеющего возможности двигаться Бартона. Более того, из-за влажности стала снова нагнаиваться рана на ноге. К счастью, бабушка Адинай снабдила путников необходимыми средствами для поддержания больного: мазью для раны и травами для приготовления отвара. Через три дня снова выглянуло солнце — ехать стало веселее. Вот только переправа через реку закончилась катастрофой. Всё произошло неожиданно. Мицкевич шёл по броду впереди, держа мула за узду, а его лошадь, в свою очередь, была привязана к арбе, в которой сидел Бартон. В реку зашли в том месте, где следы животных и повозок пометили полосу входа и выхода из воды. Её уровень первоначально не достигал даже оси колеса арбы. Но вдруг какое-то препятствие под водой застопорило ход — мул остановился. «Чох! Чох!» — подгонял мула Мицкевич, но тот ни в какую не реагировал. Пришлось применить плётку — животное, потоптавшись на месте, рвануло… да так, что оторвалось колесо, мула понесло, а Бартон вывалился в воду. Туда же ушли почти все припасы, а самое обидное то, что утонул узелок с травами и мазями. К счастью, выбравшись на берег, мул остановился и стал водить ушами, словно извиняясь за содеянное, но, скорее всего, от испуга. Мицкевич бросился спасать барахтающегося в воде Джорджа, его уже порядочно унесло течением, но он держался молодцом — не ударился в панику, правда, нахлебался воды. Общими усилиями выбрались на берег, а вернее сказать, Ян на себе вытащил англичанина на сушу. — Спасибо, Абдалла! — Скорее раздевайтесь, мистер Бартон. Вода холодная. Сейчас разожжём костер и будем сушиться. Одежду с грехом пополам просушили, но оставалась главная проблема — утеря одного колеса арбы. Сколько Ян ни искал его на месте брода, так и не нашёл, видимо, унесло течением. Повозка стала бесполезной без второго колеса — пришлось дальше ехать верхом до очередного кишлака, где и приобрели новую арбу. Как ни странно, после этого происшествия состояние больного не ухудшилось, а наоборот, пошло на поправку. Видимо, стресс, испытанный на переправе, подстегнул молодой организм. Вместе с тем и само путешествие обрело размеренное течение, и они почти за месяц добрались до цели. За всё время следования до Порт-Саида Ян не услышал от Бартона ни слова жалобы на состояние здоровья. Более того, в конце пути он уже мог себе позволить разминаться, следуя за арбой пешком. …Капитан Джордж Бартон плотно закрыл двери кабинета, молча прошёл к столу, постукивая по полу тростью. — Мистер Мицкевич, — сказал он. — У меня есть к вам разговор. Сугубо секретный. То, о чём мы будем говорить, не должна знать ни одна-единая душа. После того как Ян был принят на службу в департамент разведки, англичанин обращался к нему исключительно «мистер Мицкевич». В этом он тоже сдержал слово, данное Абдалле в день прибытия в английский порт. Обещаний было два: первое, предложенное самим Бартоном, — это рекомендация в одну из секретнейших служб Англии, а второе исходило от Яна — вернуть «Абдалле» его настоящее имя: — Прошу вас впредь не называть меня Абдалла. Помните, вы обещали справить мне документы на имя Яна Мицкевича?! — Конечно помню, Абд… мистер Мицкевич! Действительно, не прошло и двух недель со дня прибытия в Лондон, как Мицкевич уже стал обладателем новенького паспорта, небольшого капитала и съёмной квартиры на улице Чипсайд, что недалеко от главного рынка Лондона… — Ни одна душа, слышите?! — повторил капитан. — Я весь внимание, мистер Бартон! — Не скрою, мистер Мицкевич, у меня были подозрения относительно вашей личности. — Вот как?! — Ян удивлённо вскинул брови. — Да. Несколько лет назад здесь, в Лондоне, проживал некто Абдалла Хан. Мицкевич насторожился. — У меня были основания подозревать, что