Рука, которую Птолемус протягивает мне, так же тверда. Он не в военном мундире, а в черном металлическом доспехе, состоящем из гладких блестящих чешуек. Он воин, а не солдат. Птолемус и его отец возглавляют городскую стражу Археона, целую армию, которая защищает столицу. «Голова змеи, – так сказал Мэйвен. – Отрубить ее – и туловище умрет». Птолемус не сводит ястребиных глаз с сестры, даже когда касается моей руки. Он торопливо выпускает ее, быстро переходит к Мэйвену и Кэлу, а затем обнимает Эванжелину. Это редкое проявление чувств. Просто чудо, что их глупые наряды не цепляются друг за друга. «Если всё пойдет по плану, он больше никогда не обнимет сестру». Эванжелина потеряет брата, совсем как я. Пусть даже я прекрасно знаю, что это за боль, я не могу вызвать в себе сочувствия к ней. Особенно видя, как она виснет на Кэле. Они кажутся полными противоположностями – он в своем простом мундире и она, сверкающая, как звезда, в платье из острых шипов. Я хочу убить ее. Хочу быть ею. Но тут я ничего не могу поделать. Эванжелина и Кэл – сегодня не моя проблема. Когда Птолемуса сменяют другие люди, с холодными улыбками и опасными словами, становится легче забыться. Следующим нас приветствует Дом Айрела, который возглавляет гибкая, изящная Ара-Пантера. К моему удивлению, она низко кланяется мне и улыбается. Но в этом есть нечто странное, нечто, наводящее на мысль, что она знает больше, чем позволяет себе высказать. Ара проходит мимо без единого слова, избавив меня от очередного допроса. Соня следует за бабушкой, под руку с будущей жертвой – Рейнальдом Айрелом, своим двоюродным братом. Мэйвен объяснил, что Айрел – финансовый советник короля, гений, который финансирует армию с помощью налогов и торговых авантюр. Если он умрет, денег не станет, и войны тоже. Жизнь одного сборщика налогов стоит того. Когда Рейнальд берет меня за руку, я невольно замечаю, что глаза у него застывшие, а руки мягкие. Они больше никогда не коснутся моих. Трудно не заметить полковника Макантос, когда она приближается к нам. Шрам на ее лице резко выделяется, особенно сегодня, когда все вокруг так расфуфырены. Алая Гвардия, возможно, не пугает Макантос, но она не верит и королеве. Она не собирается глотать ложь, которую скармливают нам. Хватка у нее сильная; хоть кто-то не боится, что я разобьюсь, как стеклянная. – Будьте счастливы, леди Мэриэна. Вижу, вам нашелся кое-кто под стать, – говорит она, указывает подбородком на Мэйвена и добавляет игривым шепотом: – Вы не похожи на эту пижонку Самос. Из нее выйдет печальная королева, а из вас счастливая принцесса, помяните мои слова. – Заметано, – шепотом отвечаю я. И даже умудряюсь улыбнуться, хотя жизнь полковника скоро придет к концу. Сколько бы добрых слов она ни сказала, ее минуты сочтены. Когда Макантос подходит к Мэйвену, жмет ему руку и приглашает через неделю вместе отправиться с инспекцией в армию, я понимаю, что он чувствует то же самое. Как только полковник удаляется, Мэйвен нащупывает мои пальцы и ободряюще стискивает их. Несомненно, он жалеет, что назвал Фарли ее имя, но смерть Макантос, как и смерть Рейнальда и Птолемуса, послужит великой цели. Ее гибель в конечном итоге окупится. Появляется следующая жертва. Поскольку она не из самого знатного дома, ей пришлось долго ждать очереди. Беликос Леролан – обладатель веселой ухмылки, каштановых волос и наряда солнечного цвета, в тон цветам своего клана. В отличие от остальных, с которыми я здоровалась сегодня, он кажется добродушным и приветливым. Его улыбающиеся глаза так же искренни, как рукопожатие. – Рад видеть вас, леди Мэриэна, – говорит он и вежливо кланяется. – Надеюсь служить вам еще много лет. Я улыбаюсь, делая вид, что эти много лет у нас будут; но, по мере того как идет время, становится всё