Инструктор доводит нас до изнеможения, заставляя проделывать всё новые упражнения, направленные на то, чтобы довести до совершенства наши способности. Разумеется, я отстаю от группы, но чувствую, что у меня получается лучше и лучше. Когда занятие заканчивается, я покрыта потом, всё тело ноет. Урок у Джулиана – сущее благословение. Я получаю возможность сесть и перевести дух. Но даже утренняя тренировка не в состоянии полностью вычерпать меня. Ведь полночь близится. Чем быстрей идет время, тем ближе я к тому, чтобы сделать следующий шаг, взять судьбу в свои руки. Джулиан не замечает моего беспокойства, возможно потому, что он обложился кучей свежепереплетенных книг. Каждая из них – в несколько пальцев толщиной. Кроме ярлычка с датой, на обложках ничего нет. Какая-то загадка. – Что это? – спрашиваю я, взяв одну из книг. Внутри мешанина имен, дат, мест… причин смерти. В основном потеря крови, а еще болезни, удушье, утопление. Местами попадаются зловещие подробности. Кровь стынет в жилах, когда я понимаю, что это такое. – Список погибших. Джулиан кивает. – Все, кто погиб во время войны в Озерном краю. «Шейд», – думаю я и чувствую, как обед переворачивается у меня в желудке. Что-то подсказывает, что Джулиан не впишет его имя в эту книгу. Дезертиры не заслуживают такой чести – чернильной строки. В гневе я позволяю себе мысленно дотянуться до настольной лампы, которая освещает страницу. Электричество мигом отзывается, такое же знакомое, как мой собственный пульс. Одним лишь усилием мысли я включаю и выключаю лампу, заставляя ее мигать в такт неровному биению сердца. Джулиан замечает прыгающий свет и поджимает губы. – Что-то не так, Мэра? – сухо спрашивает он. «Всё не так». – Просто устала от расписания, – отвечаю я, оставив лампу в покое. Это не ложь, но и не вполне правда. – Мы не сможем тренироваться. Он лишь пожимает плечами, и от этого движения шуршит одеяние цвета пергамента. На вид оно стало еще потрепанней, как будто Джулиан сам превращается в книжную страницу. – Судя по тому, что я слышу, ты нуждаешься в большем внимании, чем я могу тебе уделить. Я стискиваю зубы и буквально жую слова, прежде чем мне удается их выплюнуть. – Кэл сказал вам, что случилось? – Да, – спокойно отвечает Джулиан. – И правильно сделал. Не вини его за это. – Я могу винить его за что хочу, – отрезаю я, вспомнив книги по военному делу и прочие смертельные руководства в комнате принца. – Он такой же, как остальные. Джулиан открывает рот, собираясь что-то сказать, но в последний момент передумывает и возвращается к книгам. – Мэра, я бы не назвал то, что мы делали, тренировками. И потом, сегодня ты смотрелась очень неплохо. – Вы меня видели? Но как? – Я попросил разрешения понаблюдать. – Но… – Неважно, – говорит Джулиан, глядя сквозь меня. Его голос внезапно делается мелодичным, в нем звучат низкие, успокаивающие вибрации. Выдохнув, я понимаю, что он прав. И повторяю: – Неважно. Пусть даже он молчит, эхо его голоса по-прежнему разлито в воздухе, как приятная прохлада. – Так над чем будем работать сегодня? Джулиан довольно улыбается. – Мэра… Голос моего наставника вновь звучит, как обычно. Простой и знакомый, он отгоняет эхо, развеивает его, как облако. – Что… что это было? – Я так понимаю, леди Блонос на своих уроках не рассказывала вам про Дом Джейкоса? – спрашивает Джулиан, продолжая улыбаться. – Я удивляюсь, что вы не спрашивали… – Вы умеете контролировать людей. Как она. При мысли о том, что Джулиан, сострадательный и добрый человек, похож на королеву, я вздрагиваю. Он спокойно принимает мое обвинение и вновь обращается к книге. – Нет. У меня нет ни такой силы, ни такой жестокости. – Он вздыхает и объясняет: – Нас называют певцами. Или, по крайней мере, называли бы, будь нас больше. Я – последний из своего Дома и последний, хм, из своего рода. Я не умею читать мысли и управлять ими, не умею звучать в чужом сознании. Но я могу петь… пока человек слышит меня, пока я смотрю ему в глаза – он будет делать то, что я хочу. Какой ужас. Даже Джулиан. Я медленно отступаю, пока не оказываюсь на почтительном расстоянии. Он, конечно, замечает это, но не сердится. – Ты имеешь полное право не доверять мне, – негромко говорит Джулиан. – Никто не доверяет. Вот почему мои единственные друзья – слова. Но я прибегаю к силе, только когда иных вариантов нет, и никогда не делаю это со злым умыслом. Он фыркает и мрачно усмехается. – Если бы я захотел, я мог бы проложить себе дорогу к трону. – Но вы этого не сделали. – Нет. И моя сестра тоже, что бы там ни говорили. «Мать Кэла». – Но, кажется, никто этого и не говорит. Во всяком случае, при мне. – Люди не любят обсуждать мертвых королев, – огрызается Джулиан и плавным движением отворачивается от меня. – Но, пока она была жива, шли разные толки. Кориана Джейкос, поющая королева… Я еще ни разу не видела Джулиана таким. Обычно он был тих, спокоен, немного помешан на своих книгах, но никогда не злился. Никогда не выказывал боли. – Ее не выбирали, как Элару, Эванжелину или даже тебя. Нет. Тиб женился на моей сестре, потому что полюбил ее… а она его. Тиб. Кажется нелепым называть Тиберия Калора Шестого, короля Норты, Пламя Севера, одним коротеньким словом. Но он когда-то тоже был молод. И походил на Кэла. Мальчик, рожденный, чтобы править. Кориану ненавидели, потому что наш Дом незнатен, потому что у нас не было силы, власти и других глупостей, перед которыми преклоняются эти люди, – сердито продолжает Джулиан, по-прежнему глядя в сторону. Его плечи тяжело вздымаются от каждого вздоха. – Став королевой, моя сестра могла всё изменить. Она была доброй и сострадательной… мать, способная воспитать короля, в котором нуждается наша страна, чтобы объединиться. Короля, который не боялся бы перемен. Но этому не суждено было статься. – Я знаю, что такое потерять близкого родственника, – отзываюсь я, вспомнив Шейда. Всё происходящее кажется нереальным. Может быть, мне лгут, и Шейд сейчас дома, живой и веселый. Но я знаю, что это неправда. И в качестве доказательства где-то лежит обезглавленное тело моего брата. – Я узнала это только вчера. Мой брат погиб на фронте. Джулиан наконец поворачивается ко мне. Глаза у него блестят. – Простите, Мэра. Я не знал. – И не узнали бы. Армейцы не записывают казненных в эти книжечки. – Казненных? – Дезертирство. Это слово на вкус как кровь, как ложь. – Но он ни за что не дезертировал бы. После долгого молчания Джулиан кладет руку мне на плечо. – Кажется, у нас больше общего, чем вы думаете, Мэра. – В каком смысле? – Они убили и мою сестру. Она встала на пути – и ее убрали. И… – он понижает голос. – Они кого угодно убьют, если понадобится. Даже Кэла, даже Мэйвена, и особенно тебя. «Особенно меня. Девочку-молнию». – Я думала, вы хотите что-то изменить, Джулиан. – Да, хочу. Но для этого нужны планы, время и очень много везения. Он меряет меня взглядом, как будто знает, что я уже сделала первый шаг по опасной тропе.