Мэйвен чуть заметно качает головой. – Исключено. – А все-таки? Я не принц, моя жизнь никогда не была приятной. Я привыкла ожидать худшего. – Что будет, если мы провалимся, Мэйвен? Он шумно вдыхает, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие. – Тогда нас обоих обвинят в измене. Будут судить, приговорят… и казнят. Во время следующего урока с Джулианом я не в силах сосредоточиться. Не могу сконцентрироваться ни на чем, кроме того, что должно случиться. Что угодно может пойти не так, а на кону стоит слишком многое. Моя жизнь, Килорн, Мэйвен… все мы рискуем собой. – В общем, это не мое дело, – начинает Джулиан, и его голос пугает меня, – но, кажется, ты очень… привязалась к принцу Мэйвену. Я готова смеяться от облегчения, но в то же время чувствую обиду. Меньше всего в этой яме со змеями мне нужно опасаться Мэйвена. Один лишь намек враз заставляет меня ощетиниться. – Мы обручены, – отвечаю я, стараясь не злиться. Но, вместо того чтобы сменить тему, Джулиан подается вперед. Обычно его безмятежное лицо успокаивает меня, но сегодня я ощущаю досаду. – Я ничего не хочу сказать, но Мэйвен – сын своей матери. И на сей раз я не удерживаюсь. – Вы ничего о нем не знаете. Мэйвен мой друг. Мэйвен рискует гораздо сильнее, чем я. – Судить о нем по его родителям – всё равно, что судить обо мне по моей крови. Если вы ненавидите короля и королеву, это еще не дает вам право ненавидеть Мэйвена. Джулиан пристально смотрит на меня. Взгляд наставника спокоен и полон огня. Он заговаривает, и его голос больше похож на рычание. – Я ненавижу короля, потому что он не смог спасти мою сестру и потому что ее место заняла эта гадина. Я ненавижу королеву, потому что она погубила Сару Сконос, сломала жизнь женщине, которую я любил. Потому что она отрезала Саре язык! Он добавляет чуть тише, жалобным тоном: – А у нее был такой чудесный голос… Меня мутит. Внезапно мучительное молчание Сары и ее запавшие щеки обретают смысл. Неудивительно, что Джулиан попросил Сару о помощи: она никому не скажет правды. – Но… – хрипло и чуть слышно говорю я, как будто это меня лишили дара речи. – но она же целитель. – Целители тела не умеют лечить сами себя. И никто другой не посмел бы отменить наказание, наложенное королевой, поэтому Сара вынуждена жить опозоренной. В его голосе звучит эхо воспоминаний, и каждое из них хуже предыдущего. – Серебряные не обращают внимания на боль. Но мы горды. Гордость, достоинство, честь… никакие способности этого не возместят. Хоть мне и жаль Сару, я невольно пугаюсь за себя. «Ей вырезали язык за какие-то там слова. Что же они сделают со мной?» – Ты забываешься, девочка-молния. Это прозвище сродни пощечине. Оно рывком возвращает меня в реальность. – Здесь не твой мир. Если ты научилась правильно кланяться, это еще не значит, что ты изменилась. Ты не понимаешь, в какие игры мы играем. – Потому что это не игра, Джулиан. – Я подталкиваю к нему книгу с записями, так что список убитых оказывается у него на коленях. – Это вопрос жизни и смерти. Я играю не ради трона, принца или короны. Я вообще не играю. Я – другая. – О да, – бормочет он, проводя пальцем по страницам. – Вот почему тебе грозит опасность. От любого из нас. Даже от Мэйвена. Даже от меня. Кто угодно может предать кого угодно. Он задумывается, его глаза заволакивает дымка. В этом освещении Джулиан кажется старым и седым. Грустный человек, обремененный памятью о покойной сестре, который влюблен в сломленную женщину, вынужденную лечить девушку, которая не умеет делать ничего, только лгать. За спиной Джулиана я вижу карту того, что было когда-то. Карту прошлого. Весь этот мир полон привидений. А потом меня посещает самая страшная мысль. «Шейд уже стал призраком. Кто следующий?» – Не