труднее держать лицо. Когда появляется жена Леролана, ведя двух мальчиков-близнецов, мне хочется завопить. Им не больше четырех лет, и они, визжа, как щенята, цепляются за ноги отца. Он ласково улыбается – и эта улыбка предназначена только для них. Мэйвен сказал, что Леролан дипломат, наш посол у союзников в Пьемонте, далеко на юге. Без него наши связи с пьемонтской армией будут разорваны, и Норте придется в одиночку противостоять алому рассвету. Беликос – еще одна жертва, которую мы должны принести, еще одно имя, которое придется зачеркнуть. И он – отец. У него есть дети, а мы собираемся его убить. – Спасибо, Беликос, – говорит Мэйвен, протягивая ему руку и стараясь отвести Лероланов в сторонку, пока я не сорвалась. Я пытаюсь заговорить, но думаю только об отце, которого вот-вот лишатся эти малыши. Я вспоминаю, как плакал Килорн, когда осиротел. Он тоже был маленьким. – Мы отойдем на минутку, извините нас, – голос Мэйвена как будто доносится издалека. – Мэриэна еще не до конца привыкла к светской суматохе. Прежде чем я успеваю взглянуть на обреченного отца, Мэйвен торопливо ведет меня прочь. Кое-кто смотрит в нашу сторону; я чувствую на себе взгляд Кэла. Я спотыкаюсь, но Мэйвен, не дав мне упасть, выводит меня на балкон. В норме я ожила бы, глотнув свежего воздуха, но сейчас мне вряд ли что-то поможет. – Дети, – выдыхаю я. – У него дети. Мэйвен разжимает пальцы, и я приваливаюсь к балконным перилам. Он не отходит. В лунном свете его глаза похожи на лед, они сияют, гневно глядя на меня. Мэйвен кладет руки мне на плечи, словно загоняет в ловушку, заставляя слушать. – Рейнальд тоже отец. И у полковника есть дети. Птолемус обручен с девушкой из Дома Хэйвена. У них у всех есть родные, у всех есть те, кто будет их оплакивать. Мэйвен заставляет себя выговаривать эти слова; он в таком же смятении, как и я. – Мы не вправе привередничать и выбирать, каким именно образом помогать нашему делу, Мэра. Мы должны делать всё возможное, какова бы ни была цена. – Я не могу так с ними поступить. – Ты думаешь, я этого хочу? – шепчет Мэйвен, склонившись ко мне почти вплотную. – Я всех их знаю, и не желаю предавать, но это должно быть сделано. Подумай, какие будут результаты, чего мы добьемся. Сколько твоих сородичей спасется. Я думал, ты понимаешь! Он замолкает и на мгновение прикрывает глаза. Овладев собой, Мэйвен поднимает руку и обводит контур моего лица дрожащими пальцами. – Прости, я… – его голос обрывается. – Ты, возможно, не сознаешь, к чему приведут сегодняшние события. Но я знаю, что это – залог перемен. – Я тебе верю, – шепотом отвечаю я и беру Мэйвена за руку. – Просто мне жаль, что другого способа нет. За спиной у нас, в бальной зале, вереница гостей редеет. Рукопожатия и обмен любезностями заканчивается. Бал начался. – Его нет, Мэра. Клянусь тебе, это то, что мы должны сделать. Хоть мне и больно, хотя сердце рвется на части и кровоточит, я киваю. – Хорошо. – У вас тут всё в порядке? Голос Кэла звучит как-то странно и неестественно, но, высунув голову на балкон, он откашливается. Его взгляд задерживается на моем лице. – Ты готова, Мэра? Мэйвен отвечает за меня: – Она готова. Мы вместе покидаем балкон и ночь – и последние мгновения тишины, какие нам еще, возможно, остались. Мы проходим под аркой, и я чувствую легчайшее прикосновение к своей руке. Кэл. Я оборачиваюсь и вижу, как он смотрит на меня, вытянув пальцы. Глаза у него темнее обычного, в них бурлят эмоции, которые я не в состоянии определить. Но, прежде чем принц успевает заговорить, рядом возникает Эванжелина. Когда он берет ее за руку, мне приходится сделать усилие, чтобы отвести взгляд. Мы с Мэйвеном идем на свободное место в центре бального зала. – Сейчас будет самое сложное, – говорит он, стараясь успокоить меня. И я