Часть 77 из 83 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Извините… — мямлю я. Спохватываюсь, бегу за ней.
— Постойте! Можно вас спросить?..
Женщина останавливается спиной ко мне, медлит обернуться.
— Вы не видели Кейси? Или Конни? Или Дока?
Свет почти не проникает в боковой неф, где мы находимся. Лицо женщины едва различимо. Но хорошо видно, как она напрягается при звуках названных мною имен. Мне достается подозрительный взгляд.
— Наверху поищи, — советует женщина, кивнув на темный дверной проем. Сама дверь снята с петель, стоит, прислоненная к стене. В проеме угадывается лестница.
Начинаю подъем. Теперь голосов из главного зала почти не слышно. Не знаю, куда иду. С каждым шагом воздух все холоднее. Освещаю путь сотовым телефоном. Боковым зрением вижу: кто-то копошится с обеих сторон. Мыши, наверное, а может, тараканы. Или просто многолетняя пыль.
Лестница покрыта полугнилым ковром, что позволяет передвигаться беззвучно. Считаю ступени. Двадцать. Сорок. Лестничная площадка. Дверь. Я ее подергала, приложилась к ней плечом. Дверь не поддалась.
После шестидесятой ступени в лестничный колодец вливается порция слабого света. Двустворчатая дверь с двумя слепыми квадратами — наверное, в них были витражи. Ну да — они-то, разбитые вдребезги, и хрустят у меня под ногами. По ту сторону слышны голоса.
Надавливаю на дверную ручку. Не заперто.
Я — на самом верху. На открытом воздухе. И первая, кого я вижу, — Кейси.
Она прислонилась к парапету высотой до пояса. Парапет по периметру защищает площадку, где раньше был колокол. Спиной ко мне, глядя на Кейси, стоит Коннор Макклатчи. Есть здесь и еще один мужчина — и он тоже пока меня не заметил. Понятно: забрались на верхотуру, чтобы потолковать без свидетелей.
Ловлю взгляд сестры.
Еще прежде, чем тот, второй, оборачивается, я узнаю́ его. Это Лафферти. Лысая голова, характерная осанка, высокий рост, легкая сутулость — проблемы с позвоночником, как мне помнится из болтовни Эдди.
Ладонь сама ложится на рукоять пистолета. В следующую секунду он выхвачен и нацелен на Лафферти.
— Руки вверх!
Тон — рабочий. Полицейский. Вынесенный из детства, позаимствованный у Кейси, Полы и остальных девчонок, с которыми я росла. Резкий, командный тон. Здорово пригождался этим девчонкам в школе, на работе, да и вообще. А что, если и они его усвоили не от хорошей жизни?
Мужчины — оба — резко разворачиваются. Я не ошиблась. Это Лафферти и Макклатчи. Причем Лафферти не сразу меня узнаёт, не в первую секунду. Я ведь в штатском. Я выпадаю из контекста. Утром я не успела принять душ, взгляд у меня дикий, несвежие волосы кое-как собраны в пучок. Я измотана и напряжена.
— Какие люди! — Лафферти вымучивает улыбку. Послушно поднимает руки. — Да неужто это Мик?
— Руки вверх, кому сказала!
Коннор Макклатчи наконец-то повинуется.
— Отошел от нее, Макклатчи! — продолжаю я.
Слишком близко он стоит к моей сестре — на расстоянии вытянутой руки. Не знаю, сколько футов до нефа, но рисковать сестрой не собираюсь. А Кейси-то! Зачем к парапету прислонилась? Как не понимает? Внизу шаги, покашливания, голоса слились в невнятный, не поддающийся расшифровке гул.
— Куда отходить-то? — бурчит Макклатчи. Кажется, при прошлой встрече он таким тощим все же не был.
— Куда хочешь. Вон, напротив стань.
Эдди Лафферти продолжает склабиться, будто выискивает причины — зачем я пришла; будто причины могут быть пикантными. Будто мы четверо можем быть как-то связаны.
— Мики, ты что — тоже под прикрытием? — выдает Лафферти.
Не отвечаю. Глаза бы на него не глядели. Но и выпускать его из виду нельзя. Ни на мгновение. Я растеряна — на ком сфокусироваться? На Лафферти? На Макклатчи? Кейси стоит за спиной Лафферти. Вдруг понимаю: она пытается что-то сказать мне одними губами.
Сосредоточиваюсь. Кейси чуть заметно кивает в сторону Макклатчи. Губы продолжают двигаться, но слов я не разбираю. «Он…» Он — что? «Я».
Пока я занята расшифровкой, Лафферти напружинивается — так поступают полицейские перед тем, как броситься в погоню. Бросается — не в погоню, конечно, а на меня. Валит на пол. Выбивает оружие. Пистолет разражается выстрелом. Пуля расколола плитку в потолке, пистолет скользит по гнилому ковру.
Внизу, в нефе, замирает женский крик. Дальше — тишина.
