Оля вернулась в свою комнату, собрала в пакет остатки бинтов и марли, и только тогда, мимоходом, бросила взгляд на фотографии. Странно, с глянцевой поверхности на нее смотрело совсем чужое лицо. Похожее, но чужое. Она глянула в зеркало. Шрамов не было видно, однако опухшее, бесформенное лицо было все равно далеко от совершенства. — Ничего странного, — успокоила она себя. Вгляделась в зеркальное отражение. Да, ее лицо не стало прежним. Исчезла детскость, которая так помогала ей в театральном амплуа, проступил жесткий прищур в уголках глаз, пара складок очертила плотно сжатые губы. Блондинка была лишь отдаленно похожа на прежнюю Ольгу, не более. А если быть уж совсем точной, то сейчас на нее смотрело совсем чужое лицо, лицо с фотографии. Оля повертела головой, пробуя разглядеть профиль. — «Ничего не понимаю, зачем. Но симпатичная…» Понемногу исчезли и последние следы операции. Кожа стала гладкой, приобрела матовый оттенок. Неизвестно, от прогулок на свежем воздухе, от покоя, или была еще какая-то причина, но однажды она заметила, что серые раньше глаза ее приобрели странный голубоватый цвет. Она заметила это случайно. Глянула и удивилась. Чуть смугловатое от зимнего загара, миловидное лицо. И блестящие, притягивающие взгляд, голубые глаза. Мирная, размеренная жизнь в тишине дедовой усадьбы оборвалась внезапно. В один день. И начался день необычно. Она еще нежилась в своей постели, когда в дверь спальни осторожно постучал Михаил Степанович. — Оля, извини, если разбудил, но имей в виду. У нас гости. Если не хочешь, можешь не выходить. Но, если надоело сидеть в одиночестве, могу познакомить. — Негромко сообщил он, и неслышно спустился вниз. Она выбралась из постели и выглянула в окно. На площадке перед домом, на месте дедовой развалюхи, стоял блестящий черным лаком, длинный лимузин. Оля глянула в зеркало, с явным удовольствием рассмотрела свою новую внешность. — «А почему, собственно нет?» Когда через несколько минут, приняв ванну и едва причесав отросшие волосы, спустилась в гостиную, увидела двух незнакомых мужчин. Дед сидел не в кресле, а на жестком, с прямой спинкой, стуле. Тогда как гостям предложил расположиться в глубоком, располагающем к уюту и спокойному времяпрепровождению, диване. Солидные, в дорогих строгих костюмах мужчины явно чувствовали себя в объятиях этого громадного предмета мебели несколько неловко. — Доброе утро, Оля! Проходи, знакомься с моими гостями. — Ласково улыбнулся, увидев ее, Михаил Степанович. Гости неловко выбрались из диванной ловушки, и уставились на нее с интересом. — Моя внучка. Звать Олей. А это Виктор Петрович. Так сказать глава и властитель нашей губернии. Слегка поплывший в контурах лица мужчина с нарочитой старательностью замахал на старика ладонью, однако ничуть не смутился, а церемонно протянул холеную ладонь Оле: — Да будет вам наговаривать. Какой там властитель. Простой Губернатор. По сути — обычный управленец. — Не скромничайте. Ваша работа наверняка подразумевает не только власть, но и громадную ответственность, — сама не ожидая от себя этакой светскости, улыбнулась в ответ Оля. — Очень приятно! «Губар» расплылся в самодовольной улыбке: — Рад, весьма рад знакомству. Михаил Степанович, а ты и не рассказывал о внучке. И мы не знаем? — он почему-то укоризненно глянул на стоящего поодаль спутника с бесцветным лицом: — Кстати, мой помощник. Андрей Васильевич, — спохватился Губернатор и представил Оле своего молчаливого спутника. Мужчина вежливо склонил голову, но рта так и не раскрыл. — Кофе? — С готовностью поднялся со стула старик. — Ой, дед, после. Я пробегусь, а потом выпью. Тем более что у вас дела. Так что на меня можете внимания не обращать. Она прошла на кухню. — Как же так? А мы ни сном, ни духом? — губернатор изумленно уставился на старика. Дед досадливо отмахнулся: — Не отвлекайся, Виктор Петрович. Давай с делами закончил, потом и… — дед потянул руку к листкам. — А Оля ко мне насовсем приехала, успеем еще поговорить. — Слушай, — Губернатор все не мог успокоиться, — Она кто по специальности? Да, впрочем, какая разница? Девочка, я вижу, неглупая. Поставим приличную зарплату. Чего ей тут, в глуши, сидеть? Она где раньше жила? Дед покачал головой: — Да слышал ты Виктор Петрович, о ней. Наверняка. Просто запамятовал. Потом, у референта, если интересно спросишь. А что до работы, то она у меня человечек самостоятельный. Пусть сама решает. Хотя лично я — против. Столько лет ее не видел. Думал — не свидимся… Да вот услышал Господь, вернулась. А на косметику я ей, как-нибудь, и сам наскребу. — Да я и сам уже сообразил. — Хитро усмехнулся Губернатор. — Мне в том месяце супруга все уши прожужжала. Колечко она у меня клянчила, да я никак собраться не мог. Все же триста тысяч, не один рубль. А тут