— Выдайте нам иноверца и согрешившую с ним Асию! — Какой позор! Какой стыд! Какой грех! Снова полетели камни в окна несчастной Асии. В доме никого, кроме неё и гостей, не было — слуги разбежались заранее. Похоже, их известили, что дом подвергнется нападению. — Я Сейф аль-Малюк! — крикнул в проём разбитого окна друг ахунда. — Что случилось? Почему вы забрасываете камнями этот дом? — В этом доме совершён грех! — послышались голоса в ответ. — Ты, уважаемый Сейф аль-Малюк, можешь уходить! Тебя не тронем! Только пусть выйдут Асия и иноверец-кяфир! — С чего вы взяли, что здесь совершён грех? — опять крикнул Сейф аль-Малюк. — Я отвечаю своим добрым именем: здесь ничего подобного не произошло! Люди на улице погалдели, пошумели, поспорили некоторое время, и снова раздался голос, но уже твёрдый и требовательный: — О совершённом грехе нам сообщили слуги Асии. А ты, Сейф аль-Малюк, уноси ноги и дай нам войти в дом. — Заходить в чужой дом без спроса — харам! — Тогда выдай нам этих людей! Опять в дом влетел большой камень и, ударившись о стенку, разнёс посуду, расставленную на полке. В женской половине послышался плач без вины виноватой женщины. Наконец проснулся и Мустафа. Он стоял в проёме двери, рассматривая учинённый погром ничего не понимающими глазами. Абу Али тут же подскочил к мальчику и прикрыл его своим телом. Как оказалось, вовремя — через мгновение небольшой камень, пущенный чьей-то умелой рукой, попал в голову слуги. Хлынула кровь, заливая его глаза. Абу Али уронил саблю и схватился за рану. — Мустафа! — крикнул Мицкевич. — Иди ко мне! Он закрыл руками мальчика и присел в углу, куда камни не долетали. — Что будем делать, Абдалла Хан? — спросил Сейф аль-Малюк. — В дом они побоятся зайти. Харам. Но в то же время мы не можем здесь всё время сидеть. Надо выбираться. — Что если послать за помощью в Мингору? — Кого? — спросил в ответ Сейф аль-Малюк, кивнув в сторону раненого. — Его, что ли?! Ему самому требуется помощь! — Я смогу! — сказал со стоном Абу Али. Он, сидя на полу, перевязывал себе рану разорванной рубашкой. — В любом случае это надо сделать ближе к утру, когда у собравшихся притупится внимание, — сказал Мицкевич. — Некоторые, потеряв терпение, уйдут домой, а остальные не будут бодрствовать всю ночь. Подождём. Но собравшиеся возле дома Асии были организованы лучше, чем предполагал Мицкевич. После некоторого времени, данного Сейф аль-Малюку на раздумье, на улице вдруг стало ярко от множества зажжённых факелов. Через секунду они с рёвом полетели в окна. Выбора не оставалось — надо было срочно выбираться из дома. Позвали Асию и выскочили на задний двор. Из-за дувала, отделяющего соседское подворье, показалась седобородая голова. — Э-ээ! Асия ханум! Мустафа! Идите к нам. Я вас спрячу. Не бойтесь! Людей, только что подвергнувшихся нападению, не надо было долго упрашивать. К дувалу быстро подтащили арбу и, воспользовавшись ей как подставкой, перебрались на соседский двор. С его стороны к стене уже была приставлена лестница. Асия сразу ушла в женскую половину. Оттуда послышались её плач и успокаивающий голос хозяйки. — Это люди Шариф Хана, — сказал старик. — К нам тоже заходили, звали на улицу. Но я не поверил, что Асия ханум согрешила. Мы её знаем давно. — Надо послать за подмогой, — заявил Сейф аль-Малюк. — Иначе они нас и здесь найдут. И лошадей жалко — сгорят ведь. — За лошадей не волнуйтесь, — ответил старик, оглаживая бороду. — Я к людям сына отправил. Он умеет убеждать, да и Аллах силой не обидел. Не боится он Шариф Хана. А люди глупые — всему верят. Скажут, согрешила такая-то, вот начинаются крики, визги, обвинения… А придёт другой и расскажет по-другому — все устремляются к нему. Действительно, не прошло и получаса, как голоса на улице поутихли, а пожару в доме не дали разгореться — стали тушить. Здесь, похоже, постарался сын старика, защищая от огня и своё жилище. Несколько человек вывели