— А, валяй. — Еще один личный вопрос к тебе. Мне просто интересно. Кто тогда Лизе альманах по Праге от тебя передал? — Альманах? Какой альманах? А, ты про фотоальбом о Праге? Она что, в дневнике и об этом писала? — Казалось, Алекс, был удивлен. Потом вдруг улыбнулся и с чувством поскреб отросшую щетину на подбородке. — Не говорить бы, конечно, но — ладно. Это Миша. Лиза тогда заинтересовалась, как выглядит Прага. А я как раз был дома, сдавал экзамены в лицей. Ну я и решил купить ей в подарок альбом. Купил, попросил отца отвезти его в Москву и передать Мише. Ну, а Миша встретился с ней и отдал ей мой подарок. — Вот вы тихие сволочи, — хмыкнул Исаев. — И главное, Мишка об этом молчал. Ладно, скажи хоть, ты на что этого будущего израильтянина взял? — Честно? На две пары новых американских кроссовок. Мише все не давали покоя те, что он тогда пытался с меня снять. Ну я его и уговорил за две пары. — Ну ты прямо бог! — восхитился Андрей. — Мне бы такое в голову не пришло. — Пришло бы, если бы ты был таким же мелким, как я. Мелким всегда надо как-то выкручиваться. Вот я и поднапряг свой интеллект. Кстати, Миша до сих пор умиляется, вспоминая эти кроссовки. Переглянувшись, оба откровенно захохотали. По какой-то непонятной причине Мишка, их любимый еврей, до сих пор предпочитал играть в жлоба, хотя на свой счет содержал приют для бездомных животных. — Bro, а что Мишка тогда о Лизе сказал? — Да так, ничего. Сказал, что она хорошая. «Она-то хорошая, а вот ты!.. Ничего, скоро я тебе кое-что объясню». — Тогда у меня есть еще вопрос, — вслух продолжил Андрей. — Что, опять? — съязвив, чех активно взъерошил волосы на затылке. — Ну, ну, давай. Мне уже самому интересно, куда это все нас приведет. «Куда это тебя приведет, я не знаю. А вот меня приведет к пониманию, почему дочь Домбровского тебя ищет. А она тебя ищет, она точно тебя не забыла, раз пытается всеми силами — чего стоит ее письмо отцу! — выдрать тебя из «Панкраца». — Алекс, скажи, а когда ты с ней встретился здесь, в Москве, ты ей что-нибудь дарил? Откровенно говоря, вопрос был задан навскидку. Да и основывался он исключительно на понимании, что утонченный чех никогда бы не пришел на первое свидание без цветов или какого-то другого милого сувенира. Но на Алекса этот вопрос произвел эффект кубиков льда, высыпанных ему на солнцепеке за шиворот. Для начала чех дернулся, затем разом прекратил веселится: — Андрей, ты у нас Нострадамус или это снова из ее дневника? Ты роешь, как... прости меня, но как крот в куче мусора! «Ага. А ты, как крот, в эти кучи мусора прячешься». — Алекс, театральный мой, повторяю тебе, у нас времени мало. Я не могу к тебе завтра снова с этим прийти. В ответ — резкий подъем чеха со стула, руки в карманы, нервным широким шагом туда-сюда по помещению, и наконец, полный разворот к Исаеву: — Ну ладно! Да, я привез ей из Праги крест! Простой, серебряный и отчасти похожий на мой, если хочешь. — Слова при четкой, тренированной дикции Алекса взрывались гранатами. — Я купил ей его в серебряной лавке, в Праге много таких. Она говорила, у нее день рожденья в апреле... Не помню, когда! «На самом деле, через два дня, по словам ее же отца. Но ты же об этом забыл?..» — ... Короче, я хотел поздравить ее с этой датой. На этом все? — Нет. И как? — Что «как»? — Поздравил? — Исаев даже иронии не скрывал. — Поздравил. Она была рада. Все, Андрей. — Чех вдруг как-то разом сник, медленно вернулся к столу. Но, видимо, что-то в нем, не найдя выхода, все-таки бушевало, раз Алекс вместо того, чтобы по идее обессиленно упасть на стул, внезапно взялся за его спинку, броском поставил тяжеленный стул между ног, оседлал его и положил руки на его спинку. После этого он уронил подбородок на руки и уставился на Исаева. — Андрей, честно, — миролюбиво попросил он, — я не хочу больше нырять в это и в этом копаться. По правде говоря, меня люди из Интерпола не так умотали, как ты сейчас. Давай заканчивать всю эту историю с Лизой, а? — А мы уже у ее финала. Остался последний вопрос. — Матерь Божия, — чех театрально поднял глаза к потолку, — пошли мне терпения! — И взгляд на Андрея: — Ну давай свой последний вопрос. — За что ты послал ей такую открытку? Тон у Исаева был обманчиво мягким, но смысл вопроса («За что ты сделал с ней это?») убивал наповал. — Я? — Когда до Алекса дошел весь подтекст, он вздрогнул. И то ли Исаев, который методично и целенаправленно все два часа вел чеха по его прошлому, то ли произошел тот самый эффект домино, но в голове Алекса вдруг выстрелило то, от чего он много лет прятался. «... Сначала все было здорово. Она очень понравилась ему. У нее были такие чистые прозрачные глаза, каких он не встречал ни у кого в жизни. Приятным бонусом стало то, что вживую она казалась еще обаятельней, чем представлялась ему по ее письмам. И при этом хрупкая, со своим интересным миром в душе — и почти родная. Он отдал ей свой подарок, серебряный крестик. Она вспыхнула и робко поблагодарила. Ее хотелось защищать, и он взял ее за руку. Она ее не отняла, и он вдруг разом вывалил на нее все свои восторженные эмоции от их встречи. Она, осмелев и, видимо, посчитав, что он этого не заметит, чуть сильней сжала его пальцы. Потом были парк, кафе, прогулка по Москве — игра в почти взрослую жизнь. После они долго сидели на скамье в парке и разговаривали... но о чем? Он этого не помнил. Зато помнил, как началось то, что раз и навсегда все разрушило. Он поделился с ней, что их театральную мастерскую ждут гастроли сроком на месяц, и он на них обязательно поедет. Увы, перезваниваться у них пока не получится. И списываться, по всей видимости, тоже, поскольку у гастролирующих не бывает постоянного адреса. Но это не страшно, она ведь все понимает? Вместо этого она внезапно и тихо спросила: — А в твоей группе есть девочки? — Да, есть.