— Какую информацию вы выдавали русским? — Я не знаю ни одного русского! — Кто такой «А»? — Это буква английского алфавита?! — Вы издеваетесь над нами, Честер? — Нет, честно, я не знаю, кто такой «А»… Глава 3 Лондон, контрразведывательный отдел Департамента разведки Министерства иностранных дел Провал ключевого иностранного агента русских полковника Грина и его бесславный конец заставили Яна задуматься о своей дальнейшей судьбе. Конечно, в случае его разоблачения милости со стороны англичан, в виде вручения парабеллума с одним патроном, не стоит ожидать. Как бы там ни было, полковник Грин был известной фигурой не только в военных кругах, а Мицкевич лишь мелкая сошка, даже в масштабах своего департамента. Такого просто казнят и забудут, как звали. Сейчас его судьба в руках несчастного Честера, который крепко держится своей линии, несмотря на применяемые в отношении него жёсткие методы допроса. Впрочем, у контрразведки не было против Честера никаких улик, кроме перехваченного шифрованного письма в адрес его сестры Гертруды. Она, будучи больной чахоткой, большую часть времени проводила дома, чаще в постели. Чарльзу приходилось тратить на её содержание почти всё своё жалование и получаемые от «А» гонорары. Себе он оставлял деньги лишь на питание. Гертруда была жива только благодаря финансовой поддержке извне и, как следствие, хорошему уходу, усиленному питанию и лечению новейшими средствами. Однажды Бартон взял с собой Мицкевича в допросную комнату. Строго говоря, Яну там было нечего делать — вести допрос арестованных не его прерогатива. Видимо, у Бартона были свои причины для принятия странного решения. В комнате с зарешёченными окнами, на одиноком стуле без спинки, сидел сотрудник министерства иностранных дел Чарльз Честер. Выглядел он ужасно. Некогда чистое, бледное, с чеканным профилем лицо превратилось в неузнаваемую маску из кровоподтёков. Тонкие музыкальные пальцы были разбиты в кровь. Мицкевич удивлённо подумал: «Дрался, что ли, он с ними?» Причина неприглядного состояния кистей рук Честера выяснилась позже. Допрос вёл невысокого роста человек в форме майора, а физическое сопровождение допроса осуществляли два крепких сержанта. Выглядело это следующим образом. — Как ваше имя? — спросил майор. — Чарльз Честер, — ответил допрашиваемый непослушными губами. — Ответ правильный. Где вы работали? — Почему работал? Я являюсь сотрудником Министерства иностранных дел. Приказа о своём увольнении я не видел. — Допустим, ответ правильный. Как зовут вашу сестру? — Гертруда. — Ответ правильный. Пока майор задавал простые вопросы, сержанты стояли как вкопанные, без единой эмоции на лицах. Но прозвучал следующий, более сложный, вопрос: — На чью иностранную разведку вы работаете? — Я не работаю ни на чью разведку, мистер! — Ответ неправильный! Последняя фраза майора, подобно спусковой кнопке, привела в движение заплечных дел мастеров — будто запустила заводные механизмы. Один схватил Честера за предплечья и заставил положить ладони на поверхность обитого железом стола, второй тут же ударил по кистям рук допрашиваемого металлической линейкой. Чарли невольно вскрикнул от боли и попытался вырвать руки, но крепкие пальцы сержанта удерживали их на месте. Второй экзекутор ударил ещё, ещё… — А-аа… А-ааа… — Довольно! — вскрикнул майор, затем тихим добродушным голосом спросил: — Больно, Чарльз? — Да-а! — ответил Честер с гримасой на лице. — А станет ещё больнее, если будете упорствовать! — Я ничего не знаю, мистер… как вас там! Я ни в чём не виноват! Зачем вы меня мучаете? Отпустите меня! У меня больная сестра. За ней нужен уход. Она помрёт без меня. — Конечно отпустим, — сказал ободряюще майор. — Только ответьте на несколько вопросов правдиво. Да так, чтобы я поверил! — Я говорю правду! Майор откинулся на спинку стула и посмотрел на капитана Бартона. Тот едва заметно кивнул. — Знаете этого человека? — последовал очередной вопрос. Честер приподнял голову и единственным, не заплывшим от кровоподтёка, глазом посмотрел на находящихся в комнате. — Кого? Вас майор и этих мучителей знаю четвёртый день. Мистера Бартона знаю давно. Здравствуйте, мистер Бартон! Скажите им, чтобы перестали меня мучить! Джордж промолчал. — А этого человека вы знаете? — майор повторил вопрос, показав пальцем на Яна. Мицкевич внутренне напрягся. Он начал понимать, что весь этот спектакль устроен ради него. Несомненно, это была очередная проверка по инициативе Бартона. Потянулись мучительные мгновения, пока Честер поворачивался корпусом, не вставая со стула. Они показались для Яна вечностью. Но многолетняя тренировка и природное