из стойла лошадей и привязали на безопасном месте. Потихоньку люди стали расходиться по домам, остались только пятеро из окружения Шариф Хана. Но и они не решились зайти в дом Асии. Долго спорили между собой, но так как самого предводителя среди них не было, то тоже решили убраться с места преступления, посчитав, что женщина и иноверец задохнулись в дыму: завтра узнают, посветлу. Об этом сообщил вернувшийся домой сын старика. — Рахим, сынок! — сказал старик. — Иди, сходи за лошадьми гостей, да ещё запряги в нашу арбу пегую кобылу. Потом проводишь до окраины города. Гостям пора в путь. — А может, нам дождаться помощи из Мингоры?! — засомневался Сейф аль-Малюк. — Можете, конечно, остаться, — ответил старик. — Мой дом — ваш дом. Но когда придёт ваша помощь? По этой темноте пока доберёшься до Мингоры — пару часов пройдёт. И обратно два часа. К этому времени уже утро наступит. Я больше чем уверен, что Шариф Хан заставит людей вернуться к дому, проверить… — Да, согласен! — прервал старика Сейф аль-Малюк. — Зря я не взял с собой охрану. Зовите, уважаемый, Асию! Надо уезжать! Мустафа с матерью и раненым слугой сели в арбу, а мужчины вскочили в сёдла. Тепло поблагодарив старика и попрощавшись, тронули поводья. Взвихрилась пыль под копытами скакунов, и по ночной городской улице всадники умчались прочь, а за ними покатила арба, гремя колесами по каменной мостовой. До окраины добрались быстро. Там расстались с сыном старика Рахимом. Он предлагал сопроводить их до Мингоры, но Сейф аль-Малюк поспешно отказался. Оказалось — зря. За отъездом людей из темноты наблюдала пара внимательных глаз. Удостоверившись, что процессия направилась в сторону Мингоры, конник в чёрном одеянии вернулся за товарищами. Догнать беглецов, отягощённых неторопливостью кобылы, запряжённой в арбу, не стоило большого труда. Первым пал Абу Али — от стрелы, со свистом прилетевшей из темноты. Он с удивлением посмотрел на оперение древка, торчавшего из груди, и, охнув, опрокинулся на спину. Заверещала Асия, увидев рядом мёртвого слугу, заплакал Мустафа, больше испугавшись за маму, чем за себя. Мицкевич едва успел соскользнуть с седла под брюхо лошади, как над крупом просвистели несколько стрел. Сейф аль-Малюк, бросив всех, умчался в темноту. Очередной раз тоненько дзенькнула тетива, и стрела оборвала крик Асии. «Так нас перестреляют, как куропаток, — подумал Ян. — Хоть бы какое оружие! Э-эх…» Мицкевич снова залез в седло, поравнялся с арбой, выдернул из неё плачущего мальчика, посадил перед собой и, гикнув, погнал лошадь вперёд. Другого способа спастись не было. Он слышал сзади топот нагоняющих его всадников; пару раз со свистом пролетели стрелы; один раз спотыкнулась лошадь, но удержалась на скаку. Больше всего Мицкевич боялся этого — как бы скакун не попал копытом в яму. Но бог, или Аллах, миловал, ему удалось на некоторое время оторваться от преследователей. Он свернул с дороги к кустарнику, заставил лошадь улечься на землю (так обычно делают казаки) и, приставив палец к губам, попросил Мустафу замолчать. Тот понятливо кивнул. Через некоторое время на дороге появился силуэт одинокого всадника. Из-за поворота навстречу ему выехали преследователи Мицкевича. — Стойте! — воскликнул инициатор погони. — Вы что, потеряли их? — Они же за вами поскакали! И вы не встретили?! — Шайтан вас подери! Не можете выполнить простое поручение! Я всё сделал для того, чтобы вы смогли захватить мальчика и убить этого уруса. Вместо этого убили всего лишь слугу. — Ещё нами убита Асия, уважаемый… — Вот! — прервал собеседника зачинщик происходящего кошмара. — Всё, на что вы способны. За что я заплатил столько рупий? Чтобы убить слугу и женщину?! Мустафа, услышав про гибель матери, захныкал, но Ян своевременно зажал ему рот и снова прижал палец ко рту. — Тс-сс! — сказал он шёпотом. — Тихо, Мустафа, прошу тебя, потерпи! Мальчик немного успокоился и сам зажал себе