Эльза тихо выскользнула из-под руки Яна, стараясь не разбудить его. Однако он спал чутко и после первого же движения девушки открыл глаза, но в темноте она этого не видела — зашуршало платье, затем прошелестели босые ноги, тихо скрипнула дверь комнаты… Ещё некоторое время слышалась возня с одеждой и обувью в прихожей. Эльза постаралась закрыть входную дверь так же тихо, чтобы не потревожить сон мужчины. Она не любила утро. Оно для неё всегда означало прощание, а прощаться она тоже не любила, равно как и оставаться в одиночестве. По этой причине они, после ресторана, поехали не к ней, а к Яну. Настоящим именем девушки было — баронесса Элеонора фон Линдт, но для работы и сцены она укоротила его до Эльзы Линдт. Кому интересна дочь разорившегося австрийского барона… Ни женихов, ни поклонников. Может быть, тому была причиной её надменность?! Или желание быть независимой?! Как бы там ни было, но однажды она попала в поле зрения начальника отдела шпионажа и контрразведки осведомительной службы КС. В то время командовал «Кундшафтсштелле»[8] барон фон Гесль. Ему понравилась эта красивая, артистичная, владеющая несколькими языками ресторанная певица. Кроме того, во время беседы, у Эльзы выявился авантюрный склад характера, временно скрытый аристократическим воспитанием. Но нужда толкнула её на подмостки, заставив отбросить ложные представления о жизни баронессы. До встречи с бароном Геслем жизнь шансонетки протекала однообразно. Каждый вечер она выступала со своим репертуаром в разных ресторанах Вены. Имела определённый успех из-за необычного тембра голоса. Так продолжалось до тех пор, пока ею не увлёкся антрепренёр Враницки — владелец одного из лучших венских театров. Предлагал идти к нему в труппу на необычайно выгодных условиях, каждый день одаривал цветами, присылал любовные записки. В общем, так закружил фройляйн Элеоноре голову, что однажды получил возможность практически изнасиловать её в своём кабинете. После этого Враницки возле фон Линдт не появлялся. Впрочем, она особенно не горевала. В таком состоянии её нашёл капитан Максимилиан Ронге — начальник отдела шпионажа и контрразведки, который, поговорив с ней в один вечеров, пригласил наутро к генералу Геслю. — Где ваши родители? — спросил первым делом Гесль. — Мамы нет в живых, а отец живёт в Гальштате. — Почему вы не остались у отца? — Считайте, что я сюда приехала за лучшей жизнью. — Ну и как? Нашли? Эльза промолчала. Расценив её молчание по-своему, генерал приказал подать кофе. Затем предложил: — Расскажите о себе, баронесса! — Я предпочитаю, чтобы ко мне обращались Эльза. Эльза Линдт. — Хорошо, фройляйн Эльза. Какое у вас образование? Что вы умеете делать, кроме пения? — Образование я получила домашнее, благо в то время у нас были ещё средства к существованию. Учителя у меня были хорошие. Кроме родного немецкого владею тремя языками. Английский, французский. И ещё разговорный русский. Пению учил итальянец, поэтому немного понимаю итальянский. — Прекрасно! Хорошо! — сказал барон. — Надеюсь, капитан Ронге вам уже рассказал, чем мы тут занимаемся?! — Да, герр Гесль! Я поняла, что вы шпионите за врагами империи. — Ну, в двух словах это так, фройляйн Эльза. Только мы шпионим не только за врагами. Вы готовы отправиться за пределы Австро-Венгерской империи? — Да, герр генерал, готова! — В таком случае в Эвиденцбюро[9] с вами проведут разъяснительную работу и учёбу, а позже мы вернёмся к разговору. После довольно длительного обучения в агентурном отделе, где Эльза приобрела навыки настоящего шпиона, её решено было привлечь к работе против русских. Причём на территориях, где они меньше всего ожидают подвоха, а их агентурная сеть чувствует себя вольготно, — в Лозанне, Париже и Лондоне. Строго говоря, толчком к активизации деятельности немецких спецслужб против России стал Боснийский кризис 1878 года. Тогда Австро-Венгрия аннексировала Боснию, вызвав резкое недовольство Петербурга. И уже в 1882 году действовавшие в России и других странах австрийские консульства получили указание приступить к целенаправленному сбору разведданных. Кроме того, было настоятельно рекомендовано оказывать всяческое противодействие русским агентам и приступить к их активному выявлению. К концу столетия в Российской империи имелось до сотни тайных агентов КС, на содержание которых ежегодно выделялось почти 60 тысяч гульденов. Руководство Эвиденцбюро пришло к мнению, что действовать только на территории России недостаточно, необходимо активизировать контрразведывательную деятельность против русских в других странах силами специально подготовленных агентов. Предполагалось, что таким образом будет