пришла домой как черкес злая. — Дождался, говорит, паразит. Продали. Заскочил, мол, какой-то… Прости, Михаил Степанович, сам виноват. Так вот, говорят: «Заскочил и хапнул. Я тогда еще удивился». Зачем, думаю, Степанычу брюлики, теперь понял. И всецело одобряю. Внучка твоя колечку этому соответствует. — Ты это, Петрович… — дед вроде не изменил выражения лица, но помощник губернатора опасливо вздрогнул. Имей в виду… Внучка у меня единственная. И… говорить, думаю, излишне. Я для нее ничего не пожалею. И никого, — дед добродушно глянул на собеседника, собрав морщинки в уголках глаз, но всю игривость сановного собеседника словно смыло. — Да понял я, бог с тобой. Давай лучше о деле. — Поспешил он свернуть со скользкой темы. Глава 6 Приезд местного хозяина сюрпризом для Михаила Степановича не стал. Готовые к подписанию бумаги требовалось просмотреть и одобрить. Михаил Степанович теперь обладал куда более полной информацией, чем кто-либо из контрагентов. Задумка выглядела весьма импозантно. Необходимость в этом заводе оказалась не прихотью конкретного разработчика, — дед перебрал в памяти собранную информацию. Началось все в середине девяностых. История не новая, в чем-то похожая на тысячи других маленьких трагедий пост перестроечной эпохи. Сократив количество рабочих с пятнадцати до двух тысяч человек, администрация завода начала тихонько собирать барахло, чтобы соскочить с подножки летящего под откос предприятия. Выжить было невозможно. По пустым цехам гуляли сквозняки. По громадной заводской территории, поделенной на части бригадами мародеров-металлистов, шныряли неприметные тени. Казалось, заводу предстоит пополнить перечень тысяч бывших монстров ВПК, ставших впоследствии торговыми центрами, площадками для складов стройматериалов или просто свалками. Но вдруг кому-то из тогдашних глав администрации области взбрело в голову поиметь с этой агонии еще чуть-чуть денег, но из государственного кармана. Молниеносно состряпанное решение — выкупить контрольный пакет акций за счет областных средств — проскочило одобрение карманной думы и в итоге привело к обналичке нескольких сот тысяч долларов. А выписка из реестра легла в архив бухгалтерии областной администрации. Баксы новые владельцы благополучно «попилили». На заводе поставили большой жирный крест, и начали искать источники новой прибыли. Однако случилось чудо. Завод не захотел умирать. Перебиваясь случайными, дикими порой, заказами. От урн для мусора и биотуалетов до парковых скамеек. Скамейки, к слову, заводские умельцы спроворили из отходов высокотехнологичного титанового сплава. Ну, а куда еще деть неликвиды списанного на производство стратегического сырья? Как металл не возьмут. Себе дороже. Но выход нашелся. Из дармового сырья сварили лавки. При стоимости скамьи на реализацию в пять тысяч рублей, себестоимость составила максимум тысячу, за работу. Скамейки, к слову, исчезли с улиц города в рекордно короткие сроки. Один из сообразительных родственников главы города просто выкупил их у Комунхоза по остаточной стоимости в триста рублей, и, пользуясь связями, пихнул в Литву. Заработав с каждой не менее двадцати тысяч рублей. Копеечный на фоне прочих афер, эпизод с дворовым бизнесом не вызвал у Михаила Степановича даже усмешки. Однако завод жил. И, чудом переборов дефолт, возродился. Появились заказы. А когда гигантская Госкорпорация, разрабатывавшая тактические ракеты для авиационного применения, начала модернизацию своей лучшей разработки, то вынужденно обратила взоры на завод. Увы, остальные производители оказались в ближнем, по определению, зарубежье и в контрагенты подходили еще меньше. Заводское руководство, в свою очередь, с радостью кинулось в объятия к монстру. Включение в элитный клуб семнадцати счастливцев, участников холдинга, сулило не только стабильное финансирование, но и решение всех проблем. Стать в один ряд с производителями прославленных «Шквалов» и «Оводов» стоило дорогого. Соглашение оказалось выгодно всем. Боссы корпорации, пользуясь чуть большей «равно удалённостью» от власти, мигом пробили постановление, согласно которого в собственность корпорации должно было войти двадцать процентов акций Завода. Тогда, в соответствии с уставом корпорации, завод стал бы дочерним предприятием холдинга. Комичность ситуации оказалась в том, что акции эти фактически были приватизированы одним из многочисленных губернаторов, который, чувствуя скорую посадку, мел все подчистую. И внеся триста миллионов не деноминированных рублей в августе девяносто восьмого, через полгода скинул их за ту же сумму, но без приставки «де». Прежний владелец благополучно сел, совсем по другим мотивам. Но акции, поменяв нескольких хозяев, осели в кармане добросовестных правообладателей. Поэтому, выдернуть