– Лукас, мы должны помочь ему! – Поверьте, бомба принцу не повредит, – уверяет он и тянет меня дальше. – Бомба? Мы этого не планировали! – Там взорвалась бомба? Лукас отступает на шаг; от гнева его буквально трясет. – Вы же видели ту проклятую красную тряпку. Это – Алая Гвардия. Вот, – он указывает на зал, где царят тьма и огонь, – вот что они творят. – Не понимаю… – негромко говорю я, пытаясь припомнить наш план во всех подробностях. Мэйвен ни словом не обмолвился о бомбе. Ни словом. И Килорн не позволил бы мне участвовать, если бы знал, насколько это рискованно. Они не поступили бы так со мной. Лукас убирает пистолет в кобуру и ворчит: – Убийцы не обязаны вести себя логично. У меня перехватывает дыхание. Сколько еще людей погибло в зале? Сколько детей, сколько лишних жертв? Лукас принимает мое молчание за шок, но он ошибается. Я чувствую гнев. «Кто угодно может предать кого угодно». Лукас ведет меня под землю, через три двери минимум – каждая толщиной в полметра и сделана из стали. Замков нет, но он отпирает двери движением руки. Как в первый раз, когда он запросто раздвинул прутья решетки. Я слышу остальных раньше, чем вижу их – они переговариваются, и голоса эхом отдаются от металлических стен. Король в ярости – от этого зрелища меня охватывает дрожь. Как будто наполнив собой весь бункер, Тиберий меряет его шагами, и за спиной у короля развевается плащ. – Я хочу, чтобы их нашли. Я хочу, чтобы их поставили передо мной, держа на прицеле, и я хочу, чтобы они дрожали, как подлые трусы, каковыми они и являются! Он поворачивается к женщине-Стражу, но та не ведет и бровью. – Я хочу знать, ЧТО ТВОРИТСЯ! Элара сидит в кресле, прижав одну руку к сердцу, а второй крепко цепляясь за Мэйвена. Он срывается с места, увидев нас. – Ты в порядке? – спрашивает он, быстро притягивает меня к себе и обнимает. – Просто в шоке, – выговариваю я, стараясь не терять дара речи. Но в такой близости от Элары я едва могу позволить себе роскошь мысли, не говоря уж о беседе. – После выстрелов что-то рвануло. Бомба. Мэйвен недоуменно хмурится, но быстро скрывает недоумение гневом. – Вот гады. – Дикари, – шипит сквозь стиснутые зубы король Тиберий. – А где мой сын? Я смотрю на Мэйвена, а затем понимаю, что король имеет в виду старшего принца. Мэйвен спокоен. Он привык, что на него не обращают внимания. – Кэл погнался за убийцами. С ним целый отряд Стражей. Воспоминание о Кэле, мрачном и яростном, как пламя, пугает меня. – А потом зал взорвался. Я не знаю, сколько людей… остались там. – Там было что-нибудь еще, дорогая? Ласковое слово из уст Элары сродни электрическому разряду. Она выглядит бледнее обычного и дышит учащенно и мелко. Ей страшно. – Ты что-нибудь помнишь? – Я видела флажок, прикрепленный к копью. Это сделала Алая Гвардия. – Правда? – спрашивает королева, приподняв бровь. Я подавляю желание попятиться, сбежать от нее и ее способности. В любой момент она может пробраться ко мне в голову и вытянуть правду. Но вместо этого Элара отводит взгляд от меня и поворачивается к королю. – Видишь, что ты наделал? – спрашивает она, вздергивая губу. На свету ее зубы напоминают сверкающие клыки. – Я?! Это ты назвала Гвардию малочисленной и бессильной, ты солгала нашим подданным, – рычит Тиберий. – Перед лицом опасности нас ослабили твои действия, а не мои! – Если бы ты занялся террористами, когда имел такую возможность, они действительно были бы малочисленны и бессильны! Этого никогда бы не произошло! Они набрасываются друг на друга, как голодные псы, и каждый старается отхватить кусок побольше. – Элара, в те времена они еще не были террористами. Я не мог тратить силы солдат и офицеров на охоту за какими-то рукописными листовками. Они не причиняли никакого вреда. Элара медленно указывает на потолок. – А это, по-твоему, тоже «никакого вреда»? У короля не находится ответа, и она улыбается, радуясь победе в споре. – Когда вы, мужчины, научитесь обращать внимание на то, что нужно, мир