вноситься сумятица в работу русского Генштаба и вследствие этого времени и сил для выявления шпионов на собственной территории останется мало. Эта сложная комбинационная игра должна была принести свои плоды. Невозможно утверждать, что российская сторона никак не боролась со шпионами иностранных государств. В 1892 году при Генеральном штабе было создано «Особое совещание» из представителей военного ведомства, Министерства внутренних дел, Министерства иностранных дел, Корпуса жандармов и Министерства финансов. В ведении последнего находилась пограничная служба. А в компетенцию нового органа входило выявление иностранных шпионов при пересечении ими границы, наблюдение за подозрительными лицами, пресечение разведывательной деятельности путём изъятия добытой информации и высылки виновных за пределы России. Для противоборства вражескому шпионажу рекомендовалась следующая схема: консулы сообщают о планируемом приезде подозрительных иностранцев; при регистрации на паспортах ставится особая отметка, что служит для таможенников сигналом к более тщательному досмотру багажа. В случае получения дополнительных подтверждений шпионских намерений полиция устанавливала за сомнительными личностями негласный контроль. В поездах за приезжими присматривали обер-кондукторы, на станциях — станционные жандармы. К наиболее подозрительным лицам прикреплялся жандармский унтер-офицер. По прибытии подобных «гостей из-за рубежа» на место о них сообщалось губернскому жандармскому управлению, штабу военного округа и полиции. В случае уличения иностранца в изготовлении топографических карт местности или изучении военных объектов его немедленно брали под стражу и конфисковывали собранные материалы. Практиковался и ещё один оригинальный, истинно русский, способ противодействия. Офицеров-генштабистов иностранных армий, прибывших для стажировки или языковой практики в единственный открытый для них в Российской империи город Казань, попросту спаивали и по возможности пытались перевербовать. Немало успешных и подававших надежды на военном поприще офицеров загубили свою карьеру в этом провинциальном городе. …Эльза Линдт села в ожидающий её красный автомобиль и, бросив взгляд на окно второго этажа, приказала шофёру трогаться. Она не заметила, как Ян, укрывшись за портьерой, провожал её взглядом. На его лице сияла довольная усмешка. Боже упаси расценивать её как выражение довольства победой на любовном фронте. Это было бы недостойно для джентльмена. Усмешка означала кое-что значительнее — он узнал тайну провала Чарльза Честера. Вот что поможет ему выйти из сложившейся ситуации с честью!.. А дело обстояло следующим образом. По дороге домой Ян «признался» Эльзе, что является агентом разведки кайзеровской Германии. Специально для неё пришлось придумать душещипательную историю о том, как в Варшаве вся его семья была арестована царскими жандармами за содействие немцам и отправлена на каторгу в Сибирь. При слове «Сибирь» у Эльзы округлились глаза. — И только мне одному удалось сбежать по дороге и пробраться сначала в Австро-Венгрию, а затем в Германию. Там попал в поле зрения Абвера[10]. После долгого изучения было принято решение направить меня не в Россию, а в Англию. Вот таким образом я оказался в Лондоне. — А что стало с вашими родственниками? — участливо спросила Эльза. — Через агентов в России мне удалось узнать, что они все погибли… — Сочувствую… — сказала Эльза, слегка пожав его прохладные пальцы. — О, да вы замёрзли, мистер! Пальцы совсем холодные! — Это от волнения, мисс Эльза! — ответил Ян и слегка подвинулся к девушке. Она ответила встречным движением. Оставшуюся дорогу молчали. Слова уже стали не нужны. Было темно и относительно тихо — лишь мерные звуки цоканья лошадиных копыт по мостовой просачивались в салон кэба. Ян осторожно коснулся предплечья девушки — она не противилась. Ему мгновенно стало жарко, рука соскользнула вниз, накрыла маленькую девичью ладонь. Медленно проплывающие мимо окна кэба газовые фонари бросали таинственный красноватый отсвет на лицо Эльзы и усиливали блеск её и без того таинственных глаз. Совершенно некстати перед глазами явился образ Ольги, и на мгновение представилось, что это бухарская невольница сидит с ним в карете. Яну казалось, что отчаянное биение его сердца слышно даже кэбмену. Он усилием воли отогнал видение и потянулся к губам агента австрийской разведки; шляпка девушки упала на сидение, но… карета остановилась. — Приехали! Мужчина с женщиной облегчённо засмеялись, разрядив витающее в воздухе напряжение. Затем Ян всё-таки крепко стиснул её в объятиях, нежно, насколько было в его силах, поцеловал и, выйдя из