— А это как раз было правильно. Какой прок, если б он тебя застрелил — из-за несчастного колена? Молча перевариваю. Затем выдаю: — Прости, что растерялась. Прости. Удовлетворенный кивок. Атмосфера разрядилась. Трумен разливает чай. — На службу вернешься? Вопрос кажется уместным. Трумену пятьдесят два года. Выглядит на сорок. В манерах особая неспешность — из-за нее впечатление, будто он законсервировал собственную если не молодость, то моложавость. Его реальный возраст стал мне известен пару лет назад, когда приятели устроили ему вечеринку по случаю юбилея. В пятьдесят два Трумен может спокойно уйти в отставку. Пенсия ему обеспечена. Он пожимает плечами. — Может, вернусь. А может, и нет. Пока не решил. Жизнь переменилась, и не к лучшему… — Сверлит меня взглядом. — Ты ведь не только для того приехала, чтоб извиниться. Я не отпираюсь. Я не в силах поднять глаза. — В чем дело, Мики? * * * Когда я, выдохшаяся, наконец замолкаю, Трумен хромает к двери, ведущей из кухни прямо в сонный сад. — С какого времени о Кейси нет вестей? — Пола Мулрони говорит — примерно месяц назад с ней общалась. Но она ведь может и напутать… — Давненько. На его лице появляется знакомое выражение. Так он смотрит, когда готов к преследованию. Когда готов распрямиться, словно пружина, и мчаться за правонарушителем. — Что еще тебе известно, Мик? — Кейси последний раз постила в «Фейсбуке» второго октября. На тот момент она встречалась с персонажем по кличке Док. На ее странице есть фото этого Дока. Или Доки. Трумен прищуривается. — Док, говоришь? — Вот и я тоже удивилась. — Гм. Док… — Ты, случайно, не слыхал о таком? Поразмыслив, Трумен качает головой. — Может, ты слыхал о Конноре Фэмизоле? Кажется, это его настоящее имя. — Как-как? Фэмизол? — переспрашивает Трумен. Вижу: ему смешно. — Ну да. А что такого? С детства не терплю шуток, которые понятны всем, кроме меня. — Мик, ты это имя из «Фейсбука» добыла? — уточняет Трумен. Киваю. Трумен хохочет. — Кличка это. «Друзья прежде всего» расшифровывается[16]. Он смотрит так ласково, смеется так снисходительно, что в груди у меня развязывается некий узел. В следующую секунду я тоже прыскаю. — Вот я бестолочь… А ты сразу просек. Один-ноль в пользу Трумена Дейвса. Он быстро серьезнеет. — Мик, а ты заявила куда следует о пропаже Кейси? — Нет. — Ну и чего ты ждешь? Молчу. Ничего я не жду, просто стыжусь сестры. — Никто не будет ее искать. Глянут в досье арестов — и задвинут дело подальше. — Ты, Мик, все-таки заяви в полицию. А хочешь, я Ди Паоло поспрашиваю? Майк Ди Паоло — Труменов приятель из Восточного убойного. Они вместе росли в Джуниате. Вообще Трумен, не в пример мне, компанейский. Когда мы работали в паре, он и меня пытался социализировать. Отрицательно качаю головой. — Не хочешь? Тогда хоть Эйхерну скажи. Нет, только не ему. Эйхерна в семейные проблемы посвятить — от одной мысли все внутри переворачивается. Особенно после сегодняшнего. После моего эпизода. Еще подумает, что у меня нервный срыв… — Трумен, сам рассуди: если я не займусь поисками сестры, кто вообще займется? Это верно. Мы, патрульные, — что-то вроде глаз у существа под названием «полиция». Ни сержантам, ни капралам, ни лейтенантам столько не открывается, сколько нам. Именно к нам люди обращаются с просьбой вернуть потерявшегося ребенка. Именно к нам бежит этот самый ребенок, бежит и кричит: «Найдите мою маму!» Трумен пожимает плечами. — Так-то оно так; но Эйхерну все равно сказать нелишне будет. — Ладно, — обещаю я. Вряд ли я выполню обещание; выходит, вру? — Врешь, — констатирует Трумен. Улыбаюсь. Он глядит в пол. И медленно произносит: — Есть один человек; он, пожалуй, знает этого Дока-Доку. — Кто такой? — Пока не заморачивайся. Я сам проверю. Надо же нам с чего-то начинать. — Нам? — У меня времени — прорва, — говорит Трумен, косясь на травмированное колено. Понятно, почему он ввязывается. Потому что, как и я, Трумен — человек азартный. * * * Следую совету Трумена, даром что все во мне этому противится.