Лафферти навис надо мной, ногами взял меня будто в клещи.
Макклатчи отделяется от парапета, перехватывает мое оружие.
Не рискую шелохнуться. Едва дышу. Из этого положения хорошо виден свод колокольни. Видно даже, куда угодила пуля. Вон, в тусклом луче оседает пыль — это кусок штукатурки отвалился. Потолок, некогда выкрашенный небесно-голубой краской, неумолимо облезает. В углу притулилось птичье гнездо.
Эхо выстрела до сих пор отдается в ушах. Если б не оно, тишина в Соборе была бы гробовая.
Перед мысленным взором встает Томас. Что с ним будет, если я умру прямо сегодня? Получается, я недалеко ушла от своей матери. Мы обе зависимы, различие только в природе зависимостей. Наркотическую легко выявить и осудить — а такую зависимость, как моя, не сразу определишь. Впрочем, она не менее пагубна. Ибо имеет отношение к уверенности в собственной правоте, которую называют еще воображаемым представлением о себе — или гордыней.
С запоздалым, бесполезным раскаянием думаю: «Прости меня, Томас, прости, сынок… Как жаль с тобой расставаться!»
Несколько секунд проходят в тишине. Макклатчи, завладевший пистолетом, держит его как-то странно — наверное, впервые в жизни. Пожалуй, сам не ведает, что творит. Этим можно воспользоваться. Пока я размышляю, как именно, Макклатчи командует, обращаясь к Лафферти:
— На колени!
Тот смотрит недоуменно, однако повинуется.
— Руки держи так, чтоб я их видел, — продолжает Макклатчи. Косится на меня, уточняет: — Я правильно делаю?
Приподнимаю голову. Здорово лбом стукнулась. До сих пор в глазах двоится. И шея ноет.
— Вставай давай, — говорит мне Макклатчи.
Кейси поспешно кивает. Со скрипом поднимаюсь.
Макклатчи делает что-то непонятное — не спуская с мушки Лафферти, боком придвигается ко мне. Вот мы стоим плечом к плечу. Макклатчи возвращает пистолет.
— Ты с ним получше обращаться умеешь. А я не знаю, с какого конца пули выпускать.
Едва я беру пистолет, Макклатчи закладывает руки за голову, одновременно выдохнув с облегчением. Шагает к самому краю, облокачивается, озирает окрестности.
Кто-то идет. Снизу слышны шаги. Одно напряженное мгновение не знаю, куда направить пистолет — на люк или на Лафферти. Появляются вооруженные Ди Паоло с Нуэном.
— Бросьте оружие, Мики, — мягко произносит Ди Паоло. Повинуюсь. Ничего не понимаю. В течение секунды кажется, что это Лафферти вызвал подкрепление — значит, объяснить, что я забыла на колокольне, будет гораздо труднее.
— Лафферти опасен, — говорю я.
Тот начинает оправдываться, но тут подает голос Кейси.
— Вас Трумен Дейвс вызвал? — спрашивает она Ди Паоло и Нуэна.
— Это еще кто? — возмущается Ди Паоло.
Они с Нуэном по-прежнему стискивают пистолеты, по-прежнему держат нас на мушке. То-то, наверное, неожиданно прозвучало для них имя «Трумен Дейвс».
* * *
Нуэн с Ди Паоло вызывают подкрепление. Нас — меня и Кейси, Лафферти и Макклатчи — рассаживают по разным фургонам и везут в отделение. Там имеет место допрос.
Нуэну и Ди Паоло я выкладываю всё. От начала до конца. Без утайки. Рассказываю о своих отношениях с Клиром. О Кейси. О Томасе. О Лафферти — по собственным наблюдениям и со слов Кейси. Рассказываю о Трумене, о своем заблуждении насчет него. Я говорю правду и только правду — впервые в жизни. Выслушав, Нуэн и Ди Паоло удаляются.
* * *
Прошло уже несколько часов. Вдруг осознаю, что ужасно голодна. Что мне срочно нужно в туалет. Что никогда в жизни я не испытывала такой жажды. Ерзаю на стуле. Вот оно как бывает — когда тебя допрашивают, а не сама ты допрашиваешь.
Наконец появляется Ди Паоло. Вид у него измотанный. Он мрачно кивает, руки держит в карманах.
— Вина установлена. Это он. Лафферти.
Ди Паоло протягивает распечатку — фото молодой женщины. Улыбающейся, в миленьком платье.
— Знаете ее, Мики?
Несколько секунд — и память уносит меня в октябрь минувшего года, на Трекс, к бревну, за которым была обнаружена первая жертва. Рядом с ней — об этом жутко думать — Эдди Лафферти. Лицо женщины искажено болью. Красные точки вокруг глаз — признаки жестокой насильственной смерти. Как тогда отреагировал Лафферти? Бесстрастно. С оттенком брезгливости.
— Кто это, Майк?