он и вы — одно и то же лицо. — Простите, мистер Бартон, но позвольте спросить: какие подозрения? — Абдалла Хан попал под наблюдение полицейского управления Лондона в связи с возможной утечкой засекреченной информации. Студент, которого он пытался завербовать, попался в руки Скотланд-Ярда и выдал Абдаллу Хана. За последним началась слежка, но он каким-то чудом ускользнул из поля зрения полиции и подключившейся контрразведки. И вот в это самое время, когда я с важной миссией направляюсь в Среднюю Азию, в Каире появляется раб по имени Абдалла, отлично изъясняющийся по-английски, знающий множество восточных языков. Идеальный помощник. Только по прибытии сюда стала складываться цепочка. Более того, я сегодня поработал в архиве в поисках информации на Абдаллу Хана. Джордж замолчал, раскуривая сигару, выпустил густой дым, затем продолжил, смотря прямо в глаза Яна: — Абдалла Хан был обладателем несметного богатства. Во всяком случае — опекуном богатого племянника, которого он привёз сюда из Индии. Кстати, не без помощи моего отца Ричарда Бартона они оказались в Англии. К сожалению, отца нет в живых, чтобы расспросить поподробнее об Абдалле Хане. — Простите, мистер Бартон, но я так и не уловил связи с этим Абдаллой и мною… — Радуйтесь, мистер Мицкевич, я тоже не нашёл связи. Это было бы слишком сложно — перевоплотиться из богатого лондонского денди в раба. Ради чего? Скорее всего, он уплыл в Америку к своему племяннику. Тем более, говорят, что он был выше ростом, бородат и не слишком любил деньги. Не то что вы — каждый шиллинг считаете. Не отпирайтесь, мне про вас всё известно. Например, знаю, что вы открыли счет в Барклайс Банке. Я не осуждаю, наоборот, поощряю, что выданные мною средства не растранжирили, а сдали в рост. — Это всё, что вы хотели сообщить по секрету, мистер Бартон? — спросил Ян, успокаиваясь внутренне. — Нет, это лишь показать, насколько я вам доверяю. А дело у нас вот какое… Капитан вкратце рассказал о предстоящем деле и закончил совсем неожиданно: — Миссис Бартон сегодня приглашает вас на файв-о-клок[3] — там и договорим подробности. Чайный столик с белой накрахмаленной скатертью был накрыт в саду. Леди Элизабет Бартон щеголяла в элегантном наряде, а мужчины, как полагается, — в костюмах с бабочками. Ради этого случая Яну пришлось взять напрокат фрачную пару. Хотя Мицкевич не первый раз присутствовал на подобной церемонии, его удивило, насколько красиво она была оформлена хозяйкой: дорогой изысканный чайный сервиз, серебряные приборы, ваза с цветами; середину стола венчала многоярусная ваза со сладкой выпечкой, джемами и взбитыми сливками; по тарелкам были разложены аппетитные сэндвичи — с курицей, огурцом, сыром, ветчиной, копчёным лососем и листьями салата. Элизабет сама разлила свежезаваренный чай и подала гостю: — Прошу вас, мистер Мицкевич, угощайтесь! — Благодарю вас, мэм! Наполнив чашку мужа, затем свою, хозяйка снова обратилась к гостю: — Расскажите, мистер Мицкевич, последние сплетни в вашем департаменте. А то, знаете ли, от мистера Бартона не добьёшься ни слова. Ян сделал глоток и не спеша поставил чашку на блюдечко, постаравшись не звякнуть донышком. — Кхм-м… Видите ли, миссис Бартон, у нас специфика службы такова, что больно-то и не расскажешь. Ну, разве что о себе… если это будет вам интересно. Элизабет с любопытством взглянула на Яна, затем на мужа и приготовилась слушать. С тех пор как этот человек вернул ей Джорджа, он вызывал в ней неподдельный интерес. Не было дня, чтобы она не интересовалась у супруга о делах Мицкевича. — Третьего дня мне встретился на улице человек, — начал Ян, — с попугаем на плечах. Знаете, бывают такие огромные разноцветные попугаи…