Часть 12 из 39 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Сядьте, юноши, – произнес ректор, выйдя к кафедре. Ни принц, ни Анри не захотели спорить. Анри занял свое прежнее место, а Жоан почти упал в кресло в третьем ряду, возле стайки девушек в розовом. Девушки смотрели на него с сочувствием и интересом, одна из них заботливо погладила его по руке, вторая поднесла к носу хрустальный флакон с нюхательной солью. Пусть наглец с невероятным самолюбием, но все же принц – а к принцам надо держаться поближе. Иногда так и в принцессы выбиваются.
– Никаких дуэлей в академии не будет, – продолжал ректор. – Я призываю студентов уважать своих преподавателей. А преподаватели пусть имеют некоторую снисходительность к пылу юности.
Элиза покосилась в сторону Анри.
Он сидел совершенно спокойно, его вид был равнодушен и невозмутим. Но Элиза чувствовала, что впереди всех ждут неприятности.
* * *
Ректор говорил долго – так долго, что часть студентов начала дремать. На последних рядах уже перебрасывались огненными шариками-веселушками, которые вызывали щекотку, и хихикали. Элиза сидела с идеально прямой спиной, смотрела на Акиму, и серебряная нить в ее ауре была почти неразличима.
Если нет того опыта, который был у Оберона, то ее и не заметить. Вот и прекрасно: Элиза будет жить спокойно, не опасаясь, что особо рьяный студент обезумеет от ненависти к порождениям тьмы настолько, что применит на ней навыки, которые получил во время занятий.
Парни, которые учились на факультете Оберона, были полны ненависти. Ненависть двигала всей их жизнью – у каждого порождения тьмы отняли или изувечили близкого человека. Иногда Оберон думал, что без потери не станешь охотником.
Он ведь тоже потерял. И только после смерти Женевьев окончательно стал тем, кем стал.
– А кто та девушка с деканом? – услышал Оберон едва различимый шепот. Второкурсницы с факультета предвидения, деловитые и любопытные, им до всего было дело. Не надо было оборачиваться, чтобы понять: они глаз не сводят с декана и его спутницы.
– Это его невеста. И новая ассистентка милорда Ламера. Вчера приехали.
Акима наконец-то закончил свою речь, хлопнул в ладоши, и над залом вспыхнули огоньки – знак начала учебного года. Неугасимое пламя символизировало свет науки, который разгоняет тьму невежества и защищает от бед. Студенты восторженно ахнули и зааплодировали.
Оберон не мог не радоваться тому, что на них с Элизой больше не покушались. И искренне удивлялся тому, что убийцы оставили свои попытки добраться до них. Домоправительница вчера прислала ему очередное письмо: ремонт идет, ничего не нашли, никто не интересовался делами юной Леклер.
Это было странно. Оберон полагал, что случилось нечто, после чего смерть Элизы стала бессмысленной. Но каким было это нечто? Почему организатор потратил время и немалые деньги на сгибельника и артефакт для пистолета, а потом все бросил?
Неужели Элиза почему-то стала не нужна ему?
Чем больше Оберон думал об этом, тем сильнее верил в то, что убийца еще нанесет удар. И надо быть к нему готовым.
Когда студенты потянулись к выходу из зала, Оберон увидел, что принц Жоан быстрым шагом спустился и придержал Анри за руку. Зельевар остановился с таким видом, словно собирался отправиться на дуэль прямо сейчас.
– Прошу меня простить, милорд, за мою дерзость. – Насколько мог судить Оберон, принц говорил совершенно искренне. Ему и в самом деле было стыдно. – Я сам не понимаю, что на меня нашло. Я, конечно, бесстыжий наглец и гордец, так говорят мои родители и весь наш двор, но не настолько. Простите меня. Я действительно поступил плохо.
Анри сцепил руки за спиной, покачался с пяток на носки. Выглядел он крайне задумчиво.
– И вы меня простите, – ответил он. – Обычно я не швыряю студентов по залу, какими бы наглецами и гордецами они ни были. Мой максимум – это отработка, мытье полов в большой лаборатории.
– Подождите, – нахмурился Оберон. В груди снова ожило предчувствие неприятностей. – Ваше высочество, ну-ка, взгляните на меня.