самообладание не дали присутствующим ни намёка на волнение. — Его? — переспросил Честер. — Да, да! Его! — торопливо сказал майор, не опуская руку, направленную в сторону Мицкевича. — Я не знаком с этим человеком! Так, пару раз встречался в коридорах министерства. — А у нас есть неопровержимые доказательства, что мистер, эээ… Мицкевич и есть тот самый «А», который передавал вам гонорары за секреты министерства. Ни один мускул не вздрогнул на лице Яна. Честер снова посмотрел на него, даже раздвинул пальцами веки, чтобы получше рассмотреть, после чего заявил: — Какая чушь! Никто мне не передавал никаких денег, тем более мистер Мицкевич! — Ах-хаа! — воскликнул майор. — Значит, вы знаете, как его зовут?! А утверждали, что человек этот вам не знаком! — Так вы же только что сами назвали его имя, майор! Молчавший до сих пор капитан Бартон внезапно засмеялся и, панибратски хлопнув по плечу Яна, воскликнул: — Это была шутка! Пойдёмте, мистер Мицкевич! Пускай профессионалы занимаются своим делом. Мицкевич ощутил хладное дуновение неминуемого провала. Он даже физически ощутил этот порыв, будто лёгкий прохладный ветерок развеял волосы на голове. — Вы что-то побледнели, мистер Мицкевич! — сказал Ричард, когда они вышли в коридор. — Да бросьте вы! Мы с вами столько пережили вместе, не думал, что эта невинная шутка может на вас повлиять. — Мистер Бартон, я совершенно ясно понимаю, где работаю. Но в то же время неприятно, знаете ли, ощущать себя загнанным зверем. Вы хотя бы предупредили меня, что собираетесь подшутить надо мной… Бартон снова громко рассмеялся — он был доволен тем, что смог вывести Мицкевича из равновесия. Человек в таком состоянии склонен делать ошибки, а ошибки в конечном счёте приводят к провалу потенциальных шпионов. Джордж на самом деле не думал, что Мицкевич шпион, но устроить проверку в очередной раз следовало. Пусть посмотрит, что бывает с предателями. Поэтому он и привёл его в комнату для допросов. Ян с интересом наблюдал за Бартоном — ему были понятны все его мысли. Сыграть перед ним человека, обиженного недоверием, изобразить растерянность и лёгкий испуг Мицкевичу не стоило особых усилий. Ведь именно так ведёт себя обычный человек, попавший в подобную ситуацию, каким бы он ни был безгрешным, — это его естественная реакция. Так что бдительность Бартона удалось усыпить без труда. Да, на этот раз тоже пронесло. Но Ян чувствовал, что над ним сгущаются тучи. Авторитет доверенного человека, завоёванный перед Бартоном во время путешествия, может сойти на нет. И это зависело от крепости духа Чарльза Честера. Но что значит дух англичанина, если он не подкреплён фунтами стерлингов. Ведь в данном случае Чарльз не во вражеском стане, а у себя на родине, и не защищает ценности своей страны, а продаёт их. Единственным элементом, скрепляющим дух Честера, является его любовь к больной сестре. Как только майор со своими костоломами найдут эту чувствительную струну, допрашиваемый может расколоться, как лесной орех. Честер начал сотрудничать с Мицкевичем сразу по возвращении последнего из путешествия по Азии. Он дал ясно понять, что не прочь продолжить сотрудничество, прерванное с отъездом Мари Штамм из страны. Постоянная нужда в деньгах ускорила контакт Честера с Мицкевичем. Местом конспиративных встреч избрали квартиру Гертруды — её мало занимали посторонние, приходящие к ней вместе с братом. Она относилась к такому типу людей, которые живут в болезни, ради болезни и вопреки болезни — всё вместе. Гертруду ничего не занимало, кроме собственного недуга. Об этом она могла говорить часами. Даже когда в доме никого не было, девушка рассуждала о своей болезни… сама с собой. Только приход любимого брата заставлял её на время остановиться, чтобы проявить сестринские чувства. Но Гертруду хватало на пять минут, после чего разговор сам собой скатывался к обсуждению её самочувствия. Если даже сестру вызовут на допрос, то она мало что вспомнит — слишком сильно была погружена в себя. Корреспонденцию всегда забирал сам Чарльз, но он ни разу не получал шифрованных посланий. Скорее это были любовные письма для поддержания духа. Чарли до сих пор испытывал влюблённость в Марию — писал ей каждую неделю, а она отвечала с той же частотой. С этой газетой, содержащей послание, написанное симпатическими чернилами, было что-то не так. Не могла Мария так подвести Честера. Все указания и денежные средства шли через Мицкевича. Квартира Гертруды, служившая местом встреч Чарли и Яна, находилась в одном из кварталов Ист-Энд — вечно грязного, шумного и пьяного района. Каждую ночь нетрезвые рабочие, возвращаясь из