И вот теперь, углядев знакомый автомобиль на стоянке полицейского участка, я вынуждена гнать воспоминания обо всех многочисленных случаях интимной близости, которые имели место между мной и Саймоном в салоне этого самого «Кадди». Паркуюсь неподалеку. Опускаю оба козырька. Не дай бог задремлю. Чтобы этого не случилось, я прихватила аудиокнигу. Буду слушать и неотрывно смотреть на входную дверь. Также у меня изрядный запас воды и сэндвичей. Только водой увлекаться нельзя, а то в туалет приспичит. Все утро народ так и снует туда-обратно; дверь хлопает, впуская или выпуская очередного сотрудника. Почти всех этих людей я вижу впервые. Пару раз мелькают мужчины, похожие на Саймона; вздрагиваю, чтобы в следующий момент понять: обозналась. В одиннадцать утра наконец-то появляется Саймон Клир. Он выходит из здания, смотрит налево, затем направо, в сторону Труменова «Ниссана», откуда я веду слежку. На нем стильное пальто и, наверное, костюм — я вижу серые брюки, начищенные до блеска черные туфли. Волосы зачесаны назад и приглажены гелем. Получив должность детектива, Саймон кардинально сменил стиль. Вот оно, началось. Улица сравнительно тихая — приходится дать ему тронуться с места в своей машине, прежде чем газануть самой. Куда собрался Саймон? Может, в Управление для допроса, для беседы с жертвой или свидетелем? Или у него обеденный перерыв уже наступил? Не рановато ли? Саймон катит к северу по Двадцать четвертой улице. Добравшись до Джексон-стрит, внезапно круто разворачивается и едет в обратном направлении, на юг. Возле Пассунк-сквер забирает вправо. Сейчас окажется на хайвее. Точно. Еду за ним. Кажется, я поняла, куда направляется Саймон. Я угадываю все его действия. Знаю, куда свернет, прежде, чем он выкручивает руль в соответствующую сторону. И все-таки каждый раз удивляюсь. Чему? А вот этому ощущению неминуемости. Саймон въезжает на автостраду 676-Ист, катит до развязки. Вот он уже на Аллегейни. Дальше я могла бы ехать с закрытыми глазами. * * * На районе сегодня оживленно. Ах да, ведь начало месяца. Народ оплачивает квитанции. Справа молодая женщина в отчаянии швыряет сумку оземь, скорчивается над ней, плачет в голос, не таясь. В одном квартале от Аве Саймон внезапно останавливается. Для конспирации приходится проехать вперед. Смотрю в зеркало заднего вида и не замечаю, что из переулка выруливает автомобиль. Чуть не полоснула по нему крылом. Судорожно сворачиваю на Аве, паркуюсь в первом попавшемся месте — напротив бесплатной столовой. Человек тридцать-сорок встали в очередь, ждут, когда заведение откроется. Выскакиваю из машины. Выглядываю: может, Саймон просек слежку? Может, решил проверить, что это за «Ниссан» и кто в нем? Саймона нет. «Кадиллак» пуст. Значит, успел выйти и скрыться в одном из трех направлений. Бегу к «Кадиллаку». * * * Что Саймон забыл в Кенсингтоне в это время суток? Приписан он к району Южная Филадельфия; значит, и вверенный ему участок — там же. Остается вероятность — небольшая, правда, — что Саймон работает под прикрытием. Но тогда зачем он так вырядился — костюм, пальто? По Кенсингтону подобные персонажи не разгуливают. Заглядываю в ближайший к «Кадиллаку» переулок. Пусто. Пробегаю полквартала, до следующего переулка. Пусто. Дальше, быстрее. Недешевое серое пальто как сквозь землю провалилось. И двери домов закрыты — все до одной. Проходит пять минут. «Оторвался», — думаю с досадой. Торможу в переулке под названием Клементайн. Здесь относительный порядок — дома опрятные, и всего пара заколочос. Чуть наклонившись