Принц послушно вытаращил на него глаза – Оберон дотронулся до его лба, всмотрелся, но не обнаружил ни затемнений ауры, ни мутных нитей в зрачках, которые указали бы на магическое воздействие.
– Что-то страшное? – спросил Жоан, и за страхом в его голосе звучало любопытство. Кажется, парня просто завораживала магия, поэтому он и набился в студенты.
Что еще ему делать дома? Пить и портить девок? Если у тебя есть хоть капля ума, то это быстро приедается, – а этот Жоан не был дураком. Дураки никогда не просят прощения.
– В том-то и дело, что ничего, – признался Оберон. – Анри, дай я проверю…
– Я бы все почувствовал, – хмуро сказал зельевар, но все же подставил лоб под его руку. Ничего. Все было чисто. Один нахамил, второй от этого вспыхнул, как спичка, но раньше Анри всегда сохранял ленивое равнодушное спокойствие. Он никогда не сорвался бы от обычной венценосной невоспитанности так, чтобы бросать принца крови словно мячик. Оберон убрал руку, и Анри вздохнул.
– Я готов был вас убить, молодой человек.
Оберон посмотрел в сторону окна: Элиза стояла в компании Примроуз и Келли со второго курса. Хорошие девушки из невероятной глуши, честные и правильные. Будет прекрасно, если они подружатся, Элизе нужны приятельницы ее возраста.
«Не сидеть же ей сычом в моей компании», – подумал Оберон. Утром между ними было на пять шагов больше. Постепенно они окончательно отдалятся.
И почему это так печалит? Потому что его прошлое стало прошлым и он не знал, как быть с будущим? Одичал на своих болотах, разучился общаться с прелестными барышнями… Оберон почувствовал, что снова начинает злиться.
– Я это понял, – признался принц и дотронулся до середины лба молитвенным жестом. – Мне было так страшно лишь один раз. На охоте. Я думал, что там в кустах кабан, а это оказался дракон. Как же я от него бежал! Хорошо, что он еще не встал на крыло, гнался за мной пешком. Если бы он умел летать, я бы сейчас не имел удовольствия беседовать с вами.
– Никакого воздействия не было, – произнес Оберон. Элиза с улыбкой распрощалась с новыми знакомыми, девушки помахали ей и почти вприпрыжку направились к дверям. – Но вся эта ситуация мне не нравится. Жоан, я прошу вас как декан вашего факультета: ведите себя прилично. Тут никто не будет подавать вам кофе и вытирать нос, чем скорее вы это поймете, тем лучше для вас.
Он думал, что принц снова вспылит и примется доказывать, что к сопливому носу королевского сына выстроится целая очередь прекрасных дев с носовыми платками, однако Жоан лишь кивнул.
– Хорошо, милорд. Я усвоил урок, – заверил он.
– Если почувствуете хоть что-то необычное, скажите мне, – велел Оберон. Элиза не стала подходить к ним, просто села в одно из кресел. Принц снова утвердительно кивнул головой.
– Да, милорд. Разрешите идти? У меня скоро первое занятие… – Он покосился на Анри и пробормотал: – Как раз зельеварение.
– Идите, – кивнул Оберон, и молодой человек пошагал к выходу. Анри усмехнулся, и они побрели к Элизе.
– Вот что значит хорошая трепка, – язвительно произнес Анри. – Как много ума она отвесила этому юноше! И всего за пару минут.
Оберон покачал головой. Он не сомневался в педагогических преимуществах взбучки, но сейчас…
– Кто-то стравил вас, – уверенно сказал он. – Осталось выяснить, кто и почему.
– Что ж! – беспечно улыбнулся Анри. Сейчас, когда принц ушел, к нему вернулось прежнее веселое расположение духа. – Тогда будем жить дальше, работать и искать негодяя.
* * *
Кабинет, в котором Оберон читал лекции студентам своего второго курса, граничил с маленькой лабораторией, которую Анри отвел под свой склад для того, что сейчас не нужно, но потом может как-нибудь пригодиться, и накопленного количества шагов хватало, чтобы декан и Элиза могли спокойно делать свою работу.
– Сейчас две пары, а потом перерыв, – сказал Оберон. Студенты, которые шли мимо них в аудиторию, с любопытством смотрели на Элизу и своего декана. Всем было интересно, что за женщина теперь делит с ним жизнь. – Если погода позволяет, то я обедаю на свежем воздухе. Присоединишься?