пабов домой, устраивали драки перед окнами Гертруды. Сам Чарльз снимал комнату в Вестминстере, недалеко от министерства, чтобы было удобно ходить на службу. Гонорары, получаемые от русских, позволяли обосноваться в престижном районе, соответствующем его должностному статусу. Тем не менее Честер по четвергам и воскресеньям неизменно бывал у сестры, в непосредственной близости от плебса. По четвергам у него был свободный график работы, предполагающий посещение различных частей Лондонского Сити по поручениям начальника. Пользуясь служебным положением, Чарли позволял себе отклоняться от маршрута и проведывать сестру. А по воскресеньям, после полудня, он встречался с Мицкевичем, чтобы передать требуемую информацию и получить взамен деньги. Честер, со времени знакомства с Мари Штамм, ни на йоту не продвинулся по карьерной лестнице в родном министерстве, но это не мешало ему обладать обширной информацией о делах Соединённого Королевства. Маленькая должность клерка в отделе писем позволяла ему знакомиться с самой свежей информацией от первых лиц страны. Начальство ценило молчаливого и трудолюбивого работника, который не поднимая головы работал за своим столом. Лишь звонок на обеденный перерыв заставлял его оторваться от дел. По окончании рабочего дня Честер заботливо складывал все бумаги в папку, а папку прятал в несгораемый шкаф; тщательно почистив перо ручки, закрывал чернильницу и оставлял на столе идеальный порядок. Это нравилось мистеру Брауну — добродушному на вид толстячку, но строгому и требовательному начальнику. Джеймз Браун каждое утро приходил на работу раньше всех и первым делом проверял столы подчинённых. Забытые с вечера на столе папка, письмо, документ или даже конверт становились причиной грандиозного разноса. — Чему я вас каждый день учу? — вопрошал начальник письмоносцев и делопроизводителей. — Где вы работаете? И сам же отвечал: — Вы работаете в самом что ни на есть секретном отделе министерства! Наш отдел становой хребет министерства. Без слаженной работы нашего отдела наступит коллапс в министерстве. А что вы себе позволяете? После окончания рабочего дня на ваших столах не должна оставаться даже пылинка. А что у вас творится? Бардак! Посмотрите на стол Чарли! Пространная речь мистера Брауна делала молчаливого Честера, скромно стоящего возле своего стола, в глазах сослуживцев образцом для подражания. Если бы они только догадывались о его тайных манипуляциях с документами, проделываемых практически на виду у всего коллектива!.. Нужные письма Честер открывал одному ему известным способом, таким же заклеивал обратно после прочтения информации. Да так, что за долгие годы никто не заподозрил в нём шпиона. Никаких записей Чарльз не вёл — память была отменная. Он мог воспроизвести любое прочитанное письмо или документ с точностью до запятой. Но беда пришла совсем с другой стороны. Не ожидал Чарли, что невинные любовные письма могут привести к провалу. Майор не сообщил ему о том, что перехвачена совсем другая информация. Поэтому Честер так упорно отрицал причастность к неким «С.» и «А.», указанным в шифрованном письме. Но, по всей видимости, майор скоро нащупает слабые места подозреваемого и выведет его на чистую воду — это понимали и Мицкевич, и сам Честер, который уже едва выдерживал физическое воздействие во время допросов… Поздним вечером следующего дня Ян позвонил по телефону из ближайшего паба в русское посольство и обронил условную фразу. Немного поплутав по городу, он отсёк возможные «хвосты» и поехал в кэбе в условленное место. Но и там, тщательно проверив все пути подхода-отхода, сделал контрольный круг по кварталу и только затем вошёл в подъезд неприметного дома. Встреча была назначена с Николаем Сергеевичем Ермоловым — некогда офицером по особым поручениям при посольстве, ныне уже подполковником. Он являлся заместителем русского военного агента в Лондоне Свиты Его Императорского Величества генерал-майора Горлова. Встречи с Ермоловым требовалось искать только в крайнем случае. По мнению Мицкевича, этот момент наступил. Подполковник был уже в квартире, когда Ян вошёл туда со всеми предосторожностями, открыв дверь своим ключом. Николай Сергеевич потушил сигарету и встал навстречу визитёру. Они молча обменялись рукопожатием. — Почему такая спешка? — спросил Ермолов. — Полковник Грин провалился — вы знаете, Честер арестован. Боюсь, что Чарльз долго не продержится. Если его расколют, то мне несдобровать, Николай Сергеевич. Надо выходить из игры. — Не суетитесь, Ян Бозидарович! Придумаем что-нибудь… — А что можно придумать в данной ситуации? Если только убрать его.