ручками рот, показывая, что будет молчать. А Мицкевич снова стал прислушиваться к разговору незнакомцев. Уж больно одинокий всадник силуэтом и голосом напоминал Сейф аль-Малюка, но Яну не хотелось этому верить. Поэтому он старался услышать и увидеть сквозь листья кустарника побольше. Наконец его ожидания были вознаграждены, когда один из бандитов громко воскликнул: — Всё, уважаемый Сейф аль-Малюк, мы свою часть договора выполнили! Это из-за вашего упрямства нам не удалось выкурить их из дома! Надо было забрать мальчика и выйти к нам. Тогда не пришлось бы гоняться за ними в темноте. — О чём ты говоришь, Шариф Хан? Меня ни в коем случае нельзя впутывать в эту историю. Всё должно было случиться, как планировали. Впрочем, это уже не важно. Надо найти мальчика. Они не должны далеко уйти. — Тогда надо будет ещё заплатить моим людям. Мы бесплатно не работаем. — За этим дело не станет. На, держи мешочек! Здесь есть немного серебра. Остальное по исполнении. И запомните: мальчик мне нужен живой, а урус — мёртвый. Глава 7 1877 год. Княжество Сват. Завещание великого ахунда. Путешествие за сокровищами После того, как Сейф аль-Малюк и бандиты Шариф Хана уехали с того места, где прятались беглецы, Мицкевич принял решение без промедления двинуться не в Мингору (там ему делать было нечего), а в селение Батхела, расположенное в Малаканде. Этот населённый пункт Ян выбрал не случайно. Перед смертью Абдул Гафур, оставшись с ним наедине, сунул в руку Мицкевича записку с указанием названия этого села и именем человека, к которому надо было обратиться. — …Запомни, Абдалла, — сказал Абдул Гафур. — Этот человек обязан мне всем, что у него есть. Приедешь к нему с Мустафой. Он хорошо знает его. Мы однажды заезжали к нему с моим сыном… Я тогда предупредил, что однажды к нему приедет человек с Мустафой. Только в этом случае он покажет, где спрятаны мои сокровища. Абдул Гафур замолчал, чтобы перевести дух. Разговор отнимал у него много сил, хотя он говорил медленно и тихо. Только ни Ахунд, ни Мицкевич не подозревали, что их разговор подслушивает Сейф аль-Малюк. Именно в тот момент в его голове созрел коварный план. А ведь ему стоило бы прислушаться к заключительным словам, которые высказал Абдул Гафур, вместо того чтобы предаваться мечтаниям о скором обогащении. — Не спрашивай меня, откуда эти богатства, — продолжил ахунд. — Главное, мы не должны забывать, что блага, которыми мы пользуемся, даёт нам не случай, а небесные силы Всевышнего. Они невидимо разрушают расчёты злых людей, которым иногда на время удаётся обмануть и обокрасть кого-то. Жизнь даёт нам бесчисленные примеры, в которых открывается божественное провидение. Будь честен перед собой и перед Всевышним, Абдалла, и тогда провидение не оставит тебя. Вручаю в твои руки не столько сокровища, а сколько самое главное моё богатство — сына Мустафу. Береги его! А теперь иди и позови Сейф аль-Малюка… В Батхелу добрались только к вечеру третьего дня. Дом торговца коврами Омар Хана нашёлся быстро — его знал каждый прохожий. Хозяин встретил сдержанно, не выказывая никакой радости, потому как трудно было узнать в оборванце с грязным, искусанным комарами лицом Мустафу — сына великого ахунда. Лишь через некоторое время после разговора, когда Мицкевич показал записку Абдул Гафура, торговец расплылся в улыбке, признав руку духовного лидера. Тотчас была организована купель с горячей водой для помывки гостей и накрыт дастархан со всевозможными яствами. Вести о кончине ахунда ещё не дошли до Малаканда, поэтому Омар Хан не преминул спросить: — Как поживает учитель? Я слышал, что он приболел. — Великий учитель Абдул Гафур оставил этот бренный мир четыре дня назад, — ответил Ян и возвёл взгляд к небу. — Поэтому мы с Мустафой здесь. — Йа Аллах! — воскликнул Омар Хан и, поднеся руки к лицу, стал шептать слова молитвы по усопшему. Ян присоединился к нему — дабы соответствовать облику