– Вы не сделали ничего, что каралось бы законом, – ответила она и, взяв один из шариков, поднесла его к губам Элизы. На вкус шарик был похож на виноград и рассыпался во рту мелкими каплями. Голова прояснилась, словно прошло опьянение. – Да, оборотней положено убивать, но не за то, что они оборотни. – Первое убийство в день первого обращения… – проговорила Элиза. – Вернее, в ночь. Кажется, Оберон говорил об этом с Марком. Госпожа Летиция кивнула. – Совершенно верно. Оборотней убивают именно поэтому. Потому что они становятся безумными мясниками. Но вы-то не из таких. Элиза услышала хриплый стон и поняла, что это она так смеется. На мгновение ей сделалось невыносимо жутко, но потом страх отступил. – Я убила зайца в лесу, – призналась Элиза. Госпожа Летиция махнула рукой. – Я тоже убивала зайцев, – сказала она. – В детстве отец брал меня на охоту, мы жили на краю Залесских гребней. Я тоже убивала зайцев, однажды подстрелила лису… – госпожа Летиция осеклась, вспомнив, в какое именно животное оборачивалась Элиза. – Я не хочу оборачиваться, – выдохнула Элиза. – Никогда. Госпожа Летиция ободряюще погладила ее по плечу. Только сейчас Элиза поняла, что с нее успели смыть ту грязь, что налипла в лесу, и переодели в чистую сорочку. От этого невольно становилось легче. – Вот и замечательно. А ваши отношения с Обероном… ну что ж, знаете, как говорят: с кем поведешься, от того и наберешься. Курьез, в определенном смысле анекдот – но не то, за что снимают чины и головы. «Как же это хорошо», – подумала Элиза и вновь скользнула во тьму – но на этот раз теплую, сонную и совсем не страшную. * * * – Это, я думаю, как раз тот случай, о котором никто не должен узнать. Акима выглядел так, словно ничего особенного не произошло. Он бродил по кабинету с чашкой крепчайшего чая в руке и был похож на этакого доброго дедушку, который уже знает, как выручить глупого внука, угодившего в не менее глупую ситуацию. – Как о нем не узнают? – Оберон угрюмо заглянул в чайную тьму в своей чашке и подумал, что это утро полностью выпило из него все силы. Сейчас он готов был вытянуться прямо на полу ректорского кабинета и заснуть дней на пять. – Мы принесли Элизу утром, когда и студенты, и преподаватели уже проснулись. Все видели, что с ней случилось, все поняли, что она оборотень. Акима сделал глоток, прикрыл глаза и поцокал языком. – Я имел в виду, что никто за пределами академии не должен об этом узнать, – уточнил он. – В конце концов, ничего сверхъестественного не произошло. Да, ваша невеста оборотень. Ну и что? Она кого-то успела убить за то время, пока была лисицей? – Нет, – ответил Оберон. – Напугала нашего домового и задавила зайца в лесу. Все. Когда он оставил Элизу на попечение госпожи Летиции, та еще не пришла в себя, но Оберон знал: все должно наладиться. Декан факультета зельеварения знала толк в лекарствах и обещала поставить Элизу на ноги уже к завтрашнему дню. Выходя из спальни, Оберон оглянулся и посмотрел на Элизу – она лежала в его кровати, бледная и холодная, и те магические силы, что схлестнулись над ней за последние часы, наполняли ее звенящей тьмой. Он все бы отдал за то, чтобы Элиза открыла глаза и посмотрела на него прежним взглядом. Чтобы мутный испуг, который он увидел в ней в лесу, ушел и никогда бы не вернулся. Она выживет. Она снова станет прежней Элизой. Оберону хотелось в это верить, но что-то ему мешало. Как раньше, уже не будет. Ночь осеннего полнолуния разделила их жизни на «до» и «после». Осталось решить, что с этим делать. Госпожа Летиция поймала его взгляд и, кивнув на поднос с шариками целебного медзенго, сказала: – Она поправится. Даже не сомневайся. И Оберон ей верил. Ему хотелось думать, что он вернется в свои комнаты после разговора с Акимой, а Элиза