вперед, упираюсь ладонями повыше колен. Трудно дышу. Злюсь на себя. Надо же — упустила! После такой напряженной слежки! Вот Трумен — тот не упустил бы. Годы работы в Армии спасения даром для него не прошли. Кого хочешь выследит. Поднимаю глаза. Оказывается, я стою прямо перед домом, который мне почему-то знаком. Может, я здесь арест проводила? Может, заглядывала сюда для проверки жилищных условий какой-нибудь семьи? Ищу зацепку. Вот она: лошадь с повозкой на входной двери. Такие нашлепки в Филадельфии каждую вторую дверь украшают. Но у этой лошади отломаны передние ноги. И мне снова семнадцать, я с Полой Мулрони стучусь в чужой дом, где последний раз видели мою сестру… Закрываю глаза. Всего на мгновение. Мгновения достаточно, чтобы вернуться в то лето, в тот день, когда вопрос — жива Кейси или нет — оставался открытым. Это после я узна́ю: да, на сей раз жива. На сей раз мне суждено ее найти. * * * Дверь открывается. От этого звука открываются и мои глаза. На меня таращится незнакомая женщина. Не она ли впускала меня в притон, к Кейси? У той волосы были черные; у этой — седые. Ну так ведь больше десяти лет прошло. Может, и она. — Тебе плохо? — спрашивает женщина. Мотаю головой. — Тебе что-то нужно? Не хочется деньги попусту тратить — у меня их негусто, — но эта женщина, пожалуй, что-нибудь заподозрит, если я скажу «нет». И потом: может, она владеет какой-то информацией… Может, помнит Кейси… Говорю «да», и меня впускают. В тот самый дом, где впервые умерла моя сестра. * * * Тогда здесь мебели почти не было. Люди, больше похожие на призраков, валялись, наверное, прямо на полу. Сейчас в доме тепло и на удивление чисто. Пахнет свежеприготовленной пастой. На стенах плакаты: Иисус, еще Иисус, Дева Мария, группа «Иглз» с чьим-то неразборчивым росчерком. Пол застелен аккуратными ковриками, и есть мебель — дешевая, зато новехонькая. — Садись, — приглашает женщина, указывая на стул. Ну и что делать? Впрочем, легенда созревает моментально. Мне нужен «Перкоцет»[24]. Столько, на сколько хватит двадцатки, что хрустит в моем кармане. Пожалуй, три колеса смогу купить. Хотя зависит от дозировки. Если женщина заподозрит, что я из новичков, — пожалуй, разведет меня всего на одно колесо. Разумеется, я его в грязь втопчу, как только выберусь отсюда. Получается, я готова заплатить целых двадцать долларов за информацию, о потенциальной пользе и достоверности которой понятия не имею… Отогреваю руки в карманах. Женщина исчезает в кухне, но быстро возвращается со стаканом воды. — На-ка, выпей. Что-то вид у тебя неважный. Беру стакан, пью. Жду. Похоже, я в этой женщине ошиблась. — Откуда ты про меня узнала? — спрашивает женщина. — Один приятель сказал, — выдавливаю я, помедлив. — Что за приятель? — Мэтт, — придумываю я. Мэттов в наших краях — через одного. — Значит, ты подруга Мэтти Б.? Славный парень! Киваю. — Пей, пей водичку-то. Послушно делаю еще глоток. — Ты сегодня еще не принимала? — допытывается женщина. — Н-нет. Первое слово правды. Становится стыдно. Услыхав, что я чиста, женщина кладет ладонь мне на плечо. — Вот и умница. Умница. Я тобой горжусь. — Спасибо. — Сколько уже дней ты воздерживаешься, милая? И тут я замечаю на стене, прямо над собственной головой, распечатку в рамочке — «Двенадцать шагов». Формат небольшой — увидит лишь тот, кто будет высматривать специально. Голова ближайшего Иисуса чуть наклонена к инструкции, будто Он тоже считает шаги. Интересно, это случайно получилось? Откашливаюсь. Сообщаю: — Три дня. Женщина кивает со знанием дела.