правоверного. Закончив молитву, Омар Хан повернулся к Мицкевичу и сказал: — Я предупреждён учителем о том, как поступить, если ко мне явится человек в сопровождении Мустафы. Сегодня отдохните, наберитесь сил, уважаемый Абдалла Хан, а завтра пойдём в горы. Идти далеко, поэтому силы вам понадобятся. — Боюсь, у нас нет времени на отдых, уважаемый Омар Хан. За нами по пятам идёт Сейф аль-Малюк с бандитами Шариф Хана из Сайду-Шарифа. — Как? — удивлённо воскликнул Омар Хан. — Сейф аль-Малюк был лучшим другом учителя. Его доброе имя известно даже здесь. — К сожалению, он стал на путь предательства. Не смог устоять перед испытанием богатством. Решил сам завладеть сокровищами ахунда. В горы отправились немедля. Омар Хан взял с собой слуг, вооружённых длинноствольными джезайлами. Эти мушкеты, изогнутые, как ядовитые змеи и украшенные разнообразными изящными рисунками, придавали слугам грозный вид. Сам Омар Хан предпочёл вооружиться длинным индийским ножом, который заткнул за пояс, а Мицкевич выбрал английскую саблю с тяжёлыми металлическими ножнами. В случае чего ими можно было воспользоваться в бою для парирования ударов. Кроме этого, в арсенале торговца нашлось настоящее сокровище для ближнего боя — восьмиствольный пеппербокс Крамера. Он представлял собой восьмимиллиметровый гладкоствольный капсюльный пистолет, названный перечницей из-за сходства с малой ручной мельницей для размалывания перца. Тщательно зарядив стволы, Ян захватил это чудо техники с собой. До подножья горы добирались на лошадях. Дальше начинался крутой подъём по тропе, поэтому Омар Хан решил оставить двух слуг с лошадьми внизу, а самим идти пешком. Мустафа мужественно принял решение присоединиться к ним. Предстояло подняться по очень сложной малохоженой тропе, хоть и на небольшое расстояние: приходилось всё время быть настороже, чтобы не улететь в пропасть или в лучшем случае не подвернуть ногу среди множества камней. Со слов Омар Хана, стало ясно, что наверху, в горной пещере, раньше проживал суфийский отшельник-захид. После его смерти тропа и пещера были заброшены, чем и воспользовался ахунд, для того чтобы спрятать свои сокровища. — Вот, слава Аллаху, мы и пришли! — заявил Омар Хан, когда путники достигли более-менее просторной площадки. — А где же пещера? — спросил удивлённо Мицкевич. Тропа здесь заканчивалась тупиком, и нигде не было видно входа в грот. Во всяком случае, с того места, где они стояли. — А вы посмотрите повнимательнее… — сказал Омар Хан, хитро улыбнувшись. Его спутники бросились на поиски, но, несмотря на многократный обход палатки, не обнаружили ничего похожего на вход. Ян даже попробовал сдвинуть с места некоторые камни, полагая, что там, возможно, находится заветная пещера. Наконец Омар Хан смилостивился. Он подошёл к тому самому камню, который пытался сдвинуть Мицкевич, только с другой стороны. Подставил плечо и легко стронул его с места, открыв нишу высотой в половину человеческого роста. Затем приказал одному из слуг зажечь факелы, и люди по одному проникли в просторный грот. Трепещущий свет пламени выхватил в темноте подобие каменной лестницы, уходящей вверх вдоль противоположной стены. К ней-то и повёл своих спутников Омар Хан. Почти у самого потолка обнаружилось ещё одно отверстие, но уже большего размера, чем вход в грот. Да и само новое помещение оказалось огромным: свет пламени факелов не достигал ни потолка, ни стен. Лишь внизу сверкало зеленоватой водой небольшое озерцо. Люди начали осторожно спускаться к этому водоёму. В пещере царила гнетущая тишина, изредка прерываемая капанием воды и шагами людей. — Копайте здесь! — приказал Омар Хан, указав слугам место тайника. Они отложили джезайлы в сторону и взялись за кетмены. Через некоторое время кованое острие одного из ручных орудий ударилось о металл и высекло искру. Помощники Омар Хана быстро разгребли мелкие камни и подняли тяжёлый сундук, обитый железом.