уже придет в себя, бледное неживое лицо наполнится румянцем, и все звериное, что принесла ночь осеннего полнолуния, покинет ее и со временем сотрется из памяти. – Заяц – это пустяк, – отмахнулся Акима. – Миледи Элиза не совершила ничего противозаконного, теперь в ней снова нить, которая удерживает оборотничество, так что ни ее, ни вас не в чем обвинить. Никто здесь вас не упрекнет. А за стенами академии, увы, найдется много злых языков, особенно в Министерстве магии. Вы декан, дорогой мой, это хорошая должность. И оплачивается отлично. То, что ваша невеста оборотень, – это курьез, не более – для тех, кто мыслит разумно и здраво. Но есть те, кто ухватится за него и сделает все, чтобы вы стали обычным преподавателем. Есть очень много задниц, которые хотят опуститься в ваше кресло. Сами знаете, при желании можно найти изъян в чем угодно. Оберон угрюмо признал, что Акима прав – стоило только вспомнить его «дружбу» с чиновниками из Министерства магии. Но получится ли утаить в мешке это шило? Кто-то из студентов или преподавателей обязательно проболтается. И господа вроде Лаваля и Азуле сразу же станут спрашивать, а имеет ли право Оберон занимать пост декана, если приблизил к себе девушку-оборотня. Он ведь должен сражаться с ними, разве нет? А что, если она уже успела убить кого-нибудь, а он теперь ее прикрывает? – Вам ведь нужен именно я на посту декана? – спросил Оберон. Акима кивнул. – Разумеется. Знакомый бес лучше незнакомого, а нам нового беса могут назначить со стороны. Понимаете, в чем дело. – Акима снова сделал глоток и отставил чашку. – Я потратил очень много времени и сил на то, чтобы создать именно такую академию. С именно такими деканами и преподавателями, опытными, знающими свое дело. И мне сейчас не нужны здесь никакие министерские сморчки. «Конечно, – подумал Оберон, – потому что со сморчками придется делиться алмазами. А ты уже поговорил с нужными людьми, выяснил финансовые перспективы и возможности сбыта, так что тебе лучше обойтись без посторонних». Оберон перевел взгляд за окно – дождь усилился, темная осень царила и правила безоглядно. Он с тоской подумал, что ему всегда нравилась его работа деканом – нравились лекции, студенты, практики, даже хлопоты с бумагами и расписанием. Оберон чувствовал себя в прямом смысле слова на своем месте – и мог все это потерять. Он поморщился, сжал переносицу. В конце концов, сколько можно бегать по болотам? Он заработал столько, что за несколько жизней не потратить. Если что, он напишет прошение об отставке и они с Элизой уедут куда-нибудь на юг, на Малагарское побережье… Почему бы нет? – Мысли путаются, честно говоря, – признался Оберон. – Хорошо, господин ректор, я вас понял. Мы живем дальше так, словно ничего не произошло. – Совершенно верно! – радостно произнес Акима. В академии есть студенты, чьи близкие погибли в клыках оборотней – и его совершенно не беспокоило, что они будут делать и какими глазами смотреть на декана с невестой, которая перекидывается в лисицу. – А этические проблемы… что ж, они есть всегда, в любой работе. Пусть ваши ребята учатся решать их на чужом примере, чем на своем опыте. Да, Акиму волновало только то, что из-за щекотливой ситуации он может лишиться своего декана. Оберон понимал, что, с точки зрения управленца, это правильно. Веди себя хорошо, будь умницей, и тебя не бросят. Пока это его устраивало. Вполне. – Есть, конечно, и простой вариант, – предложил Акима. – Расстаться с миледи Элизой. Свою часть наших алмазов она получит, этого ей вполне хватит для достойной жизни. Оберон демонстративно почесал в ухе. – Я правда услышал именно то, что услышал? – поинтересовался тем холодным тоном, после которого все понимали, что с ним лучше не спорить и глупостей не говорить. Акима