содрогнется. Алая Гвардия – зараза, которой ты позволил укорениться. Надо уничтожить ее в зародыше. Королева встает с кресла и собирается с силами. – У этих Алых дьяволов, очевидно, есть союзники в наших стенах. Я изо всех сил стараюсь сохранять спокойствие и не поднимать глаз от пола. – Пожалуй, я побеседую с прислугой. Офицер Самос, прошу вас… Он вытягивается по стойке смирно и открывает перед Эларой дверь бункера. Она стремительно выходит, а за ней следом два Стража – ураган ярости. Лукас идет впереди, открывая тяжелые двери одну за другой. Грохот постепенно удаляется. Я не хочу знать, что королева сделает со слугами, но догадываюсь, что это будет больно. И мне заранее известно, что она обнаружит. Ничего. Уолш и Холанд сбежали вместе с Фарли, согласно плану. Они знали, что после бала оставаться здесь им будет слишком опасно – и не ошиблись. Толстая железная дверь едва успевает закрыться, но тут же распахивается вновь. Ею управляет еще один магнетрон – Эванжелина. В бальном платье, с испорченными украшениями и на грани срыва, она выглядит чудовищно. Страшнее всего ее глаза – безумные, влажные, окруженные потекшим черным макияжем. Птолемус. Она плачет по мертвому брату. Пусть даже я уверяю себя, что мне всё равно, у меня возникает желание подойти к ней и утешить. Но оно исчезает, как только вслед за Эванжелиной в бункер входит ее спутник. Его лицо покрыто сажей и копотью, некогда чистый мундир в грязи. В норме я бы и так встревожилась при виде блуждающего, полного ненависти взгляда Кэла, но кое-что вселяет в меня настоящий ужас. С рук и с черного мундира принца капает кровь. И она не серебряная, а красная. Красная. – Мэра, – говорит он, отнюдь не любезно. – Пойдем со мной. Сейчас же. Его слова адресованы мне, но за нами следуют все, толкаясь в коридоре. Кэл направляется к камерам. Сердце колотится в груди, грозя разорваться. Только не Килорн. Кто угодно, но только не Килорн. Мэйвен кладет руку мне на плечо. Поначалу я думаю, что он просто пытается меня успокоить, но тут же убеждаюсь, что Мэйвен не позволяет мне побежать вперед. – Надо было убить его на месте, – говорит Кэлу Эванжелина и теребит алое пятно на рубашке жениха. – Я бы не оставила этого Алого дьявола в живых. «Его». Я прикусываю губу, чтобы не ляпнуть какой-нибудь глупости. Пальцы Мэйвена смыкаются на моем плече, как когти, и я чувствую, как учащается его пульс. Возможно, наша игра подходит к концу. Элара придет и вломится в сознание пленника, чтобы выяснить, как глубоко уходят корни заговора. Лестница, ведущая к камерам, хорошо мне знакома, но теперь она кажется длиннее и как будто уходит в самые недра дворца. Впереди маячит темница, и не менее шести Стражей стоят там в карауле. Мои кости пронизывает ледяной холод, но я не дрожу. Я едва в состоянии двигаться. В камере стоят четверо, все – в крови и синяках. Несмотря на полумрак, я узнаю их. Глаз у Уолш подбит и закрылся, но в остальном она цела. В отличие от Тристана, который привалился к стене, чтобы не наступать на окровавленную ногу. Рана кое-как перевязана лоскутом, который, судя по виду, оторван от рубашки Килорна. Тот, в свою очередь – к моему огромному облегчению, – кажется целым и невредимым. Он поддерживает Фарли, которая привалилась к нему. У нее вывихнута ключица, и рука висит под странным углом. Но это не мешает Фарли презрительно усмехаться, глядя на нас. Она плюет через решетку, и смесь слюны и крови приземляется у ног Эванжелины. – Вырвите ей за это язык, – рычит Эванжелина, бросаясь к решетке. Она останавливается возле прутьев и бьет по ним одной рукой. Хотя она способна разорвать решетку силой мысли, уничтожив и камеру, и заключенных, Эванжелина удерживается. Фарли выдерживает ее взгляд, даже не моргнув. Если мятежницу ждет смерть, она, безусловно, встретит свой конец с высоко поднятой головой. – Грубовато для принцессы. Прежде чем Эванжелина успевает сорваться, Кэл отводит невесту от решетки. Он медленно вытягивает руку. – Ты.