Элиза подумала, что вряд ли у нее есть выбор, и только потом опомнилась и оттолкнула от себя тягостные мысли.
– Конечно, – ответила она. – Сегодня так солнечно! Будто снова лето.
На том они и расстались. Оберон вошел в аудиторию, и Элиза услышала, как гневно пророкотал его голос:
– Какой мерзавец уже накидал шары-вонючки?
Мерзавцы шумно принялись оправдываться, что тут все так и было еще до их прихода.
Однажды Элиза уже была в лаборатории зельеварения – отец приводил ее к какому-то из своих армейских товарищей, чье имя она успела забыть, – но сейчас все равно удивилась обстановке. Да и кто бы здесь не удивился? Чего тут только не было! И бесчисленные держатели с колбами в металлических лапках, и разноцветные груды полудрагоценных камней, и бесчисленное количество пузырьков с деревянными пробками, в которых плавали цветы, и банки с заспиртованными жабами и ящерицами, даже какие-то кости, сложенные в коробку у стены. Анри, который сейчас выглядел как король в королевстве, с важным видом произнес:
– Это запасное хранилище. Почти все здесь пришло в негодность, вам надо будет найти вещи, которые еще можно как-то использовать. Остальное домовые бросят в печку.
Элиза с готовностью кивнула. Она чувствовала какой-то томительный застой в душе и скорее хотела заняться каким-нибудь нужным делом.
– Вот вам артефакт для оценки, – сказал Анри и протянул Элизе маленькую лупу в золотой оправе. – Наводите на предмет, и если загорится желтый, то эта вещь уже бесполезна. А если зеленый, то с ней еще можно работать, тогда отложите ее вон туда, на стол, а я потом заберу и проверю.
– Хорошо, – улыбнулась Элиза. Из-за стены донесся голос Оберона, но она не различила слов.
Что ж, они рядом, это хорошо. И не только потому, что нет боли в груди.
– Загляну к вам после лекции, – Анри улыбнулся в ответ и вышел в коридор.
Когда закрылась дверь, хранилище погрузилось в ту торжественную тишину, которая бывает на кладбищах. И ощущение, что кто-то не сводит взгляда с незваного гостя, было таким же. Элиза похлопала в ладоши, свет ламп сделался ярче, и ощущение взгляда пропало. Самое обычное хранилище, заваленное старым хламом. Как у них на чердаке – туда тоже стаскивали вещи, которые нельзя использовать, а выбросить жалко, вдруг еще понадобятся. Возможно, сейчас кто-то как раз подбирается к этим вещам, уже вынесенным на свалку.
О чем, интересно, лекция Оберона? О том, как убивать оборотней?
– Он не сделал мне ничего плохого, – негромко сказала Элиза. – Он спас мою честь и жизнь. Меня бы уже хоронили, если бы не он. И незачем постоянно искать подвох.
По хранилищу пронесся едва уловимый свежий ветерок, похожий на снисходительную усмешку. «Он спас тебя потому, что в тебе вшита нить, которая не позволяет оборачиваться, – сообщил внутренний голос. – Стал бы он жалеть тебя, будь ты настоящим оборотнем? Что бы он с тобой сделал перед тем, как зарезать?»
– Заткнись, – посоветовала Элиза и принялась за работу.
Груда оранжевых и зеленоватых камней оказалась бесполезной. Когда Элиза брала очередной гладкий камешек и наводила на него лупу, свет был желтым и теплым. Камни были красивыми и почему-то выглядели живыми. Элизе казалось, что в глубине каждого пульсирует что-то маленькое и теплое – пойманный лучик света играл, сплетался в клубок и утекал. Положи на пол эти камни – и они уползут потихоньку.
Птичья клетка, в которой был крошечный скелет, свернутый в кольцо, тоже отразилась желтым. Элиза отставила ее в сторону и невольно обрадовалась тому, что ее пленник давно был мертв. От клетки веяло сырым ужасом, далеким, но все еще реальным.
Каков был обладатель этого скелета? Где он жил? Элиза представила, что такое существо может обитать где-нибудь рядом, и ей сделалось жутко.
В отдельной коробке хранился красно-золотой птичий клюв. Судя по его размерам, птица была примерно с лошадь. Элиза навела лупу, и хранилище залилось ярким зеленым светом.