перестаю трястись. Мы танцуем первыми – принцы и их невесты – на глазах у остальных. Еще одна демонстрация силы и власти, выставление напоказ двух победительниц, в присутствии семей, которые проиграли. Прямо сейчас мне меньше всего хочется щеголять своим положением, но это необходимо. Когда начинает играть ненавистная электронная музыка, я понимаю, что это, по крайней мере, знакомый танец. Мэйвен потрясен, когда мои ноги занимают нужную позицию. – Ты упражнялась? «С твоим братом». – Немножко. – Ты полна сюрпризов, – говорит он, находя в себе силы улыбнуться. Рядом с нами Кэл кружит Эванжелину. Они выглядят так, как подобает королю и королеве – величественные, холодные, прекрасные. Когда глаза Кэла встречаются с моими – в ту самую секунду, когда его руки касаются пальцев Эванжелины – меня охватывает сразу тысяча чувств, и все они неприятные. Но, вместо того чтобы погрузиться в них, я придвигаюсь ближе к Мэйвену. Он смотрит на меня широко раскрытыми синими глазами. Начинается музыка. В нескольких шагах от брата Кэл начинает проделывать нужные па – он ведет Эванжелину в том самом танце, которому учил меня. У нее получается гораздо лучше, она – воплощенное изящество и опасная красота. Я вновь чувствую себя побежденной. Мы кружимся в такт музыке, окруженные бесстрастными зрителями. Теперь я узнаю лица. Я запомнила дома, цвета, способности, истории. Кого бояться, кому сочувствовать. Они смотрят на нас жадными глазами, и я понимаю почему. Они думают, что мы – будущее. Кэл, Эванжелина и даже я. Они знают, что наблюдают за королем и королевой, принцем и принцессой. Но это будущее, которому я не позволю сбыться. В моем идеальном мире Мэйвену не придется таить свои чувства, а мне – скрывать, кто я такая на самом деле. Кэлу не придется носить корону и защищать трон. У этих людей больше не будет стен, за которыми они привыкли прятаться. «Рассвет настанет для всех». Еще два танца. К нам начинают присоединяться другие пары. Мелькающие цвета заслоняют от меня Кэла и Эванжелину; начинает казаться, что мы с Мэйвеном кружимся одни. На мгновение передо мной всплывает лицо Кэла, заслоняя облик младшего принца, и мне кажется, что я опять в гостиной, полной лунного света. Но Мэйвен – не Кэл, как бы королю того ни хотелось. Мэйвен не солдат, он не станет правителем, но он храбрее. Он готов совершить правильный поступок. – Спасибо, Мэйвен, – шепчу я. Мои слова почти заглушены ужасной музыкой. Ему даже не нужно спрашивать, за что. – Не благодари, – голос Мэйвена звучит непривычно тихо, он почти обрывается; глаза юноши темнеют. – Не надо. Я никогда еще не была так близко к нему – носом я почти касаюсь его шеи. Я чувствую, как под моими руками бьется сердце Мэйвена, колотясь в унисон с моим. «Мэйвен – сын своей матери», – некогда сказал Джулиан. Он страшно ошибся. Мэйвен подводит меня к краю зала, который теперь переполнен кружащимися парами. Никто не замечает, как мы выходим из танца. – Желаете освежиться? – негромко спрашивает слуга, протягивая поднос с золотистыми пузырчатыми напитками. Я отмахиваюсь, но тут же узнаю эти глаза, зеленые, как бутылочное стекло. Мне приходится прикусить язык, чтобы не выкрикнуть имя вслух. Килорн. Как ни странно, красная ливрея идет ему, и в кои-то веки он умылся. Мой знакомый ученик рыбака полностью исчез. – Ну и колется эта штука, – бормочет он. Нет, все-таки не полностью. – Тебе недолго осталось ее носить, – говорит Мэйвен. – Всё готово? Килорн кивает, и его взгляд перебегает по толпе. – Они ждут наверху. Над нами, на галерее, огибающей зал по периметру, толпятся Стражи. Но еще выше, в нишах резных окон, на маленьких балкончиках под потолком, виднеются тени. И это вовсе не охрана. – Надо просто подать сигнал, – произносит Килорн, протягивая поднос с невинным бокалом.