кивнул. Отпираться и уверять, что его неправильно поняли, было не в привычках господина ректора. – Я сказал, что это простой вариант, – произнес он, – но не говорил, что он вас устроит. Не переживайте, друг мой, и живите, как жили. Надеюсь, с вашей невестой все будет в порядке. На этом и закончили. Оберон вернулся к себе и увидел, что Элиза дремлет, свернувшись клубочком под одеялом. По ее лицу скользили тени – воспоминания о минувшей ночи. Никогда они ее не оставят: сгладятся, стихнут, но не уйдут. Песня луны всегда будет с ней. Рядом лежал верный Пайпер, выглядел так, словно ему было стыдно. – Ты бы ее не остановил, – сочувственно произнес Оберон, погладив квиссоле по голове. – Еще разорвала бы тебя, как того зайца. Из-под кровати высунулся домовой – тот самый, который недавно удивился вежливости Элизы – и с самым важным видом доложил: – Я того… шарики даю. По часам. Так велено было. Оберон кивнул. Присев на край кровати, он задумчиво дотронулся до щеки Элизы, провел костяшкой согнутого указательного пальца. Живая, теплая – и все равно она была похожа на призрак, собственную тень. Как влажный отпечаток тумана на стекле: пригреет солнце, и он растает. Он ведь мог и опоздать. С Элизой могло бы случиться что-то страшное; Оберон не хотел об этом думать и все равно думал. – Принеси что-нибудь поесть, пожалуйста, – попросил Оберон. Домовой кивнул и, свернувшись в шар, проворно покатился к выходу. Элиза вдруг шевельнулась и, не открывая глаз, проговорила: – Оберон… – Я здесь, – сказал он, мягко сжал ее руку. Губы Элизы дрогнули в улыбке, словно все наконец-то стало хорошо. – Моя мать не была оборотнем, – прошептала она. – Ее сделали оборотнем… – Что значит «сделали»? – спросил Оберон. Весь его опыт говорил: оборотничество – это врожденное свойство. Если твой дед был оборотнем, ты тоже можешь им стать. Успей вшить нитку и избежишь многих бед – конечно, если у тебя будут деньги на серебро. Но чтобы из обычного человека сделали оборотня? Оберон никогда о таком не слышал – и почему-то был уверен, что Элиза говорит правду. Элиза не откликнулась. Ресницы дрогнули, дыхание стало ровнее, а сон глубже. В комнату вкатился домовой с подносом, но Оберону расхотелось есть. Он поднялся с кровати и негромко сказал: – Присмотри за ней. Мне нужно в библиотеку. * * * – Чтобы человека превратили в оборотня? Никогда о таком не слышала. Оберон провел в библиотеке несколько часов, но даже в самых старых книгах, которые почти рассыпались у него в руках, не нашел ничего, что хоть как-то прояснило бы слова Элизы. Выходя из библиотеки, он встретил Аверну и устало спросил, не знаком ли ей обряд или заклинание для превращения человека в зверя. Он и сам не знал, почему вдруг заговорил с ней об этом. Может быть, потому, что Аверна была родом с Черного Юга, а там была своя, древняя и жуткая магия, нисколько не похожая на волшебство Сандарона. Авторы книг, по которым учился Оберон, в один голос советовали: ни в коем случае не соваться туда, костей не соберешь. Это единственный способ защиты от тех, кто способен дотронуться до низких звезд кончиком охотничьего копья. – Это ведь врожденное, правильно? – уточнила Аверна. Оберон кивнул, и она нахмурилась. – Страшная вещь, если это действительно возможно. Идеальный способ расправиться со своим врагом. Ты полагаешь, что так поступили с твоей невестой? Оберон снова кивнул, невольно обрадовавшись тому, как Аверна говорила об этом: спокойно, уверенно, с готовностью помочь. Они не были близкими друзьями, но сейчас Оберон с радостным теплом почувствовал, что Аверна ему не просто коллега. Возможно, это как раз было то, что так ценил Акима. Сплоченные люди, готовые прийти на помощь в любой ситуации, от охоты на оборотней до замещения занятий.