кареты, подал руку, чтобы помочь спуститься на мостовую… — …Позвольте войти, мистер Бартон? — спросил Мицкевич, постучавшись в кабинет капитана. — А, мистер Мицкевич! С чем пожаловали? — Я пришёл восстановить доброе имя Чарльза Честера. — Вот как?! — Бартон удивлённо вскинул голову. — Ну, присаживайтесь! Только дело Честера давно закрыто и сдано в архив. — Я знаю, мистер Бартон, что вы и меня считали причастным к мнимой измене несчастного Честера. Джордж протестующе мотнул головой. — Да, да, мистер Бартон. Не отрицайте! Я же вижу, как изменилось ваше доброе отношение ко мне. В этих условиях мне было нестерпимо находиться. Поэтому я провёл собственное расследование и пришёл к выводу, что так называемый провал Честера не что иное, как тщательно спланированная акция австрийской разведки. — Любопытно. — Я должен доложить, что в Лондоне работает группа шпионов Австро-Венгерской империи. Мне удалось завести знакомство с одним из них и выяснить, что газету «Le Matin» с тайнописью на полях отправила их служба из Лозанны по известному адресу для того, чтобы скомпрометировать нашего сотрудника. Их целью являлась попытка завербовать Честера. Тут Мицкевич умолчал о том, что на самом деле акция австрийцев была направлена против русских агентов, действующих в Англии. Такая возможность у них появилась в результате предательства подполковника Иваницкого, который снабдил разведку Австро-Венгрии списком русских агентов, работающих в Европе. Только по счастливой случайности Мицкевич не попал в данный перечень. Но зато Мария Штамм и Чарльз Честер не миновали этой участи. Воспользовавшись её адресом в Лозанне, австро-венгерская разведка состряпала письмо на имя сестры Честера, в результате которого и был арестован Чарльз. — Продолжайте, мистер Мицкевич. — Так вот, мистер Бартон, ещё до получения той злополучной газеты, на Чарльза вышла некая Эльза Линдт с целью склонить его к сотрудничеству. Было совершено три попытки. В первый раз она попыталась его соблазнить, во второй раз попробовала подкупить, а когда эти варианты не прошли, устроила провокацию с письмом. — Хорошо, мистер Мицкевич. Я вам верю. Раз вы это рассказываете, значит, у вас есть доказательства. Так?! — Да. — В таком случае сейчас пойдём к Хамильтону и вы там повторите всё то, что мне тут наговорили. Бартон по внутренней связи позвонил в приёмную начальника и попросил разрешения прибыть с важным докладом. — Сейчас доложу мистеру Хамильтону, — прощебетал женский голос в трубке. Через некоторое время телефонный аппарат зазвонил на столе Бартона. Джордж поднял трубку: — Алло! Слушаю! — Вы можете прибыть, сэр! — сообщила секретарша. Через минуту-другую Бартон с Мицкевичем сидели в кабинете генерала Хамильтона. Джордж сначала ввёл шефа в курс дела, а после Ян повторил то же самое, что рассказывал Бартону. — А чем вы докажете свою правоту? — спросил брезгливо Хамильтон, попыхивая трубкой, когда Мицкевич закончил. — Сэр, дело в том, что упомянутая мною Эльза Линдт готова стать двойным агентом и просит вашей аудиенции. Она сама может рассказать то, о чём я говорил минуту назад. Эти слова заставили генерала отложить трубку и удивлённо посмотреть то на Бартона, то на Мицкевича. — Если это правда, то вы проделали прекрасную работу. Приводите свою Эльзу… как её там? — Эльза Линдт, сэр! — Жду вас завтра к десяти утра. — Хорошо, сэр! Будет исполнено! Вечером Мицкевич снова находился в ресторане «Rules». Метрдотель его узнал и лично проводил до столика. Заказав неизменный набор из ростбифа и барлиуайна, Ян приготовился слушать выступление Эльзы. На этот раз она избрала для выступления образ роковой женщины. Чёрные волосы были завиты крупными локонами, ярко-красная помада на губах контрастировала с бледным лицом; иссиня-чёрное платье держалось на тонких бретельках, открываясь глубоким декольте; белое жабо из страусиных перьев обнимало шею; в эффектно откинутой руке с любимым малахитовым мундштуком дымилась сигарилла. В тот вечер Эльза исполняла французские романсы, чуть надрывным голосом. Закончив выступление песней Делиба «Восточные танцовщицы», Линдт подсела к Яну. — Ну, как я сегодня? — спросила Эльза. — Ты, как всегда, прекрасна! — Я о выступлении! — Твой голос звучал завораживающе, — ответил Ян. — Я не мог упустить возможность в очередной раз послушать тебя. Ты почему ушла сегодня не попрощавшись? — Я не люблю прощаться. Ты поговорил с начальством? — Да, Эльза! Они нас ждут завтра в десять утра. А ты сегодня поедешь ко мне? — Нет! — отрезала Линдт. — Прости, но нам не стоит дальше продолжать. Ни к чему хорошему это не приведёт. Я предпочитаю в своей работе ни к кому не привязываться.