их, опираясь на кодекс, было весьма затруднительно. И тут, как говорится, возможны варианты. Реприватизация по-российски многолика. И как бы ребятам не проститься с активами вместе с жизнью. Ну не покупать же свое за живые деньги. Однако собственники оказались неуступчивыми, хотя и сообразительными, — они готовы были избавиться от права на аукционе. «Что-то мне подсказывает, из этого дельца торчат уши нынешнего главы региона, — Михаил Степанович ничуть не сомневался в том, что прямого выхода, конечно, нет: — Но это как суслик… „Его не видно, а он есть“», — припомнил дед любимую присказку. «Но вернемся к нашим баранам, — вздохнул исследователь. — Итак, решение есть, а акций нет. Однако ситуация тихо накалялась. Получив твердое подтверждение вхождения Завода в холдинг, Корпорация засветила новый проект». Михаил Степанович сдвинул очки на нос: «Все просто и понятно. Грошовая и не стоящая выеденного яйца сделка, стала пробным шаром. Оборонэкспорт, естественно, с подачи властей, дернул за усы звездно-полосатого „котяру“. А сидящие на самом верху кукловоды, последить за реакцией». «Так что-же они здесь затевают. Для чего весь маскарад? — дед, не сумев отыскать правильного ответа, раздраженно сорвал с носа неудобные очки. — Новые что ли купить, все время сползают. Не перебарщиваю ли я с образом?» — Михаил Степанович понимал, что злится от бессилия. Трещат березовые поленья в камине, нагоняет хандру завывающий в дымоходе ветер. А впрочем, после суетного, наполненного событиями дня, вечер — самое спокойное время. Оля сидела у огня, задумчиво следя, как высыхает, и, рассыпая искры, вспыхивает смола на березовых чурках, как тянется, уползая верх сизый дымок. Лежащий возле ног Минька лениво шевельнул ухом, приоткрыл глаз, шумно вздохнул. Михаил Степанович вернулся поздно. Рассеяно скинул с плеч шубейку и, не сказав ни слова, прошел в столовую. Это поразило. Обычно аккуратный и вежливо благожелательный хозяин сегодня был мало похож на себя. Оля удивленно, легонько толкнула ступней, обутой в теплый, толстой ручной вязки носок, пса, предупреждая о необходимости соблюдать порядок и отправляться в вольер. Оля сделала вид, что ничему не удивилась, аккуратно повесила полушубок на плечики и ушла в столовую разогревать ужин. И вот теперь сумерничали. Свет, приглушенный умной автоматикой, едва разгонял полутьму. — Дед, не таи. Что-то случилось? Могу помочь? — Не выдержала Оля, и уставилась на старика: — Ведь вот как. Убежал от всего. На край света. Думал, все списано. Расплатился. Ан нет. — Михаил Степанович невесело усмехнулся: — Ну, это прелюдия. А суть? — Она провела ладонью по шелковистому ворсу ковра. — Я и в молодости не очень любил на чужие плечи свое вешать, а уж к старости даже как-то и неловко. Но по всему выходит… что не просто так встретились мы на том мосту, видно, суждено было. Рассказать? А смысл? Хотя, чего уж себе вру-то. Тяни, не тяни, а видно придется. Он выдохнул, и неожиданно поинтересовался: — Вот ты как к политике относишься? — Да никак. Мне она фиолетово. — Беззаботно фыркнула Оля. — Где я, а где политика? — Ответ засчитан. — Михаил Степанович попытался ответно улыбнутся, но не сумел. — Увы, Оля. Бывают ситуации, когда, независимо от цвета нашего к ней отношения, эта зараза иной раз входит и в повседневную жизнь. И порой, неожиданно, и непредсказуемо. — Раньше, когда служил, был грех, порой даже считал, могу что-то в ней изменить. Порой через людей перешагивая ради этой цели, через судьбы. А вот когда сам в ее жернова попал — проклял. За гордыню, за все грехи получил. Полной мерой. Не меня, а родных она забрала. Короче, ходить вокруг — смысла нет. История, если не углубляться в детали, простая: — Сделали мне недавно предложение, от которого отказаться не смог. Выступить в качестве свадебного генерала. Купить завод. Так, мелочь заводишко, но производит он компоненты для ракет, которые наша страна планирует поставлять в Латинскую Америку. Но это не главное. Как мне кажется, эти люди хотят, чтобы сделка не состоялась. И сделать это они намерены чужими руками. Я, в свое время, имел довольно серьезные связи, да что кривить душой, и теперь еще кое-кто меня помнит. И если я выступлю покупателем этого завода, все будут знать, что фирма эта…, скажем так, не воткнет нож в спину власти. На то и рассчитывают пришедшие ко мне люди. Оля непонимающе посмотрела на ссутулившегося собеседника: — А почему отказаться нельзя? — Убьют. А потом еще и в грязь втопчут. — Ты последние слова, это, не слушай, так, придурь старческая. Не забивай голову. — А если бороться? Неужели так сильны? — Сильны? Да, пожалуй. Там все настолько перемешано, что не разобрать и с бутылкой, и без. Фактически, завод — это так, мелочь, как говорится, вершина айсберга. Или осколок.