— Лиле и Карлотте, — быстро отвечает Томас. И начинает подпрыгивать на диване. — Отлично. Завтра свяжусь с их мамами. А куда мы с тобой позовем Лилу и Карлотту? — В «Макдоналдс» с площадкой. Внутри что-то обрывается. Но уже через мгновение я беру себя в руки. — Здорово ты придумал. Томас имеет в виду «Макдоналдс» с закрытой игровой зоной. Это в Южной Филадельфии, Томас ходил туда с отцом. Год там не был. Как он вообще помнит про игровую зону? Томас накрепко сцепляет пальчики, устраивает ладошки под подбородком. Обычный жест, когда моего сына переполняют эмоции. — И ты мне купишь все, что я захочу, да, мама? — Разумеется. А ты будешь соблюдать меру, договорились? * * * Вскоре он засыпает прямо на диване. Уношу его в детскую, укладываю в постель. С этим у меня строго. Ребенок должен спать в своей постели. Без вариантов. Малышом Томас мучился от сильных колик, безутешно плакал целыми часами. Сердце разрывалось слушать этот плач. С самого начала инстинкт — первобытный, если не сказать животный — таился у меня во чреве; он и сейчас там, он не желает отпустить Томаса, цепляется за него когтищами, грозится свести на нет всю работу, которую я проделала с тех пор, как родился мой сын. Проще всего пойти у инстинкта на поводу — уложить Томаса к себе под бок. Но пособия по уходу за детьми на этот счет держатся единого мнения: никогда не берите малыша в свою постель. Во-первых, вы можете его случайно раздавить; а во-вторых, сформируете дурную привычку, с которой впоследствии вряд ли справитесь. Дети, которые спят в родительской постели, вырастают неуверенными, несамостоятельными, неспособными занять достойное место в мире. Еще прежде, чем Томасу исполнилось полгода, он у меня стал оставаться на ночь в отдельной комнате. Пока мы жили в Порт-Ричмонде, все было хорошо. Колики прошли, как я и предвидела; сын не страдал нарушениями сна, мы с ним оба просыпались бодрыми и полными сил. Но стоило переехать в Бенсалем, и все изменилось. Теперь с нарастающей частотностью Томас умоляет: «Мама, можно я буду спать с тобой?» Иногда среди ночи или утром я обнаруживаю его в собственной кровати — он прокрадывается, дождавшись, когда я усну, и сворачивается клубочком у моих ног. В таких случаях я непреклонна. Отношу Томаса в детскую, убеждаю, что ничего с ним не случится, и даже включаю ночник, купленный специально для его успокоения. До сих пор я считала свою линию правильной. Усомнилась недавно, пару месяцев назад, проснувшись не от плача даже — от какого-то щенячьего поскуливания в изножье своей кровати. Никогда ничего подобного не слышала. А потом детский голосок начал повторять: «Папочка. Папочка. Папочка». Я поднялась, на цыпочках обошла кровать. Томас спал, завернувшись в одеяло, точно звереныш. И разговаривал во сне. Я так и застыла. Время от времени мальчик подергивал ножками и ручками, как щенок, которому снится охота на кроликов. Выражение маленького личика менялось с удивительной быстротой: Томас улыбался, через несколько секунд хмурился, затем изумленно вскидывал бровки и морщил подбородочек. Не сразу я поняла, что он плачет. Коснулась простыни под его щекой. Простыня была мокра от слез. Я положила ладонь ему на лоб, потрясла за плечо. Пробормотала: «Томас, всё в порядке». Он не проснулся, и впервые в жизни я уложила его рядом с собой и стала гладить ему лобик — так делала моя мама. Проводила пальцем по мягким детским бровкам, пока Томас не затих. Тогда я отнесла его в детскую. Наутро он в подробностях пересказал ночной эпизод. — Это тебе приснилось, — заверила я. * * * Среди ночи обнаруживаю: прогноз оправдался. В фонарном луче видно: снег валит пышными хлопьями, засыпает подъездную дорожку. * * * Утром подскакиваю от треньканья телефонного будильника. Судорожно хватаю телефон, жму «Отменить». Экранчик высвечивает сообщение от Бетани — еще в шесть часов скинула. «Завалило по самое некуда. Не приеду». И грустный смайлик. У меня вырывается язвительное «Ну, спасибо!». Встаю, подхожу к окну. Кругом белым-бело. — Спасибо, Бетани, удружила! — повторяю я. За дверью шлепают Томасовы ножки. Мой сын стучится и входит, не дождавшись ответа. — Мама, что случилось? — Бетани в снегу завязла. Не приедет сегодня. Подозреваю, что дело вовсе не в снегопаде. Просто Бетани мстит за вчерашний выговор. С Томасом я этими соображениями не делюсь. — Ура! — ликует мой сын. Не сразу понимаю: он уверен, что раз няня не приедет, значит, с ним останется мама. — Нет, мне нужно на работу. Маленькое личико кривится. Беру его в ладони. — Прости, милый. Сейчас что-нибудь придумаю. Один ты не будешь. Времени в обрез. Опускаюсь на кровать. Что делать? Кому звонить? Томас пристраивает подбородочек у меня на плече — будто легонькая птичка уселась. — А с кем я буду, мама? — Пока не знаю. — Возьми меня с собой. На заднее сиденье. Улыбаюсь. — Нет, детям в полицейскую машину нельзя. Усаживаю его к себе на колени. Вдвоем мы прикидываем, кто бы мог нас выручить. * * * Скрепя сердце, набираю номер бабушки. Раньше она меня выручала, сидела с Томасом. Сейчас я не очень на это рассчитываю. Ба не отвечает. Что и требовалось доказать. Звоню бывшей приходящей няне, Карле. Она работает в страховой компании в центре. С сожалением Карла говорит, что их контору по случаю снегопада не закрыли. Последняя моя надежда — Эшли. Сотовый она не берет. Отправляю эсэмэску. В ожидании ответа кормлю сына завтраком. Поглядываю за окно. Снег все идет. А ведь я через такие сугробы не проеду. Придется браться за лопату. — Надевай сапоги, Томас! — командую я. * * * От физической работы настроение улучшается. В Порт-Ричмонде я занималась спортом. Недолго практиковала кросс-фит. Играла в футбольной команде. Знаю по опыту: три-четыре раза в неделю пропотеть как следует — это полезно. Нервы успокаивает. Сейчас на спорт нет времени. Вручаю Томасу лопатку — мол, помогай! Двадцать минут он толчется на одном пятачке, потом принимается строить снежный замок. У меня дело продвигается. Когда целых пять футов освобождены от снега, в дверях возникает миссис Мейхон. — Не нужно вам убирать снег, Мики. Вы не обязаны. — Зато хоть размялась. — Чак бы убрал. Ему карманные деньги не повредят.