ошибись, девочка моя, – наконец произносит Джулиан. – Ты играешь, будучи чьей-то пешкой. У меня нет сил спорить. «Думай что хочешь, Джулиан. Я не марионетка». «Птолемус Самос. Полковник Макантос». Их лица танцуют перед моим мысленным взором, пока мы с Кэлом кружимся в гостиной. Сегодня луна пошла на убыль, она слабеет, но никогда еще моя надежда не была так сильна. Бал завтра, а потом… что ж, я не знаю, куда поведет моя дорога. Но это будет другая дорога, новый путь, который приведет нас к лучшему будущему. В процессе будут смерти, ущерб и боль, которых мы не сумеем избежать – так говорит Мэйвен. Но мы знаем, каковы риски. Если план сработает, флаг Алой Гвардии поднимется там, где его увидят все. Фарли выпустит в эфир еще одно обращение, подробно перечислив наши требования. Равенство, права, свобода. По сравнению с массовым восстанием это кажется неплохим вариантом. Мое тело наклоняется, медленно устремляясь к полу по дуге, и я взвизгиваю. Сильная рука Кэла обвивает меня и быстро возвращает на место. – Прости, – говорит он, слегка смутившись. – Я думал, ты уже готова. «Я не готова. Мне страшно». Я заставляю себя рассмеяться, чтобы скрыть чувства, которые нельзя показать ему. – Нет, я сама виновата. Снова задумалась. Его нелегко сбить с толку; слегка наклонив голову, Кэл смотрит мне в глаза. – Всё еще волнуешься из-за бала? – Ты себе даже не представляешь. – Не спешить – вот лучшая тактика. Он тихонько посмеивается, и мы возвращаемся к более простым шагам. – Знаю, в это трудно поверить, но я не всегда был хорошим танцором. – Удивительно, – отвечаю я с такой же улыбкой. – А я-то думала, принцы с рождения умеют танцевать и вести светские беседы. Кэл вновь хихикает, и темп ускоряется. – Только не я. Будь моя воля, я бы торчал в гараже или в казармах, мастерил и тренировался. Не то что Мэйвен. Он обладает всеми нужными для принца качествами в двойном объеме. Я думаю о Мэйвене, о его добрых словах, безупречных манерах, прекрасном знании двора – обо всем, в чем ему приходится притворяться, чтобы скрыть свою подлинную натуру. О да, воистину – вдвойне принц. – Но он всегда будет только принцем, – говорю я, даже с некоторым сожалением. – А ты станешь королем. Кэл, как и я, понижает голос, и его взгляд мрачнеет. В нем грусть, растущая с каждым днем. Похоже, он вовсе не так любит войну, как я думала. – Иногда я об этом жалею. Он говорит негромко, но мою голову вдруг переполняет эхо его слов. Хотя на горизонте маячит бал, я задумываюсь о Кэле, о его руках, о слабом запахе древесного дыма, который как будто сопутствует ему, куда бы он ни пошел. Я думаю о тепле, об осени, о доме. В том, что мое сердце начинает бешено биться, я виню музыку, мелодию, которая полна жизни. Отчего-то этот вечер напоминает мне уроки Джулиана, его рассказы о прежнем мире, полном империй, коррупции, войн, но этот мир был свободнее, чем я могу представить. Однако тех людей уже давно нет, их мечты разбиты, остались только дым и пепел. «Такова наша природа, – говорил Джулиан. – Мы разрушители, это суть людей. Неважно, каков цвет крови – человек неизбежно падет». Несколько дней назад я не поняла этого урока, но теперь, когда Кэл держит меня за руку и легчайшим прикосновением направляет в нужную сторону, я начинаю сознавать, что имел в виду Джулиан. И я чувствую падение. – Ты действительно собираешься на фронт с легионом? От этих слов мне становится страшно. Кэл чуть заметно кивает. – Место генерала – среди солдат. – Место принца – рядом с принцессой. С Эванжелиной, – поспешно добавляю я. «Неплохо, Мэра!» – вопит внутренний голос. Воздух вокруг сгущается от жара, хотя Кэл стоит неподвижно. – О, Эванжелина переживет. Она не так уж привязана ко мне. Да и я не буду по ней скучать.